Но ясных дней было больше. Когда Анне разрешали вставать, она выбиралась на кипрейную поляну. До места её доставляли в носилках, да и там не особо позволяли ходить. Эйр и Тайкан бдительно следили, чтобы Наири не сделала лишнего движения а Хон... Некогда союзник превратился в самого сурового цербера. Анне казалось, что дай ему волю, он и кормить её будет с ложечки, лишь бы не шевелилась.
Но, несмотря на время от времени вспыхивающее раздражение, Анна понимала: это ради неё. И ребенка. Вся Эстрайя боялась потерять младенца, а вместе с ним и Наири. Но только этим троим было страшно по настоящему. Только эти трое боялись смерти не Наири, а Анны.
И она прощала им почти все. Лежала на подушках в шатре, дышала свежим воздухом, любовалась на окружающий пейзаж... А он менялся с каждым днем.
Осень уже обратила взгляд на Север. Деревья еще зеленели, но в листве осин проявилась та неуловимая желтизна, что очень скоро окрасит их в лимонный цвет. Покраснели рябиновые гроздья, и на фоне темной густоты хвои тут и там виделся едва проступающий багрянец.
Но сильнее всего менялась тундра. Она напоминала палитру, на которую художник долго выдавливал самые яркие краски, не заботясь о том, смешаются ли они, или так и останутся отдельными пятнами. Это буйство объединил серый гранит. Как он, как основа всего. Неизменный, холодный.... и красивый в своей неповторимой фактуре.
И все же лето не уступало. Позволив осени раскрасить окружающее, оно не уступило главного — погоды. Теплые дни длились и длились, только вот ночи стали темнее — полярный день подошел к концу.
— Зимой здесь почти нет солнца, — рассказывал Тайкан. Снег, ветер и темнота. И — северное сияние. Наири, вам обязательно следует приехать сюда зимой, в самые морозы. Поверьте, ничего прекраснее вы не видели.
Анна ему верила. Она видела трансляции с Северного полюса, видела отблески сполохов но уже тогда подозревала, что это — жалкое подобие настоящего сияния. Тайкан подтвердил её догадки:
— Ни один художник так и не смог уловить этих переливов. На картинах оно цепенеет, теряет жизнь.
— ты так любишь Север, — улыбалась Анна, глядя на Эйра. Тот с трудом удерживал маску спокойствия на лице — он не мог не ревновать даже к другу.
— Я родился на Севере. И рос... До самой Академии. — Тайкан тоже не обращал внимания на гримасы Верховного рорага Наири.
Но день шел за днем и подошло время отъезда. Небо затянули серые тучи, ночи стали холодными, и Анна проводила их в Храме, под теплым одеялом.
— Осень здесь рано наступает, вздыхал Тайкан. — Если бы не ваша беременность, вас бы ждали у моря. Там как раз сейчас тепло. Солнце не выжигает землю, трава зеленая... И теплая вода.
— У нас это называется «бархатный сезон», — кивала Анна. Ей хотелось на море. Но рисковать не стала: в столице тоже установилась приличная погода. Пришла пора возвращаться.
13
Сине-серебряные носилки плыли по украшенным улицам. Анна поглядывала наружу сквозь резные стенки паланкина и в который раз удивлялась: каждый её приезд превращался в народный праздник. А в Храме ждали непрекращающиеся церемонии и нерушимый этикет. Анна затосковала.
— Эйр?
Всадник тут же приблизился так, чтобы слышать каждое слово.
— Я хочу прогуляться. Инкогнито.
— Невозможно! Наири, это опасно...
— Ну Эйр...
Даже сквозь шелк и дерево он услышал её обиду. Представил, на задрожали припухшие губы, как заблестели глаза... И не смог противиться:
— Если Наири потерпит, я все устрою. Но сначала надо добраться до Храма.
— Опять обманешь, — вздохнула Анна и погладила себя по начавшему округляться животу.
У каменных врат всадники спешились. Только члены семьи Наири смели проехать в них на лошади или в паланкине. Все остальные, даже король, шли пешком.
Часть сопровождающих осталась снаружи — им предстояло войти в Храм Неба и Облаков через другое ворота, более скромные. Паланкин же поплыл дальше, словно на волнах покачиваясь на плечах носильщиков. Анна прикрыла глаза, надеясь, что скоро окажется в своей спальне, одна... И сможет отдохнуть. Эйр опять убежит, чтобы вернуться поздно вечером. А до тех пор...
— Наири...
Эйр протягивал руку, приглашая выйти. Анна с удовольствием размяла затекшие ноги и огляделась.
Лартих и Кхемара спускались с лестницы — они не смели встретить Наири на вершине. Одежды обоих едва гнулись от золотого шитья, но и король, и королева сумели опуститься на колени. Кхемаре для этого понадобилась помощь двух служанок — к церемониальному наряду королевы прилагалось большое количество тяжелых украшений. Золотой, усыпанный бриллиантами и сапфирами пояс на талии самой Анны казался легкой безделушкой по сравнению с ожерельями, браслетами, а главное — с головным убором любимой жены короля. Высокая диадема напоминала шлем. Тонкие цепочки мпускались на плечи и спину, и каждая заканчивалась бубенчиком. Это добавляло шума и звона, но церемониал в Эстрайе возводился в ранг закона. У Анны спина заболела от одного вида королевы и она поспешила дать знак подняться:
— Я рада встрече!
