Сумрак слегка отрезвил. Анна натянула повод, сдерживая безумный бег. Конь захрипел, роняя с губ пену. И завизжал, чуя опасность.
Камни задвигались. Они медленно поднимались, как замедленной съемке, валуны разделялись на несколько более мелких, гранитные плиты превращались в каменные пластины... Анна завизжала не хуже своего коня и что есть силы вцепилась в гриву, чтобы не упасть со спины взбесившегося животного: оказаться в окружении саритов то еще удовольствие.
Копье ударило совсем рядом. Конь шарахнулся в одну сторону, потом в другую уходя от пинка гигантской ноги. Анна вдруг поняла, как она хочет жить! Как хочет услышать первый крик своего ребенка, увидеть его улыбку, смотреть, как он взрослеет... Холодная ярость пришла на смену панике и...
— Я тут, Наири!
Хон не стал перекидываться в промежуточную форму — из шипастого соня он сразу стал демоном. Нагота юношу не смущала, да и Анну тоже. Сейчас она панически боялась упасть. Не из-за себя — страх за ребенка заслонил все остальные чувства. Вырваться отсюда, бежать, спастись любой ценой... даже ценой жизни Хона.
Сердце стучало быстрее, чем копыта коня отбивали ритм о гранит. А перед глазами вставала другая засада. И умирающий Хон, у которого не осталось сил даже на переход в человеческий облик.
Теперь его ждало то же самое. Но парень словно врос в покрытую мхом и лишайником землю. Он приготовился умирать и хотел только, чтобы Наири успела убежать, спрятаться, вернуться в безопасное место...
Но у неё не получилось. Между ней и спасительными соснами, среди которой уже появились рораги в боевой ипостаси, словно из-под земли вырастали сариты. Теперь они не пытались заполучить Наири живой. Мертвая, она была полезнее.
Конь снова завизжал и встал на дыбы. Подпруга лопнула и Анна оказалась на земле, больно ударившись правым боком. Она смотрела, как приближается гигантский кулак, но страха не испытывала. Поверить, что все происходит на самом деле, было невозможно. Все, что Анна испытывала — сожаление. И вину. Опустошающую, дикую вину перед не успевшим родиться ребенком.
Темная тень закрыла свет. И обрушилась на сарита, опрокидывая навзничь.
— Беги! — ревущий голос перекрыл шум схватки и подбросил Анну на ноги. Она вскочила и бросилась прочь, молясь, чтобы успеть...
Эйр, разделавшись с противником догнал, подхватил на руки и взмыл верх, пользуясь тем, что покрытые тяжелыми доспехами сариты не столь быстры.
Долго лететь не пришлось — только до деревьев. Там, передав Анну фрейлинам, что уже выпустили сверкающие когти, Верховный рораг Наири вернулся в битву.
Анну уводили в безопасное место, а она все оглядывалась. На Эйра. И на Хона. Парень оказался в окружении, и из оружия у него было только то, что дала природа. Но остальные рораги уже прорывались сквозь заслон — сариты хоть и оставили сильную засаду, не могли долго продержаться против элитных воинов Эстрайи. Их смяли, вбили обратно в камни, из которых они вылезли и оставили среди покрасневшего от крови мха.
— Наири!
— Эйр! — Анна кинулась к нему, обняла, не позволив опуститься на колени. Её не тревожил ни запах крови, ни то, что она сама перемазалась ей с ног до головы. — Эйр...
— Наири, простите, — отстранился рораг, — я не выполнил ваш приказ. Я...
Он осекся, увидев её взгляд. И, наплевав на церемонии, крепко сжал её в объятиях:
— Не выдержал. Прости. Без тебя там невозможно жить.
Они целовались. Не обращая внимания на на рорагов, ни на служанок. Потом Эйр отстранился. Анна потянулась следом, глядя прямо в бешеные глаза...
— Эйр...
— Подожди. Дай мне несколько минут... — и выскочил прочь.
9
Анна опешила. Уронила руки и смогла только молча смотреть в след убегающему инкубу.
Рийта опомнилась первой. Фрейлины окружили Наири, увлекли в купальню. В теплую воду добавили ароматной пены с запахом жасмина. Под ловкими пальцами девушке распутывались колтуны, и волосы упали на плечи шелковой волной.
Анну намыливали, растирали различными губками и спонжами, умащивали маслами. Но нежится в пахнущей медом купели не позволили: вытащили из воды, укутали в мягкую ткань и увлекли в спальню.
Рийта сама занялась волосами. Высушила их с помощью магии, но не стала укладывать в столь любимую при дворе сложную прическу. Просто убрала пряди с лица, закрепив серебристой лентой.
Служанки принесли платье — полупрозрачный балахон. Он не скрывал тело, но придавал ему облако таинственности. Когда ткань приятно укутала её, Анна поняла, что к чему. И... испугалась. Но Рийта словно не заметила.
Кровать усыпали лепестками алых роз и белыми цветами жасмина. Солнечный свет едва пробивался сквозь золотистую органзу штор, озаряя комнату магическим сиянием. В изголовье исходила паром курильница и аромат, поднимающийся белой струйкой, вызывал странные чувства.
— Но я не...
Рийта не слушала. Девушки усадили Анну на кровать, подложив побольше подушек для удобства и, низко поклонившись, вышли. Впервые за много дней Анна осталась одна, и это одиночество её пугало. Она понимала, к чему приготовили её суккубы и волновалась, как невеста в первую брачную ночь.
