— Шкарр говорит, что босс завтра уже должен приехать. И не боись, мясо в отрубе еще неделю будет. Пусть висит, наслаждается. Скоро ему не до этого станет. Босс обещал лично с него шкуру снять и чучело набить.
— А чего он сделал-то?
— Говорят, сына босса избил. Шкарр говорит, босс давно за ним охотится. Пробовал еще полгода назад его выкрасть, но не получилось. Местную мафию подтягивал, но тоже мимо. А этот еще и с охраной везде ходит. Короче, еле выдернули. Любка-Ведьма постаралась. Вот девка, совсем без башки. Ничего не боится.
— Я слышал, она сына босса отшила. — Лязгнула дверь, и голоса начали удаляться.
— Было такое. Босс потом ее лично выпорол. А она при этом улыбалась. Чокнутая, точно тебе говорю.
Наконец голоса стихли. Я открыл глаза и попытался осмотреться. Именно попытался, поскольку взор застилала мутная пелена. Взгляд не мог сфокусироваться, и все, что мне удалось понять, это то, что я нахожусь в маленькой пустой комнате, освещенной тусклой лампочкой. Нужно было освобождаться и решать, что делать дальше.
Магия отзывалась неохотно. Сразу вспомнилось мое первое погружение в пси-сон. Там было почти так же. Но вот только я сомневался в том, что сейчас вокруг виртуальная реальность. Тем не менее я, как и прошлый раз, потянулся внутрь себя, стремясь почувствовать, ощутить присутствие силы. Получилось это далеко не с первого раза, но в итоге сумел зацепиться за слабый отзвук силы где-то глубоко внутри и вытащить ее на поверхность. Ни на что особенное этого мне не хватило бы, но сейчас требовалось лишь освободиться. Начав наращивать лед под наручниками, на которых был подвешен, я постепенно увеличивал его толщину, одновременно замораживая сами наручники. Не прошло и пары минут, как раздался треск, и я мешком рухнул на пол. Падение лишило меня последних сил, я отключился.
Второе мое осознанное пришествие в этот мир ознаменовалось ощущением холодного бетонного пола. Цепляясь за стену, я сумел принять сидячее положение. Следовало решить, что делать дальше, но сначала нужно было разобраться с негатором. По логике, это именно та штука, которую в меня воткнула девка в кафе. Я осторожно провел рукой по груди и практически напротив сердца наткнулся на плоский хвостовик, торчащий из меня. Ухватив его как можно крепче, рывком вынул и отбросил иглу. Боль была адская, в голове зашумело, меня вырвало. Хорошо еще, сумел отвернуться и не запачкать себя. Однако уже через пару минут самочувствие начало улучшаться, а главное, появилось ощущение магии, без которого я чувствовал себя лишившимся одной из конечностей.
Минут через десять мне стало настолько лучше, что я рискнул встать и даже при этом не упал. Подобрав негатор и приколов его, словно булавку, к рукаву, подошел к двери и прислушался. Стояла тишина, эмпатия также молчала, а значит, имелся шанс попробовать сходить в разведку. Аккуратно толкнув дверь, представляющую собой практически классическую тюремную, я выглянул из-за нее, мельком удивившись тому, что не заперто. Видимо, я действительно очнулся слишком рано. Не сказал бы, что меня это очень расстроило, скорее, даже наоборот. За дверью обнаружился коридор, освещенный так же тускло, как и моя камера. Один конец заканчивался тупиком, другой поворотом, а по обеим сторонам располагались двери, подобные моей. Это что, частная тюрьма? С гоблинами в виде охраны? Вопросов становилось все больше. А если учесть то, что я узнал из разговора, здесь явно были замешаны Шиловы. Честно попытавшись что-либо вспомнить об этом роде, я признался себе, что позорно упустил момент и не навел справки о моих противниках на дуэли. Понадеялся на благородство аристо. Идиот. Результаты этого мне предстояло хлебать полной ложкой и как бы не подавиться.
Прикрыл дверь, проследил, чтобы она не лязгнула, а затем тихонько прокрался вдоль коридора до поворота. За ним виднелись решетка и гоблин, смотревший что-то по телевизору. Второго видно не было, но, скорее всего, он куда-то вышел. Дверь, видимо, ведущая из этой тюрьмы, виднелась там же. Выход нашелся, но прежде следовало собрать как можно больше информации. Для начала я решил пройтись по оставшимся камерам. Подходя к дверям, прислушивался, впрочем, больше полагаясь на эмпатию, чем на слух. Из шести, не считая моей, заняты оказались всего две камеры. Ну что ж, посмотрим на моих соседей.
Ломиться к ним с криком «а что тут происходит?» я не стал. Для начала осторожно приоткрыл смотровое окошко, ровно настолько, чтобы разглядеть, что внутри. В первой увидел человека, мужчину лет тридцати на вид. Он спал или находился без сознания, лежал на невысоком топчане. Ясно видимые следы побоев не позволяли с точностью установить его состояние. Эмоциональный фон был довольно ровным, хотя мне как-то не довелось эмпатически обследовать кого-либо в бессознательном состоянии. В принципе, мне было все равно, что с ним, точнее, это не мешало моим планам, а, наоборот, повышало шанс остаться незамеченным охраной.
