Снаряды перепахивали окраину села, разрушали оборонительные сооружения, смешивали окровавленные человеческие тела с землей. Вокруг все вспыхивало, дымилось, громыхало. Скворцовский чувствовал, как сама земля вздрагивает, будто по ней несется лавина огромных камней, слышал грохот разрывов, свист пуль, крики и стоны раненых. Ему хотелось зарыться глубже в землю, но он знал, что цепи вражеских солдат не стоят на месте и их надо остановить. Вячеслав высунул голову из траншеи.
Несмотря на минные поля и огонь разведчиков, немецкие пехотинцы, часто постреливая, пригибаясь, перебежками, упрямо приближались к позициям. Вячеслав взглянул направо, там, в пяти метрах от него, находилось прежде оборудованное немцами пулеметное гнездо. Трофейный «косторез» не стрелял. Изуродованные взрывом тела двух пулеметчиков лежали рядом. Скворцовский бросился к гнезду. Сзади прогремел взрыв. Поток горячего воздуха ударил в спину, бросил на дно траншеи, комья земли посыпались сверху, больно ударяя по телу. В ушах Вячеслава пронзительно зазвенело, сознание погрузилось в полусон, время замедлилось. Сколько его утекло после взрыва, он не представлял. Бой слышался ему будто со стороны. Издалека донесся до него и голос Авдейкина.
– Славка! Славка! Скворец!
Руки друга тормошили его за плечи. Скворцовский открыл глаза, сел, помотал головой. Движение отозвалось болью. Вячеслав обхватил голову руками, с силой сдавил, затем похлопал себя по ушам. Звон в голове уменьшился, слух вернулся, а вместе с ним и осознание происходящего.
Теперь он явно слышал Мишку Авдейкина и прерывистый голос Мансура. Алабердыев лежал в трех шагах от него с окровавленными ногами и, хватая за руки сидевшего возле него Жлобина, просил:
– Убей меня! Убей, Захарка! Больно!
Жлобин успокаивал:
– Потерпи, браток, немецкую атаку отобьем, окажем тебе помощь.
Вячеслав вскочил на ноги, огляделся, насколько позволял густой едкий дым. Танки, боясь поразить свою пехоту, подошедшую к позициям в некоторых местах на расстояние до полусотни метров, обстрел прекратили. Они сделали свое дело. Три орудия, включая и одно не действующее трофейное, были разбиты. Досталось и минометчикам. Ферма превратилась в груду развалин. Скворцовскому показалось, что на позициях не осталось живых, однако стоило немцам сделать к ним последний рывок, как из, казалось бы, разрушенных траншей, окопов и фермы раздались частые выстрелы и треск пулеметных очередей. Немцев это не остановило. Скворцовский заметил внизу несколько отступающих красноармейцев. Крик «Ура!» заставил его бросить взгляд в сторону села. Оттуда, со стороны церкви и казармы приближался бронеавтомобиль с двумя десятками бойцов. Половина из них, судя по потрепанному обмундированию и отсутствию ремней, были освобожденные военнопленные, по всей видимости, снятые с участка старшины Горелова. Это был резервный отряд под командованием Матошина. Вячеслав различил его среди бегущих красноармейцев, но следить за тем, как будет происходить бой на позициях внизу, ему было некогда. Два десятка немецких солдат стремительно взбирались по склону холма вместе с легким танком. Украшенная крестами бронированная машина, резво перебирая траками, мчалась к траншее немного левее пулеметного гнезда. Жлобин хрипло крикнул, указывая на танк:
– Командир! Танк справа!
Скворцов скрипнул зубами.
– Вижу. Лихо скачет, сволочь, ишь, морду задрал!
– Сейчас я ему по этой морде! – Авдейкин, чертыхаясь, схватил две противотанковые гранаты из ниши рядом с пулеметом, побежал по траншее.
Скворцовский, срывая голос, крикнул:
– Авдейкин! Мишка! Назад!
Мишка продолжал бежать. Вячеслав, понимая, что его не остановить, как невозможно остановить иным способом вражеский танк, бросился к пулемету.
– Огонь по пехоте!
Взрывы гранат, автоматный и пулеметный огонь разведчиков заставил немецкую цепь залечь, но он не смог остановить танк. Его остановил Мишка Авдейкин. Когда металлическая махина заехала на траншею, он швырнул гранату и бросился на дно траншеи. Танк остановился, но не остановился Авдейкин. За первой гранатой последовала вторая. Взрыв внутри бронированной машины колыхнул воздух. С танком было покончено. Оставшись без его поддержки, немецкие пехотинцы стали скатываться с холма, оставляя на склоне убитыми и ранеными половину своих бойцов. В отделении Скворцовского в живых осталось пятеро, считая и Алабердыева с перебитыми ногами. Вячеслав обратился к Погорельцеву:
– Иван! Бери Мансура, тащи его в казарму, здесь он долго не протянет, а там санинструктор должен быть.
Когда Погорельцев утащил Мансура, Скворцовский обратился к оставшимся Авдейкину и Жлобину.
– Такие вот дела, ребята… Если немцы снова пойдут в атаку, то долго мы не продержимся, однако и приказа оставлять эту высотку у нас не было, а значит, будем стоять до конца. Надеюсь, вы понимаете, если немцы сюда доберутся, то все село окажется под их огнем. Поэтому приказываю собрать все имеющееся у нас оружие и боеприпасы и занять позиции. Я в центре, Муха левый фланг, Жлоба на правом. А теперь давайте прощаться. Возможно, что следующей атаки немцев нам не пережить.