— Возьми себя в руки! Ты не юная девушка! Скоро сама матерью станешь, — уговаривала она сама себя. Но помогало плохо. И когда двери распахнулись, впуская инкуба, сердце пропустило удар.
На нем был наряд простого наложника — юбка с высокими разрезами по бокам. Приспущенная на бедрах, она не скрывала плоский живот, а от пупка бежала вниз темная дорожка. Анна охнула и с трудом сдержалась, чтобы сейчас же не прикоснуться, не скользнуть рукой по гладкой коже вниз, под верхний край юбки... О том, что под ней нет ничего, она знала не понаслышке.
Анна невольно облизала губы и подняла взгляд на рорага. А его зрачках плясало безумие.
Эйр одним плавным движением преодолел расстояние от двери до кровати и опустился на пол:
— Наири...
Она наклонилась, пропустила пряди его волос между пальцами и потом не удержалась, сжала в кулак и с силой дернула, так, что дернулась голова:
— Никогда! Слышишь? Никогда больше не смей пугать меня так! Если волнуешься, боишься — лучше скажи сразу. Иначе...
— Иначе моя Наири придумает все сама, сама поверит, сама обидится... а её гнев страшнее конца света!
Он поднялся с пола. Его руки уперлись в кровать справа и слева от Анны. Сам он навис над ней живой скалой:
— В будущем я не хочу позволять тебе такой роскоши...
— Обещаешь?
— Клянусь, Наири, что больше ты не прольешь из-за меня ни одной слезинки!
Эйр наклонился и Анна не удержалась, упала на кровать. Её пальцы тут же нашли занятие: прикоснулись к скулам, подобрались к губам, очертили абрис жестких губ... Жестких. Но они умели быть такими мягкими!
— Наири, — простонал Эйр, перехватывая языком палец Анны. Вянул в рот, чуть прикусил подушку. И застонал снова.
Анна и не думала останавливаться. Вторая рука продолжила дразнить мужчину: скользнула по шее, напряженным плечам, задела сразу напрягшийся сосок и двинулась ниже, туда, где пролегла столь желанная дорожка из тонких кудрявых волоском. Она словно указывала путь... Но его преградил туго затянутый пояс. Анна зашипел от нетерпения и рванула завязки. Ткань упала, позволяя убедиться, то Эйр не врет.
Но вместо того, чтобы воспользоваться разрешением, он вдруг отстранился.
— Что? — Анна уже потеряла голову, и столь явный отказ грозил перерасти в скандал.
— Ребенок. Я боюсь...
— Пока еще можно, — она обвила талию Эра ногами, стараясь как можно сильнее прижаться к возбужденному члену.
Рораг осторожно толкнулся навстречу. Вошел быстро, но осторожно, стараясь не причинить боли. Но Анну совершенно не устраивал такой ритм! Напряжение последних недель выплеснулось в бешеном темпе, она начала двигаться сама, все быстрее и быстрее, так что Эйру пришлось постараться, чтобы не упасть на кровать. Но он уловил настроение Наири и подстроился под её нужды.
Анне нравилось ощущение твердого, толстого члена внутри. Именно такого, какого хотелось. Постанывая от удовольствия, она наслаждалась каждым движением и наконец, оценила эту милую особенность инкуба: полностью следовать желанию партнера.
Сейчас её устраивало все. Эйр был рядом. Его губы вновь стали мягкими, а язык сводил с ума. Но слаще всего были ощущения внизу живота. Яркие, горячие... Они взорвались безумный фейрверком и Анна не выдержала силы оргазма: ослабла и упала на кровать. Эйр рухнул рядом. Его грудь тяжело вздымалась, а тело... Глядя, как контрастирует золотой загар с белыми простынями, Анна хихикнула:
— Ты что, голышом загораешь?
— Что? — в его глазах еще полыхала страсть.
Анна прикоснулась пальцем к его плечу.
— Ты зацелован солнцем везде. Здесь, и здесь... — палец сдвинулся к животу, — и здесь... — обрисовал чуть заметные кубики пресса.
От щекотки живот напрягся и они стали заметны сильнее. Теперь Эйр походил на мускулистого атлета с обложки журнала.
— А здесь, — Анна сдвинула палец в сторону, чтобы не коснуться блестящего члена, провела по бедру. - Если ты загорал в одежде, то почему нет следов? Ни малейшей белой полоски!
Ответом ей был удивленный взгляд:
— Наири, мы не стыдимся наготы!
— Знаю, — она вздохнула. — И сколько девушек пялились на эту красоту?
— Ревнуешь? — Эйр перевернулся на бок, чтобы лучше видеть её лицо.
— Больно надо! — фыркнула Анна и отвернулась.
— А вот я — очень...
— Что? — Анна тут же забыла, что хотела подразнить любовника.
— Я ревную. Это преступление, Наири, я знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Когда ты смотришь на другого мужчину, у меня замирает здесь... — он взял её руку и положил себе на грудь, туда, где под загорелой кожей гулко билось сердце, — холодеет здесь, — ладно переместилась на солнечное сплетение, — и хочется убить счастливца.
— А вот здесь ты ничего не чувствуешь? — расхохоталась Анна и, вырвав ладонь, опустила её ровно между мужских бедер.