— Мы благодарим Праматерь Лили да великий дар и за то, что путешествие Наири закончилось благополучно.
По правилам, после всего следовало омовение, в котором королева должна была принять участие в качестве Главной фрейлины, а король — стоять на страже, как обычный телохранитель. А затем всех ждал официальный обед. Но Кхемара решила нарушить традиции. Слишком хорошо она изучила характер Наири. Лартих, подозревающий, что Анна так и не простила того давнего насилия, тоже не стал злоупотреблять положением. Поэтому, принеся дары, королевская чета откланялась. Но прежде Наири пообещала, что сама явится во Дворец, чтобы благословить королевскую семью.
Насчет благословения Анна сомневалась, этого не позволяло её положение, о ответить визитом на визит считала необходимым.
Едва выйдя из ванны она позвала Эйра:
— Ты обещал прогулку!
— Обещал, — он отстранил фрейлину и забрал у неё расческу. — Просто... надо подумать, как это лучше делать.
Он разделял влажные волосы на пряди, приглаживал их, прочесывал гребнем из черепаховой кости...
— Ты знаешь, как ты красива? — долетело до Анны ег дыхание.
Он не оборачиваясь, посмотрела на отражение в зеркале.
Рийта уже увела фрейлин, оставив Наири с любимым наедине. А Эйр... Он увлекся расчесыванием её волос так, словно важнее этого дела ничего в мире не существовало.
— Я... красива?
— Ты сводишь меня с ума. Человеческая женщина заставила потерять голову рорага... Как ты это сумела?
— Не знаю, — она повернулась. И нашла его губы своими.
Эйр ответил на поцелуй. Но почти тут же отстранился.
— Прости. Боюсь, не выдержу...
— Так ты не каменный? — Анне хотелось дразнить его снова и снова.
— Ну... - он перевел взгляд вниз, — Потом, после родов, ты можешь проверить сама...
— Пошляк! — она отобрала у него расческу. — Высушить сможешь? Или ты только с боевой магией дружишь?
Эйр рассмеялся и протянул руки. Поток теплого воздуха быстро высушил волосы.
— За горничную сойдешь, — оценила Анна его старания и вернулась к началу разговора. — Мы в город выйдем?
— Отдохни немного. Настоящий праздник начнется вечером, после захода солнца. Я придумаю, как нам улизнуть.
— Нам? — Анна уставилась на рорага широко открытыми глазами. — Хочешь сказать, что мы будем только вдвоем? Без толпы охранников, растворившихся в толпе?
— Да, — он шепнул ей на ухо. — Только ты... и я.
Это совершенно не походило на всегда настороженного рорага. Но он сдержал слово: едва сумрак залил окрестности, Эйр отослал служанок:
— Тебе придется надеть вот это.
Узкая юбка с разрезами до колена и облегающий топ без рукавов. Для того, чтобы скрыть татуировку Эйр приготовил мягкий палантин. И вуаль, чтобы скрыть лицо:
— Многие приведут на праздник своих людей, так что ты не будешь выделяться. Но Наири знают почти все.
И Анна послушно прикрыла шелком нижнюю часть лица.
— Сбегаете?
Оба вздрогнули, как пойманные за курением школьники. А Тайкан как ни в чем не бывало отвесил Наири поклон:
— Да пребудет твоя милость над Эстрайей.
И тут же повернулся к Эйру:
— Ты рехнулся?
— Наири желает... — начал тот и Анна поморщилась от прозвучавшего в голосе пафоса.
— Наири не так давно пережила покушение. Наири беременна. Наири в толпе, без охраны — легкая добыча.
— Её не узнают.
— Её — возможно. А вот Верховный Рораг, сопровождающий вдруг человеческую женщину определенно вызовет подозрение. Наири! — он опустился на колени, протянув к Анне ладони, — Ваш раб смиренно молит вас отказаться от этой задумки.
— Встань, — Анну передернуло. Она привыкла к коленопреклонениям, но Тайкан... он вызывал страшные воспоминания, когда вот так, на полном серьезе оказывался на полу у её ног. — Встань.
— Сначала ответьте, госпожа, — он уткнулся лбом в отполированный мрамор.
— Как же я устала.
Тайкан манипулировал. Анна отчетливо понимала это — он знал о её слабостях не меньше, чем Эйр. Но делал это куда грубее своего командира, хотя мог заставить Анну делать почти все, что захочет, не напрягаясь. Эта манера был своеобразной вежливостью по отношению к женщине, спасшей его от страшной смерти. И продлившей агонию опостылевшей жизни.
— Как же я устала от всего этого... — Анна сняла вуаль, скинула на низкий диван палантин. — Оставьте меня... я хочу отдохнуть.
Эйр ударил. Тайкан дернулся, но уклониться не посмел. И тут же получил второй удар.
— А драться идите на улицу...
Мужчины замерли. Тусклый, безжизненный голос... Взгляд Эйра полыхнул гневом.
— Простите, Наири, я забылся. За мной! — плюнул уже Тайкану. Зло, резко.
— Наири, вам на самом деле так важна эта прогулка?
Тайкан за себя не боялся. После потери любимой и того столба в пустыне его мало что могло испугать. Но когда Наири перестает радоваться жизни, поневоле впадешь в панику.