о сторону меч рорага. — Госпожа! Умоляю! Не позволяйте Соми думать об этом! Она...
— Ты смеешь чего-то просить? — Хон разозлился. — Ты...
Анна положила ему руку на плечо. Юноша тут же успокоился и чуть отступил. Но меч не убрал.
— Так почему же ты меня не убил? У тебя было время.
Склонив голову к плечу, Анна ждала ответа.
— Я видел чудо. Величайшее чудо — младенца, равного по силе могучему магу. Он смог защитить и себя, и мать в гуще боя. И моя рука дрогнула. Я умоляю Наири защитить этого ребенка любой ценой!
— Думаешь, если будешь молить о защите Кьета, я умилюсь и закрою глаза на ложь? Тассан, ты говоришь о шантаже, о родителях, которые остались у саритов... Но я тебе не верю. Потому что они не моли знать, что именно в тот день я убегу из Храма, чтобы полюбоваться праздником. Тассан, я пришла из другого мира, а там убийства и пытки считаются неприемлемыми. И я врач, а значит, чужая жизнь для меня священна. Но ради своего сына я готова на все. И я выдержу все, что будут делать с тобой рораги. Надеюсь, ты знаешь, как они умеют развязывать языки. Пока тебя не трогали ради Соми. Но если понадобиться... она окажется рядом с тобой.
— Но... я говорю правду, Наири! — Анне пришлось подойти, чтобы услышать хриплый голос. Меня на самом деле... отправили сариты.
Анна похолодела, вспомнив тот день, когда настояла на прогулке инкогнито. Но если предположить, что Тассан не врет, то...
Колени подогнулись. Если это правда, то змея не просто пригрелась на груди. Она свила гнездо в самом сердце. Ведь тот, кто подал идею сбежать...
Она сама. Она сама приняла это решение. Но он поддержал, даже не противился особо, помог.
— Бред, — прошептала она сама себе. — Быть такого не может! Я сама себя накручиваю...
Но мысль уже поселилась в голове и Анна зациклилась. Так, что особо и не слушала, что говорит Тассан.
— Наири, у саритов везде есть шпионы. Даже в королевском дворце. И во всех Храмах. Умоляю, усильте охрану!
— А среди рорагов?
— Наири! — вскинулся Тассан. — это невозможно! Единственное место, куда им не удалось проникнуть — Академия рорагов. Среди них нет предателей!
Анна очень хотела верить. Но Тассан пытался убить её и Кьета, а теперь убеждал в своем раскаянии. И Эйр... все-же слишком легко он согласился. И именно он привел убийц в Храм.
Виски заломило. Боль обручем обхватила лоб и затылок и стискивала, стискивала. Анна не знала, что делать. И, как обычно, пошла к сыну. В его присутствии она успокаивалась, могла думать нормально. Да и время кормления пришло, о чем напомнило прилившее к груди молоко.
— Хон, молчи о том, что слышал! — предупредила на всякий случай. И вошла в детскую, не обращая внимания на почтительный поклон адъютанта.
Суета нянек и фрейлин раздражала, мешала думать. Но единственным местом, которое охраняли не хуже, чем личные покои Наири, был гарем. Анна ахнула, когда вспомнила о комнате, ставшей на какое-то время убежищем. Захотелось вдруг увидеть полки с книгами, уютное кресло... Но вот Кьет...
— Рийта, а наложники умеют обращаться с младенцами?
— Конечно! Их учат всему, что может пригодится Наири... Госпожа! — она догадалась. — Вы хотите...
— Хочу. Мне нужно кое о чем подумать. Устрой переезд, пожалуйста.
26
Но, вступая под высокие свода гарема, Анна жалела, что рораги тоже могут сюда зайти. Ей никого не хотелось видеть.
Но пришлось принимать приветствия наложников.
Они не изменились за эти несколько лет. Разве что люди. Анна напрягла память, вспоминая, как зовут вон того стройного светловолосого мужчину. На языке вертелось что-то знакомое.
— Тассан?
Тот радостно вскинулся:
— Наири помнит мое имя!
Анне стало стыдно. Если бы не другой раб, сидящий сейчас в темнице, она бы и не вспомнила. И тут же возникли вопросы. Но она отложила их до лучших времен.
Комната совсем не изменилась. Та же узкая кровать, те же книги... Комнату для Кьета оборудовали рядом. Кого из наложников пришлось для этого выселить, Анна не знала, да и знать не хотела.
— Я сама кормлю ребенка, — сообщила она удивленным мужчинам.
Колыбель перенесли из личных покоев, как и любимые игрушки. Анна уложила сына и поманила мужчин за собой:
— Кто в роли няньки?
— Тот, кого госпоже будет угодно видеть рядом со своим сыном.
Анна растерялась. Все они считались её наложниками, но за несколько лет она провела в гареме от силы пару месяцев. И то... в самом начале. И вдруг поняла, что совсем их не знает! Кому из них можно доверить сына?
— У меня была младшая сестренка, — склонился один из мужчин. — Я помогал матушке ухаживать за ней. Если Наири будет угодно...
Наири было угодно. Но дверь она велела не закрывать:
— Я должна видеть сына.
Теперь, когда Анна устроила ребенка, можно было позаботиться и об остальном:
— Тассан, ты еще не растерял навыки массажиста? И Фанум... Он все еще здесь?
