– Молодец, Слава, правильно думаешь. Главное, чтобы дружки твои бывшие тебя с пути истинного не сбили.
– Теперь не собьют, я на этот путь крепко встал.
– Ну, вот и ладненько. Значит, будем действовать, как задумали.
На фронт Арсений Матошин и Вячеслав Скворцовский пошли вместе. Это случилось через два месяца после их встречи. Все это время Вячеслав жил у Матошина и работал на заводе, пока в один из дней середины сентября Арсений не встретил его после работы с серьезным видом и словами:
– Настал, Вячеслав, видимо, и наш час с фашистами силой помериться. Мы стремились на фронт, а он сам приблизился к нам. Все-таки дошли эти сволочи до Волги. Сегодня пришло сообщение, что немцы ворвались в центр Сталинграда. Такие дела. Если так будет продолжаться, то они и к нам скоро нагрянут, а чтобы этого не произошло, в нашем городе решено сформировать полк, который, по моим сведениям, вскоре будет отправлен на оборону Сталинграда. Хочу тебе сообщить, что моя просьба по отправке на фронт наконец-то была удовлетворена, и меня назначили в формируемый полк помощником начальника штаба по разведке. Наверное, учли мой опыт и то, что мне присвоили капитанское звание. Взводом пешей разведки, под моим началом, будет командовать хорошо известный тебе, ныне уже в звании лейтенанта, Осипович Александр Савельевич.
– Тот меченый, со шрамом, которого я на землю уложил и без пушки оставил, когда от магазина когти рвал.
– Он самый. Александр у нас парень боевой. Как и я, служил в войсках пограничной охраны. На службе в милиции себя проявил, на преступника вооруженного ножом без оружия ходил.
– Видать, он ему отметину пером на портрете и оставил.
– Так и есть, только вот бандита он тогда все-таки задержал. Но сейчас не о нем речь. Вот что сказать хочу. В квартиру я тебя прописал и твои права на нее оформил, так что, если вдруг со мной что случится, она твоя. Так получилось, что родственников у меня больше нет, сам знаешь, без семьи живу, так что…
Вячеслав фыркнул.
– Да ты что, дядя Арсений, помирать раньше времени собрался?
– На войну собираюсь, не на прогулку, но это не все. Знаю, что твои руки нужны здесь, на заводе, но понимаю и то, что удерживать тебя в тылу бесполезно, а поэтому предлагаю воевать в одном полку. Но прежде подумай…
Скворцовский договорить не дал:
– Я согласен. Вместе, в разведке.
– Раз согласен, значит, завтра же поговорю о тебе в военкомате.
– Это хорошо, только… – Вячеслав запнулся.
– Говори, чего мнешься, или передумал?
– Не передумал. Хочу за кореша слово замолвить. Он свой срок отмотал, сейчас на воле гуляет. Михаилом Авдейкиным зовут.
Матошин усмехнулся.
– Знаю такого, Мухой кличут. Думается мне, что это он, когда мы малину вашу накрыли, скрыться смог.
– Какая теперь разница. Его родители после смерти матери меня к себе взяли, вы их знаете, и в интернате он после их ареста вместе со мной воспитывался. Недавно встретил его, покумекали мы по-свойски. Дотямал я, что он за прежнее ремесло собирается взяться. Я ему толкую, мол, твои ровесники идут против немцев, а ты их мамаш ошманываешь. Сказал, что на фронт собираюсь, тогда он вместе со мной подвязался идти. Говорит, куда ты, туда и я. Я его бросить не могу, он мне как братишка.
Матошин согласно кивнул.
– Что ж, если ты за него поручаешься, то так и быть, замолвлю за него слово.
Арсений слово за Михаила замолвил. Через неделю Авдейкина и Скворцовского зачислили в полк. Вскоре им выдали обмундирование и оружие. Их, как они и хотели, взял к себе в разведку капитан Матошин. Друзей определили во взвод к лейтенанту Александру Осиповичу, чему он был не очень рад, впрочем, как и они. Лейтенант в разговоре с Матошиным не утерпел, посетовал на их присутствие в полку:
– Это как же так, Арсений Валерьянович, урки и милиция в одном ряду.
– Война, лейтенант, всех уравняла, да и разве это плохо? Плохо, что они на правильный путь встали и пошли Родину защищать? Или лучше бы было, если бы эти ребята воровали, грабили и убивали? А если в них еще от прошлой жизни дерьмо осталось, так ты, как командир, их перевоспитаешь.
– Я не урок перевоспитывать, я воевать иду.
Матошин нахмурил брови, строго изрек:
– Не забывай, Александр, что ты комсомолец и кандидат в партию, а главная цель партии – это создание коммунистического общества, в котором не должно быть преступников. Так что перевоспитывать тебе их все-таки придется.
– Не всякого перевоспитаешь. Кто знает, какое у них нутро, вдруг они решили к немцам податься. Нет у меня к ним доверия. В атаку пойдешь, а они, припоминая былые обиды, тебе в спину выстрелят. У Авдейкина родители враги народа, а у Скворцовского два срока.
– И еще отец красный командир, погибший от рук белогвардейцев во время Гражданской войны.
– Это ничего не значит. Вам известно, что даже известные красные командиры, такие как Блюхер, Егоров, Тухачевский, Якир, становились врагами народа, что уж говорить о сыновьях. Товарищ Сталин еще в тридцать пятом году сказал, что сын за отца не отвечает, а я так думаю, что и отец за сына тоже.
Матошин укоризненно посмотрел на собеседника.
– Эх, Александр, хороший, правильный ты парень и работник прекрасный, только недобрый.
