Вячеслав взял одну из листовок, с одной стороны которой сверху крупными печатными буквами было написано: «ПРОПУСК». Дальше следовало обращение к бойцам РККА на русском языке:
«Этот пропуск действителен для неограниченного числа бойцов, командиров и политработников Красной Армии. Германское командование…»
Продолжать чтение немецкой агитки Вячеслав не стал, брезгливо перевернул листовку. На обратной стороне химическим карандашом мелким убористым почерком было написано четверостишье.
В потемках светлячки искрятся
И светит бледная луна.
Мне б на нее полюбоваться,
Но некогда – идет война.
Скворцовский положил лист на стол, потер ладонью лоб, тихо выдавил:
– Вот дурак!
– Дурак и не только. За хранение этих бумажек ему придется заплатить дорогую цену. Что самое интересное, Горбунов рассказал, что одну из листовок он дал Баулову. Тот был в наблюдении, когда немцы их разбросали, а потом мы их уничтожили. Как оказалось, не все. Вот Баулов и попросил одну у Горбунова для самокрутки, видимо, он ему и напел, что в наступлении долго не живут. В разведчики, я так думаю, он тоже пошел не зря, а чтобы к немцам уйти. Корешей своих, бывших зэканов Язовских и Жлобина, он к тому же готовил, но что-то у него с ними не срослось. Об этом они сами мне и поведали. Сомнений в том, что Баулов перешел на сторону немцев, у меня нет.
– Почуял, что скоро в наступление идти, можно и погибнуть! Жить хотел, сука! – выругался Скворцовский.
– Он-то, может, и сука, но за него, я полагаю, спросят и с тебя, и с лейтенанта Сучкова, и с капитана Матошина, а ведь Арсения Валерьяновича, насколько мне стало известно, собирались в ближайшее время повысить в звании и перевести в отдел контрразведки Смерш. Так что неприятности на него свалились и по твоей вине. С меня тоже спросят, почему у командира отделения сержанта Скворцовского люди на задании пропадают, и это не в первый раз, а заодно могут поинтересоваться, почему я тебя выгораживаю? Так вот делаю я это не из-за любви к тебе, Скворцовский, а из-за большого уважения к капитану Матошину, которому многим обязан, в том числе и отправкой на фронт. Так что скажи ему спасибо, иначе я бы тебя… – Осипович махнул рукой. – Ладно, иди, если еще понадобишься – вызову, и запомни, коли в этот раз и пронесет, то в следующий раз пощады не жди.
Скворцовский запомнил наставления, которые дал ему перед допросом капитан Арсений Матошин: «Когда-то мой учитель, товарищ Юн Ван, который участвовал в восстании боксеров в Китае и помогал нам бороться с контрреволюцией, говорил, что надо уметь управлять своими чувствами, а еще один мой наставник, казак Егор Анисимович Овчинников, велел терпеть, чтобы стать атаманом. Надеюсь, что ты проявишь терпение и сможешь справиться со своими чувствами». Памятуя о них, он решил промолчать. Видимо, не зря. Фарт и в этот раз был на стороне бывшего осужденного. Взятый разведгруппой унтер-офицер дал ценные сведения, Вячеслав отделался строгим порицанием и был лишен возможности получить заслуженную медаль «За отвагу». На время отклонили присвоение очередного звания и назначения в отдел контрразведки Смерш и капитану Матошину. На этот раз неприятности обошли их стороной. Обошли они и красноармейца Жлобина, а вот Язовских и Горбунова бойцы из Смерша увезли в неизвестном направлении на следующий день после допроса Скворцовского. Позже перед строем был зачитан приказ, который гласил, что они отданы под трибунал…
Войны без беды, как и без смерти, не бывает. Пришла она и за старшим лейтенантом Сучковым. Сведений об огневых точках противника, добытых разведчиками, оказалось крайне мало, так же, как и времени до начала наступления. Поэтому было принято решение провести разведку боем, называемую в армии «разведка смертью», за которую особо ратовал старший лейтенант Сучков. Ему же и пришлось возглавить взвод разведчиков в составе стрелкового батальона под командованием давно знакомого Вячеславу Скворцовскому капитана Терехина, осуществлявшего силовую разведку.
Разведка боем, как и следовало ожидать, не прошла без потерь, особенно большими они оказались в батальоне Терехина, взвод разведки потерял пятерых ранеными и троих убитыми, в том числе и старшего лейтенанта Сучкова. Скворцовский видел, как осколок прервал его крик, влетев в грудь, он видел, как взводный бился в конвульсиях, извергая изо рта кровавую пену, видел, как стекленели его глаза. Ценой крови сведения об огневых точках противника были добыты, а на следующий день, к большой радости Скворцовского, Михаила Авдейкина и Мансура Алабердыева, командовать их взводом был назначен вернувшийся в звании младшего лейтенанта, после излечения в госпитале и окончания ускоренных курсов подготовки командиров, Николай Новиков. Еще через день началось наступление.
Снова полуторачасовая артиллерийская и авиационная подготовка, снова атака, снова кровь и гибель товарищей, и снова неудачная попытка прорвать линию обороны немцев. Дивизия продвинулась лишь на несколько километров и была остановлена противником. Однако причины для радости у бойцов были, ведь им стало известно, что действия их армии способствовали тому, что гитлеровцы не смогли перебросить часть сил на Курскую дугу, где происходило одно из решающих сражений, которое закончилось победой Красной армии, но об этом разведчикам предстояло узнать чуть позже…
Глава четырнадцатая
Весь август части дивизии наносили вспомогательные и отвлекающие удары по противнику и готовились к крупному наступлению. Накануне начала сентября были усилены разведка и наблюдение за неприятелем. Штабу снова нужны были сведения, а отделению Скворцовского предстояло осуществить поиск, чтобы их добыть.