К ногам Наири упал мужчина. Фанум как раз подошел к периоду расцвета мужественности. Анна, как и раньше, залюбовалась его мышцами. Они отвечали на каждое движение, двигались и казались живыми.
— Ты тоже... Пойдем. Мы давно не виделись. Наверное, нам есть о чем поговорить?
Мужчины переглянулись и последовали за госпожой.
В комнате Анна кивнула им на кровать:
— Присаживайтесь.
А сама устроилась в кресле. Оно действительно оказалось таким, как подсказывала память: удобным, уютным, покойным.
— Как вы тут жили? Я, наверное, виновата перед вами...
— Наири! — в голосах мужчин слышался ужас.
Анна спохватилась: здесь, в гареме, им не от кого было услышать о странностях их госпожи, об её предпочтениях. Хотя о последних им точно доносили, должны же наложники знать, как развлекать ту, ради которой живут.
— Бросила вас здесь, взаперти...
— Но вы же пришли... — Тассан готов был простить ей любой грех. Он сполз с кровати и подполз к креслу:
— Наири, простите мою смелость... но вам действительно нужен массаж — плечи слишком напряжены!
— Ну, так сделай! — Анне совсем не нравилась повисшая между ними напряженность. А расспросить хотелось о многом.
Тассан кивнул Фануму. Тот словно мысли товарища прочитал: на четвереньках подобрался к креслу, протянул руки...
— Так, давайте сразу проясним некоторые моменты.
Голос госпожи подействовал на них, как удар бича. Оба уткнулись лбами в пол и словно забыли, как дышать. Анна поморщилась. С таким трудом отучила фрейлин и ближних рорагов, а тут преклонение во всей красе!
— Я не люблю, когда ползают. И остальных предупредите.
Оба вскочили. И Анна поймала себя на мысли, что научилась, наконец, любоваться мужским телом. Литыми мышцами. Поворотом головы. Грацией опасного зверя...
Теплые пальцы осторожно коснулись шеи — Тассан снимал украшения. Одно за другим, медленно, чуть поглаживая кожу. Он тут же передавал золото Фануму и тот убирал ненужный металл на стол. А потом вышел.
— Куда? — удивилась Анна. Только что он дышать не смел без её разрешения, и вдруг уходит...
— Минуту, Наири. Он сейчас вернется, — прошептал Тассан.
И, словно читая его мысли, Фанум появился в дверях. На вытянутых руках он держал продолговатую шкатулку. Когда поставил её на стол, она отозвалась легким звоном.
— Госпожа предпочитает жасмин? Или розу? Или мне использовать масло сандала?
— На твое усмотрение, — Анна отдала инициативу. Ей стало интересно, до какой границы дойдет самодеятельность этих двух мужчин, которые ждали свою госпожу несколько лет жили только ради её улыбки. По крайней мере, именно так он сказали ей в прошлый раз.
— Скорее всего, я сама виновата, слишком долго не появлялась здесь. Вы и забыли… — от устремленных на неё взглядов стало не по себе, и Анна постаралась поскорее закончить. — Я не переношу, когда передо мной на карачках ползают. Поэтому поднимайтесь, нечего коленками полы протирать.
Они вставали медленно, готовые в любой момент рухнуть обратно. Но Небо не спешило поразить их страшными карами, а Наири улыбалась той самой улыбкой, за которую и жизнь можно было отдать…
Руки вновь осторожно коснулись шеи. Тассан снимал одно украшение за другим, передавал их Фануму. Потом аккуратно спустил обе бретельки узкого платья, обнажая плечи. Провел над ними, почти по коже, и от этого «почти» по коже пробежали мурашки. Анна замерла, ожидая момента, когда же мягкие, смоченные маслом ладони лягут на плечи, разомнут сведенные мышцы, позволят расслабиться.
А Тассан не торопился. Он словно сам наслаждался каждым мгновением близости. Водил руками вверх-вниз, заставляя кожу покрываться мурашками, а саму Анну поеживаться в сладком ожидании.
Зато когда он, наконец, по настоящему провел по плечам, она едва сдержала стон наслаждения. Анна уже и забыла, какого мастерство этого наложника! Все массажистки, что ежедневно разминали, растирали, умащивали Наири в подметки ему не годились!
— А ты детей массировать умеешь?
— Простите, госпожа? — Тассан даже замер от неожиданности.
— Ты можешь делать массаж моему сыну? У тебя руки волшебные.
— Наири слишком добра к своему рабу, — пробормотал Тассан, но по голос выдавал, насколько он польщен.
Дождавшись, когда он немного придет в себя, Анна задала следующий вопрос:
— Ты же жил у саритов, верно?
Руки Тассана дрогнули и на миг замерли. Но он быстро справился с волнением:
— Да, моя госпожа. Но если Наири позволит не вспоминать те дни…
— Было настолько страшно?
Молчание подсказало ответ.
— И все же. Скажи, а твое имя, что оно означает?
— «Вернувшийся к истокам», госпожа. Рабы часто дают его детям в надежде, что оно вернет им свободу.
— Тебе не вернуло.
Миг — и Тассан оказался перед Анной, на полу. Обхватил руками колени, спрятал лицо в складках платья:
— Это счастливое имя, госпожа. Я здесь, и Наири говорит со мной как с равным. Разве есть судьба более счастливая?