— Я хочу мороженого! И сладостей!
Хон тут же свернул к торговым рядам.
В честь праздника лавки украшали, кто во что горазд: разноцветные ленты, красные, синие и желтые фонарики свисали с шестов, покачивались светящейся бахромой на крышах, спускались вдоль столбов. Зазывалы надрывали глотки, приглашая обртить внимание именно на их товар, а торговцы расплывались в улыбках, стоило задержать взгляд на прилавке.
— Ни в чем себе не отказывайте, На... — Хона вовремя прервался. — Анна. Можете хоть все купить.
Анна только рассмеялась в ответ. Она наслаждалась прогулкой.
— Сюда!
Перед лавкой расположились несколько низких столиков. Один как раз освободился, и Хон успел занять его раньше остальных. К ним тут же подбежала девушка:
— Чего желают господа?
Хон вопросительно посмотрел на Анну:
— Вы хотели мороженого? А еще...
— Еще печенья! И фруктов. И чай!
Через несколько минут перед ними поставили мисочки с мелко-мелко колотым льдом, слипшимся от сиропа. Принесли горячий чай в пиалах, а к нему — рассыпчатые пирожные. Анна оглядела угощение и растерялась: она забыла, что нижнюю часть лица закрывает вуаль.
— Просто наклоните голову, — Хон кивнул на соседний столик.
Юная суккуб так же прятала лицо за точно такой же короткой вуалью. Но шелк не мешал ей наслаждаться едой — нижний край покрова едва доходил до подбородка, так что достаточно было наклонить голову.
Анна последовала примеру девушки и отправила в рот колотый лед, который здесь назвали мороженым. Потом попробовала печенье и чай.
Во Дворце и Храме ей готовили лучшие повара. Их блюда казались шедеврами и сравнивать их с простой уличной едой казалось кощунством. Но Анна прикрыла глаза, наслаждаясь каждым кусочком.
— Потрясающе! — и поймала себя на мысли, что слишком часто стала произносить это слово.
— Вам нравится? — удивился Хон. Сам он исправно попробовал и мороженое, и печенье, и чай. Но только затем, чтобы обнаружить яд.
— Очень! Всегда любила все вредное, но вкусное. А ты чего? Брезгуешь уличной едой?
— Нет, смутился Хон. Просто... есть в вашем присутствии...
— Не пали контору! — хмыкнула Анна и сама себе удивилась: впервые за много-много лет у неё появилось вот такое безумное настроение. Хотелось смеяться, плоско шутить, горлопанить песни и... танцевать.
И она позволила себе повеселиться. Только сегодня. Только эти несколько часов.
Откуда-то слышалась музыка. Анна потянула Хона в ту сторону и не ошиблась: уличные музыканты играли веселые мелодии за мелкие монетки, что кидали слушатели в подставленные чаши. А чтобы пожертвований было больше, среди прохожих скользили девушки и юноши в ярких одеждах.
Они извивались под музыку, гибкие, ловкие. Ленты и шарфы развевались от малейшего движения, и танцоры пользовались этим, вплетая их в сложный рисунок танца.
Кое-кто из зрителей поддался напору: на небольшой площадке кружили пары. Анна долго наблюдала за ними, не решаясь присоединиться: в Эстрайе танцу придавалось особое значение, и каждое движение подчинялось строгому правилу.
— Смелее... — поняв затруднение Наири, Хон вытащил её в круг. — Доверьтесь мне.
Он вдруг перестал быть тем смешливым мальчишкой, что легко краснел и смущался. Сейчас рядом с Анной стоял мужчина. Молодой, красивый и очень... сексуальный. Анна не стала лгать себе, приняв собственные порывы как данность. Тем более, что она на самом деле хотела танцевать!
Музыка подхватила, закружила, движения казались легкими, она словно парила, а не шла по земле. Сильные руки то обнимали за талию, то обхватывали запястье, словно крепкие, но нежные путы. Хон ни на миг не переставал касаться, направляя, помогая... От этого мужчины так и веяло силой. И страстью. И желанием.
Голова кружилась, как после вина. Восторг переполнял душу и хотелось...
15
— Хон! — Анна резко остановилась. И с трудом сдержалась, чтобы не влепить парню пощечину. Но вместо этого наклонилась к нему и прошептала тихо, вкрадчиво, словно змея, предупреждающая о том, что вот-вот укусит. — Если не прекратишь... я сама тебе голову оторву.
— Простите, — тут же потупил глаза рораг. И наваждение испарилось. Перед Анной стоял пунцовый, смущающийся парень.
— Пойдем за покупками! — не стала развивать тему Анна. — Я видела где-то здесь ткани.
Хон вел Наири сквозь толпу, но она все же успела перехватить полный гнева и ревности взгляд. Дома будет буря. Но сейчас так не хотелось думать о неприятностях! И Анна устремилась к лавкам, в честь праздника работающим даже ночью.
Шелк, лен, парча... Гладкие и покрытые вышивкой. Однотонные и многоцветные. Анне показалось, что она попала в радугу. Но взгляд привлек гладкий белый хлопок. Тонкий, как паутинка и приятный настолько, что не хотелось выпускать его из рук.
— О, это хороший выбор! Очень редкая ткань, — кинулся к ним торговец. — Семена для посадки отбирают с особенным тщанием, и дают напитаться лунной энергией. А потом невинные девушки...