Во второй камере меня ждал сюрприз, и сюрприз неприятный. Прижавшись друг к другу, на таком же топчане лежали дети лет шести-семи. Одетые лишь в нижнее белье и, судя по всему, изрядно замерзшие, они приникли друг к другу, пытаясь сохранить хоть каплю тепла. Еще больше мне сказали их чувства. Отчаяние, безнадега и ни единого просвета. Поймав себя на том, что мой зубной скрежет разносится по коридору, я отпрянул от двери. Какие бы чувства у меня ни вызывала эта картина, влипнуть вместе с ними будет еще хуже, а там посмотрим.
По максимуму смочив все движущиеся детали, я очень медленно открыл засов камеры с мужчиной. Он так и лежал, не меняя позы. Зажав ему рот рукой, начал поливать ледяной водой. Буквально сразу это возымело действие. Человек вскинулся, и мне пришлось прижимать его к кушетке, одновременно показывая, что не надо шуметь. Что удивительно, понял он меня сразу, жестом продемонстрировав готовность сохранять тишину. Отпустив его, я отступил на пару шагов назад, дав мужчине возможность подняться и сесть.
Вопросов у меня было много, но я решил начать с самых актуальных.
— Вы знаете, где мы сейчас находимся? — Говорить приходилось очень тихо, даже не шептать, а, скорее, артикулировать губами.
— Это старое поместье рода Шиловых. — Мужчина тоже старался не повышать голос. — Конкретно это место — домашняя тюрьма, расположенная под казармами охраны.
— И для чего нужна столь сильная охрана, да еще и со своей тюрьмой?
Узник, и так не отличавшийся весельем, совсем загрустил, склонил голову, что-то обдумывая, но, видимо, приняв решение, вскинулся и посмотрел мне прямо в глаза.
— Молодой человек, вы знаете, что такое Проклятый Камень Души?
Понимание было сродни удару в голову от боксера-тяжеловеса.
— Вы хотите сказать, что вот эти близняшки… — закончить я не успел.
— Да, все верно. Именно тут выращивают нежить с Камнями, а девочки служат кормом, простите меня за цинизм.
— А вы кто, раз так хорошо осведомлены о происходящем?
— Я местный доктор. — Мужчина горько усмехнулся. В его эмоциях четко прослеживались сожаление, боль и горе. — Разрешите представиться, Анатолий Анатольевич Блохин, лекарь первой категории. Идиот, решивший изменить мир. Если у нас есть время, я мог бы рассказать о своем появлении тут.
— Ну, времени у нас немного, но оно есть.
— Понимаете, юноша, в этой жизни встречаются люди, которым всегда чего-то не хватает. Денег, счастья, любви. Но если копнуть поглубже, то окажется, что все это у них есть, просто лично им маловато. Вот и я был таким же. Но мне не хватало свободы. Еще в бытность студентом лицея, а затем лекарского вуза, я искренне ненавидел это государство. Сатрапы, думал я тогда, аристократия во главе с императором держит нас за рабов, за скот. Все эти ограничения, отсутствие выбора, единовластие, в конце концов… Я ознакомился со многими трудами известных революционеров, и моей мечтой было сбежать из этой опостылевшей мне империи. Сбежать в СГШ, истинный оплот равноправия и демократии. И стоило мне сдать последний экзамен, как тайком, ночью, я выехал в Европу, а затем и в сами Штаты. Дерзкий побег, я радовался как ребенок, особенно учитывая, что никто за мной не гнался. По приезде вложил все деньги, оставшиеся мне в наследство от родителей, в свое дело, открыл частную лекарскую практику. И вот тут выяснилось много скрытых ранее подробностей. Во-первых, я не мог опустить цены ниже определенного уровня ради привлечения клиентов. За этим зорко следили представители лекарской ассоциации. Да и собирать членские взносы они никогда не забывали. Как и армия чиновников, полиция, мафия и все остальные. Деньги улетали со скоростью ветра, а вот больные не спешили идти ко мне, считая имперским агентом.
Блохин вздохнул, подумал и продолжил:
— Я сумел продержаться год, тратя последние сбережения и врачуя редких соотечественников. Но после долговая яма поглотила меня. Я закрыл практику и пошел искать работу. Но, как оказалось, равноправие, оно не для всех. Там, где местные легко устраивались, меня гнали за порог, оставляя лишь самый тяжелый и неквалифицированный труд. Однако на самое дно опуститься я не успел. Однажды ко мне подсел представительный молодой человек, оказавшийся тоже выходцем из империи. Он много и красиво говорил о том, что мы должны помогать друг другу, и все в этом духе. Я опомниться не успел, как оказался в его доме и знакомился с его друзьями. Не стану утомлять вас подробностями. Выяснилось, что этот обходительный и отзывчивый молодой человек — сотрудник разведки СГШ, вербующий новых агентов. Если раз попал в эту систему, обратного пути уже нет. Попытаешься отказаться, тебя привяжут крепче, чем морским канатом. Это довольно быстро лишило меня последних иллюзий по поводу «лучшего в мире общества равенства и свободы». И, как итог, я оказался здесь, на правах не лучших, чем у тех же близняшек. Сбежать отсюда я не могу, поместье охраняется гоблинами и нежитью. Я даже умереть не могу — как и многие другие усадьбы древних родов, эта построена вокруг Места силы и, соответственно, Храма Жизни. Раньше так часто поступали в слабо заселенной местности. Император убивал таким образом двух зайцев. И награждал, и развивал сеть опорных точек. Вы меня простите, что я так многословно рассказываю, вы первый посторонний человек, которого я увидел за последние три года, что нахожусь здесь. К тому же, я смотрю, вы достаточно сильны, чтобы попытаться вырваться отсюда и рассказать всем об ужасах, которые здесь творятся.