– Вы что же это, со словами товарища Сталина не согласны? Ведь совершенно же понятно, что обходиться по-доброму с преступниками и с врагами народа нельзя.
– Со словами Иосифа Виссарионовича я, Саша, вполне согласен, только припоминаются мне и другие слова, сказанные нашим вождем: «У самого последнего подлеца есть человеческие черты, он кого-то любит, кого-то уважает, ради кого-то хочет жертвовать». Раз так, то я полагаю, что в таком случае есть возможность исправить такого человека. Впрочем, хватит философии, сейчас у нас главный враг – это немцы и их союзники, и наша задача их победить, а для этого нам нужны бойцы. Есть приказ правительства брать осужденных из лагерей, желающих искупить вину перед Родиной, в специальные штрафные части. Так что, как ни крути, а придется тебе, товарищ Осипович, познавать воинскую науку вместе с бойцами Скворцовским и Авдейкиным.
Воинскую науку познавали в ускоренном темпе, с утра и до ночи. За тактическими учениями следовали марш-броски, за ними метание гранат и боевые стрельбы, за стрельбами обучение штыковому и рукопашному бою. Рукопашному бою и азам разведки их обучал капитан Матошин, нередко приправляя занятия пословицами и поговорками: «Если хороша разведка, то и пушка бьет метко», «Пошел в разведку – бери все на заметку», «Без разведки – бой вслепую». Бойцы внимали сказанному, запоминали, знали, что опыта у него в достатке. Его Арсений Валерьянович Матошин получил во время империалистической и Гражданской войн, а также в стычках с басмаческими бандами. Знания боевых искусств почерпнул он в Средней Азии у местных борцов, а также у казака-пластуна и китайца, воевавших вместе с ним за советскую власть, взял на вооружение и приемы, которым обучали в Красной армии, пограничных войсках и милиции. Теперь он передавал свои умения молодым бойцам.
Немало времени командование уделяло и изучению опыта боев под Москвой и в Сталинграде. Рассказать о боях в городе на Волге и поделиться боевым опытом к разведчикам приставили старшего сержанта Николая Новикова – высокого светловолосого парня с курносым в конопушках носом, волевым подбородком и задорными светло-серыми глазами.
Старший сержант начал обучение со знакомства и рассказал о себе:
– Опыт боев у меня небольшой, но иной раз и одного боя достаточно, чтобы многое понять. Сам я североморец. Воевать начал с лета сорок первого года, в батальоне морской пехоты. Мурманск обороняли, а когда к середине сорок второго года на Кольском полуострове фашисты поутихли, батальон под Москву перебросили. Там нас с братишками из Балтийского флота объединили в морскую стрелковую бригаду. Времени на отдых и обучение особо не было, поскольку тогда же, в начале сентября, нас бросили к Сталинграду. Четыре дня в вагонах вялились, как вобла на вешалах, а потом нас на станции недалеко от города высадили. Оттуда всю ночь топали до левого берега Волги. Утром глянули, а город на том берегу весь в дыму и огне. Вот в этот дым и огонь нас кинули. Мы с переправы сразу вместе с полундрой на немцев и поперли.
– С кем, с кем? – спросил молодой лопоухий боец-татарин по имени Мансур.
– С полундрой.
– С какой такой полундрой? – Мансур с глуповатым видом почесал оттопыренное ухо.
– Эх, деревня! Полундра по-морскому значит «берегись», у нас, у моряков, это боевой клич. Мы, когда в атаку идем, вместо «Ура!» «Полундра!» кричим.
Мансур хотел еще что-то спросить, но Авдейкин его одернул:
– Хватит знахопырить, дай человеку ботать.
Новиков, выдержав паузу, продолжил:
– Немцы тогда сдрейфили, попятились. Побаиваются они, мать их, моряков, потому и называют или черной смертью, или черными дьяволами. Потеснили мы их от Волги, но и наших полегло уйма. Я после боя глянул, а вокруг все телами мертвыми в черных бушлатах, бескозырках и тельняшках устлано. Смотреть больно… Меня тоже слегка зацепило. В атаку ведь шли не таясь, лихо, грудь нараспашку, ленту в зубы – и вперед. Потому и потери, что пехотному бою многие мало обучены были. Опять же, в черной форме тебя за три версты видно, а одень пехотное обмундирование и каску на голову, уже менее уязвим будешь для противника. Многие из наших братишек лопатами пользоваться дюже не хотели, окапываться, маскироваться, перебежками по полю боя передвигаться. Меня бои под Мурманском этому научили, может, потому и живой остался тогда. Потому и вам свой опыт передавать буду, чтобы меньше вас потом погибало.
Рыжеволосый, круглолицый, со шрамом над правой бровью сержант Андрей Мордвинов усмехнулся:
– Однако от ранения тебя твой опыт не уберег.
– Не убережет ни от смерти, ни от ранения, только вот если его вовсе не иметь, то еще быстрее на тот свет отправишься. А серьезно ранили меня на следующий день. Мы тогда элеватор обороняли. Немцы на нас перли, только про нас, про моряков, не зря говорят: «Скала в обороне, ураган в нападении». Мы в тот день девять атак отбили в аду кромешном. Пшеница горит, дым глаза застит, дышать нечем, воды нет, а немец из артиллерии долбит. Вот в меня осколок и влетел. Ночью на левый берег переправили, затем в вашем городе в госпитале оказался, а когда подлечился, то в полк определили, с добавлением, понимаешь, звания. Был я старшиной первой статьи, а стал бы главным старшиной, только вот в пехотной части придется мне носить звание старшего сержанта. Потому на правах старшего сержанта предлагаю вам приступить к занятиям.