Ежедневные наблюдения за неприятелем показали, что немцы, опасаясь наступления русских и проникновения их разведгрупп ночью и в предутренние часы, усиливают численный состав на передовых позициях, а ровно в девять часов утра пунктуально отводят солдат на отдых, оставляя в траншеях и у пулеметов дежурных. Этим и решили воспользоваться разведчики. Действовали по заранее продуманному плану. Разведывательный поиск предстояло провести днем, имея перед собой минное поле, две линии проволочных заграждений «Спираль Бруно» и два дзота, находящихся в двухстах метрах друг от друга, между которыми расположился блиндаж командно-наблюдательного пункта. Он-то и был главной целью.
Ночью саперы из подгруппы проделали проходы в минном поле и проволочном заграждении. Дождавшись их сигнала, разведчики, оставив с саперами Жлобина, стали по двое пробираться через проходы ближе к позициям немцев и скапливаться в двух воронках, от которых до траншей оставалось чуть больше пятидесяти метров. В каждой воронке собралось по шестеро бойцов. У каждой шестерки была своя цель, но пока оставалось терпеливо любоваться серебристым диском луны на усеянном звездами небе, слушать пронзительное пение сверчков, стрекот кузнечиков и голоса немецких солдат…
Время шло, наступил рассвет, солнце поднималось все выше, заливая землю теплом и светом. Скворцовский глянул на часы. «Без пяти девять. Надо подождать еще час, пока большую часть немецких солдат по ходам сообщения уведут на отдых в блиндажи во второй линии траншей, и когда они, усталые, уснут сладким и крепким сном, а дежурные, не ожидающие подвоха с нашей стороны днем, потеряют бдительность, настанет время действовать». Оно тянулось, как смола, а ведь их могли обнаружить в любую секунду… Без пяти десять. Пора. Чтобы действовать наверняка, одна шестерка разведчиков, возглавляемая командиром взвода младшим лейтенантом Новиковым, поползла в сторону дзота слева от блиндажа, вторая, которой командовал Скворцовский, к пулеметной площадке в десяти метрах от командно-наблюдательного пункта противника. Перед траншеей шестерка Вячеслава разделилась. Подгруппа из трех человек во главе с командиром отделения сместилась к блиндажу, а Мансур Алабердыев и Погорельцев вместе с Авдейкиным подползли к траншее рядом с пулеметной площадкой.
Пулеметчики мирно сидели на металлических ящиках для пулеметных лент и пили эрзац-кофе. Один из них, плотного сложения ефрейтор без головного убора, с рыжеватой щеточкой усов под носом, выпучил глаза и поперхнулся, когда увидел внезапно возникших перед ним в траншее русских разведчиков. Его напарник, с погонами рядового, сидел к разведчикам спиной и увидеть их не успел: Авдейкин ударил его ножом снизу под левую лопатку, зажав рот немца ладонью. Резко выдернув нож, он повалил солдата вермахта на спину и нанес повторный удар в сердце. Следующий за ним Алабердыев бросился на ефрейтора. Пулеметчик, вставая, плеснул ему в лицо горячим кофе и попытался закричать. Крику помешала выбитая челюсть: Алабердыев успел увернуться от порции бодрящего эрзаца и нанести удар кулаком в лицо ефрейтора. Опрокинув немца, Мансур навалился сверху и закрыл рот противника предплечьем. К нему на помощь пришел Погорельцев.
Дежуривший у входа в блиндаж немец заметил появление разведчиков в траншее, но предупредить сослуживцев не успел. Нож Скворцовского заставил его замолчать. Приказав двум разведчикам остаться у входа в блиндаж, Скворцовский, вместе с пришедшими на помощь Авдейкиным и Алабердыевым, ворвался внутрь.
В блиндаже находились четверо вояк вермахта. За деревянным столом, разглядывая бумаги при свете лампы, сидел белобрысый лейтенант, напротив, у полевого телефона, молодой ефрейтор в круглых очках. Позади них на деревянных нарах лежал седоватый фельдфебель. Рослый унтер-офицер стоял у смотровой щели рядом с перископом. Появление разведчиков застало их врасплох. Первым опомнился рослый унтер-офицер. Он кинулся к автомату, висевшему на гвозде на стене у входа, но напоролся на нож Авдейкина. Сам Мишка едва не получил пулю от белобрысого лейтенанта. Вскочив из-за стола, офицер выхватил из кобуры пистолет «вальтер», но прицелиться в Авдейкина не успел. Скворцовский кошкой бросился на офицера, выбил пистолет из руки, повалил на земляной пол и нанес три удара ножом, не упуская из вида впавшего в ступор ефрейтора. Побледневший ефрейтор сидел с поднятыми руками. Из-за круглых стекол очков на Вячеслава смотрели полные ужаса серые водянистые глаза. Скворцовский встал, готовый прийти на помощь Мансуру Алабердыеву, душившему на сгибе руки фельдфебеля, но Авдейкин уже был рядом с товарищем и помогал скручивать немца. Скворцовский подобрал с пола вальтер, сунул за пояс, посмотрел на Алабердыева.