— Сколько он стоит? — прервала продавца Анна. Слишком уж его россказни напоминали рекламу о «высокогорном чае, собранном на рассвете руками самых прекрасных девушек».
Услышав цифру, вопросительно оглянулась на Хона. Тот кивнул и выступил вперед, доставая кошелек.
— Ткань на самом деле так дорого стоит? — спросила Анна, когад они вышли.
— Не знаю, пожал плечами Хон. — Но если вам она понравилась — какая разница?
Анна смутилась, но за все блага мира не согласилась бы отдать тот кусок ткани, что прижимала к груди. Она уже видела, какие распашонки сошьет малышу, и какой вышивкой украсит пеленки. Сама, не прибегая к помощи фрейлин и белошвеек.
— Нитки! Я хотела еще нитки посмотреть... Прости, из головы вылетело.
Хон послушно вернулся обратно в лавку.
— Э нет! — еще с порога услышали они знакомый голос.
Посередине лавки стоял Тайкан и держал в руках отрез того самого хлопка.
— Ты мне про девственниц не втирай! Да, сказка красивая, но за пот мужиков, что поливал землю, превращая её в солончак, я платить не намерен!
— Тогда сколько, по вашему, моет стоить эта прекрасная ткань, способная принести покой и негу самой королеве?
Тайкан ухмыльнулся и назвал цену. В четыре раза против той, что запросил торговец.
— Да ты разорить меня хочешь, разбойник! Где это видано, чтобы... Ай, положи на место и не прикасайся к драгоценному хлопку своими невежественными ручищами! Я предложу его Наири, и она будет рада...
— Наири эту тряпку разве что слугам ноги вытирать кинет. Где это видано, чтобы Воплощенная Лилит позарилась на такую дрянь? Моя цена...
Он прибавил совсем немного, но торговец уже включился в игру. Видно было, что оба получают наслаждение от эпитетов, которыми награждали друг друга не стесняясь, от оборотов позабористее... В итоге сошлись ровно на половине.
Анна слушала, раскрыв рот. Такого она еще не видела. А уж Тайкана в роли торговца вообще не представляла. А тот подхватил рулон и, уходя, улыбнулся Наири. Разве что не подмигнул.
Повторить его подвиг при оплате ниток Анна не решилась. Забрала разноцветные клубочки и покинула лавку. У дверей остановилась, высматривая в толпе спутников.
— Не устали? — заботливо поинтересовался Хон, по-своему поняв эту задержку.
— Нет. Куда пойдем?
— Ну... — Хон огляделся а потом указал чуть в сторону. Там канатоходцы натянули веревку от дома к дому, прямо поперек улицы. И теперь плясали над толпой, то раскачиваясь и подлетая, то кувыркаясь, то просто кружась. Желтые и красные балансировочные веера порхали и артисты в своих цветастых нарядах казались экзотическими бабочками.
— Нравится?
Но Анна уже тащила Хона туда, в толпу.
Под канатом зевак развлекал фокусник. Из-под куска пестрой ткани он доставал то голубя, то яркого попугая, а под конец — большой цветок. И под одобрительные возгласы с легким поклоном преподнес его Анне — она как раз оказалась рядом, Хон постарался, расчищая ей дорогу.
В попытках развлечь Наири её двор тоже устраивал представления. Были и акробаты, и канатоходцы, и фокусники... Но сейчас, любуясь выступлением, Анна понимала: несмотря на более высокий статус, придворные артисты ни в какой сравнение не шли с этими уличными бродягами. Хорошо сшитые костюмы из дорогой ткани, ухоженный вид, приятная внешность не заменяли того задора, которым здесь, на ночных улицах города пропитался сам воздух. Уходить не хотелось и Анна решила досмотреть до конца. Хон, поняв, что ей нравится, кинул в подставленную чашку монетку. Девчушка, собирающая пожертвования, тут же выхватила её и, сжав в кулачке, убежала к взрослым. По её круглым глазам Анна поняла, что Хон не поскупился.
Судя по всему, такие монеты редко попадались среди той мелочи, которую кидали зрители. Потому что поведение артистов изменилось. Как только они поняли, что щедрый жертвователь намерен досмотреть представление, их внимание устремилось на Хона. А он с улыбкой поглядывал на Анну.
Уличная жизнь сделала актеров наблюдательными. Они быстро поняли. Что сегодняшний их заработок зависит не столько от молодого мужчины в хорошей одежде, а от его спутницы — человека с закрытым лицом и раскрашенными глазами. И с этого момента они выступали только для неё.
Зазвучала цитра. Тихо-тихо, и её голос едва слышался за веселым гомоном. Но постепенно он креп, заставляя смолкнуть разговоры, и все обратили внимание на девушку, сидящую в сторонке. Он сосредоточенно перебирала струны, а её глаза прикрывала вышитая лента.
Но тут, словно отвлекая внимание от слепой исполнительницы, появились четыре девушки. Закружились в танце, синхронно взмахивая широкими рукавами. Зрители с интересом наблюдали, как они порхают от одного круглого фонаря к другому, и окружающее постепенно погружалось во мрак.
Вскоре на площадке остался только один огонек: оранжевый шарик рядом с девушкой. Теплый свет выхватывал из темноты то лицо, то летающие над струнами руки... А за её спиной начало разгораться пламя.