Первым бросился к Вячеславу Михаил:
– Славка! Ты запомни! Ты мне всегда братом был!
Скворцовский стиснул щуплого Мишку в крепких объятиях, к ним подошел Захар Жлобин:
– Простите, ребята, если что не так было.
Только стае хлопотливых скворцов были видны трое обнявшихся солдат, стоящих в молчании, среди мертвых тел, в траншее на вершине холма. Они разошлись также, молча, молча изготовились к бою, прекрасно осознавая, что он может быть последним. Скворцовский попрощался не только с Авдейкиным и Жлобиным, вспомнил он и Матошина и Зинаиду, с которой так и не успел как следует познакомиться. С грустью подумалось о том, что настоящей любви у него за всю его короткую и, как он считал, никчемную жизнь так и не случилось. Слух уловил звуки губной гармоники слева. Мишка Авдейкин выводил на трофейном, добытом во время разведпоиска музыкальном инструменте «Чижика-пыжика». Муха, как всегда, не терял самообладания и не унывал в самых отчаянных ситуациях. Скворцовский улыбнулся. Крик Жлобина заставил его посмотреть направо.
– Командир! Танки обходят!
Только сейчас он обратил внимание, что танки и самоходки начали разворачиваться и обходить село справа по желто-бурым полям. За ними последовала часть пехоты. Еще одна группа пехотинцев стала обходить село слева со стороны ерика. На смену бронетехнике по дороге подходила артиллерия. Немцы сноровисто готовили орудия к бою.
«Вот и все. Сейчас возьмут в колечко, долбанут из пушек – и хана нам!» Мысль сержанта прервал грохот со стороны, где были расположены позиции взвода младшего лейтенанта Ревунова. Скворцовский обернулся. Один из немецких танков нарвался на поставленную перед их появлением мину. Бронетехника врага остановилась. Этим воспользовался замаскированный Т-34. Грянул выстрел орудия, затем второй. Следующая за подорвавшимся танком «пантера» загорелась. Немцы открыли ответный огонь. Полыхнула подбитая «тридцатьчетверка». Три танка, несмотря на возможность подорваться на минах, устремились на позиции Ревунова. Наперерез им выскочил из засады объятый пламенем Т-34. Немецкий танк увернуться от нее не успел, зато его сослуживец успел довести свой «тигр» до траншей. Дальше он пройти не смог. Третий танк на рожон не полез, а счел за благо, отстреливаясь, отступить и спешно присоединиться к колонне танков и самоходок, обтекающих село с южной стороны. Скворцовский прислушался. Теперь бой шел и с северной стороны. Продержится ли старшина Горелов с разношерстным взводом освобожденных военнопленных? Время шло, немцев на дороге и вокруг села становилось больше, а помощи все не было. Вячеслав подумал: «Если наступление дивизии застопорилось, тогда нам конец!». Раскатисто громыхнул первый залп. Второй немцы произвести так и не успели. В небе появились краснозвездные самолеты. Пришла пора немецким артиллеристам искать спасения.
Отработав по дороге и артиллерийской батарее, группа штурмовиков ушла на восток. Ее сменила вторая. Она пролетела на запад к станции. Вскоре там раздались взрывы бомб. Скворцовский заметил, что действия немцев изменились, они не пытались взять высотку, ворваться в село и закрепиться, а бросая технику, спешили уйти на запад по бездорожью. Вячеслав понял, что шум боя слышался не только на окраинах села, но и на востоке, совсем рядом. Он видел, как фонтаны взрывов появились на дороге среди отступающих немецких колон, за ними на дороге появились «тридцатьчетверки». Немецкие солдаты бежали от бронированных машин, поднимали руки, падали на колени. Скворцовский устало опустился на дно траншеи, подрагивающими пальцами свернул самокрутку, закурил, посмотрел, как сизый дымок поднимается к небу. Капля упала на лицо. В пылу боя он не заметил, как небо заволокло свинцовыми тучами. Подставляя испачканное кровью, грязью и сажей лицо дождевым каплям, подумал: «Живой!»
Глава семнадцатая
Скворцовский вошел в сопровождении Авдейкина и Жлобина в полумрак коридора казармы, где принимали раненых. Из комнат доносились их стоны. Где-то здесь должны были находиться капитан Матошин и Мансур Алабердыев. Проходя мимо одной из комнат, он услышал знакомый голос. Заглянув в нее, Скворцовский увидел Зинаиду. Девушка хлопотала возле раненого. Вячеслав, прислонившись к косяку, терпеливо ждал, любуясь ее красотой. Девушка подняла глаза, увидев его, вздрогнула от неожиданности:
– Вячеслав!
– Я.
Зинаида подошла, встревоженно спросила:
– Вы ранены?
– Нет. Как вы здесь оказались?
– Мы отвели всех в балку, а потом я вернулась с двумя женщинами, одной местной и одной из тех, кого должны были угнать в Германию. Она врач. Мы стали помогать санинструктору принимать раненых. Здесь рядом у церкви стреляли, два раза рядом взорвались снаряды. Было очень страшно. Потом сюда приехали наши танки, а позже появились военврачи и санитары. Тогда стало легче. Раненых много, убитых. Я боялась, вас тоже…