В своих полевых экспедициях Барадез столкнулся с обычными трудностями: объекты, которые так отчетливо просматривались с высоты, на земле отыскать было вовсе не просто. Когда он только начинал изучать лимес и фоссатум по аэрофотоснимкам, его поразило то обстоятельство, что на земле до сих пор никто не обнаружил этих сооружений. Но ему пришлось признаться, что однажды он сам пешком пересек фоссатум и не заметил никаких его следов. Лишь беспредельное упорство и аэрофотоснимки, которыми он постоянно руководствовался, позволили ему добиться успеха. Так постепенно в результате многочисленных разведывательных полетов и наземных экспедиций была по кусочкам собрана вся мозаика лимес и фоссатума.
Помимо основных дорог, различных крепостей и башен Барадез обнаружил несколько потерянных городов, и среди них Гемеллу, где сам провел раскопки. В результате полевых экспедиций он добыл богатую коллекцию высеченных на камне надписей. Барадез обнаружил множество придорожных стел, замеченных с самолета. Они стояли на одинаковом расстоянии друг от друга, и благодаря им удалось восстановить недостающие отрезки главных дорог. По помимо этого на каждой из них оказались надписи, посвященные императорам III и IV вв., свидетельствующие о том, что колониальная администрация тщательно следила за этими жизненно важными артериями. Здесь было множество имен: Гелиогабал, Александр Севéр, (оба императора восточного происхождения), Гордиан и Диоклетиан, Константин и Грациан — в общем, настоящий «Список царей» и бесценный хронологический документ. Одна из надписей в Гемелле, высеченная на каменном трехметровом блоке, состоит из множества строк. Она посвящена великому императору Адриану, чье явное присутствие ощущается в остатках гигантской оборонительной полосы, которая некогда опоясывала империю от Сахары до Шотландии и от Евфрата до Рейна.
Вероятно, фоссатум начал создаваться при правлении Адриана. Он весьма напоминает по форме — наклонные стены и более узкое дно рва — так называемую Стену Адриана, и это сходство явно не случайное. И так же как в Британии, по гребню рвов здесь тянутся валы из сухого щебня.
В грандиозных оборонительных сооружениях Адриана и его преемников чувствуется созидательная мощь, которая столетиями объединяла западный мир. И разве нет высшей справедливости в том, что через полтора тысячелетия после «падения» Рима разные люди из его разделенных провинций, наследники латинской цивилизации, стараются совместно воссоздать его границы? И здесь воздушная археология играет ведущую роль. Поиски следов Рима с самого начала были одной из ее главных целей. Кроуфорд, отдавший немало сил римской Шотландии, неустанно призывал своих британских и иностранных коллег создать объединенными усилиями карту Римской империи. Этому проекту помешала вторая мировая война. Однако бурное развитие воздушной археологии в послевоенное время позволяет надеяться, что он будет осуществлен.
Но вернемся к фоссатуму. К какому же заключению пришел Барадез? Разумеется, фоссатум и лимес — это вовсе не одно и то же. Воздушные поиски фоссатума привели к открытию лимес со всей их сложностью и глубиной. Фоссатум, в свою очередь, как оказалось, не был пограничным укреплением между территориями варваров и римлян, а проходил довольно далеко от передовых позиций. Раньше считалось, что он был первой линией обороны. В действительности же фоссатум играл роль последнего барьера, который вставал перед противником, если ему удавалось прорваться сквозь сеть пограничных крепостей и разгромить все подвижные войска. Таким образом, фоссатум в буквальном смысле слова последний ров во всей системе оборонительных линий.
Исследования Барадеза ясно показали, что фоссатум следует рассматривать в связи со всем обширным планом римской колонизации Северной Африки. За ним простиралась обширная сельскохозяйственная зона, плодородие которой обеспечивала ныне, к сожалению, погибшая система орошения — такое же выдающееся достижение римских инженеров, как сам оборонительный пояс. Солдаты-крестьяне, расселенные в этой зоне, являлись основной силой обороны. Они жили неподалеку от фоссатума и в случае тревоги могли быстро занять свои позиции вдоль него.
Аэронаблюдения Барадеза имели большое значение для аграрной археологии. Эта тема была особенно близка ему как бывшему студенту французского Национального агрономического института. Там, где сегодня простирается бесплодная Сахара, Барадез смог разглядеть сотни тысяч акров полей, некогда орошаемых водами огромной ирригационной системы. И хотя климат в те времена был таким же засушливым, как теперь, римляне сумели превратить пустыню в цветущий сад. Главными культурами были зерновые и оливки, значительная часть которых шла на экспорт.
Здесь, среди мертвых песков, где не встретишь ни одного человека, Барадез находил бесчисленные поселения, террасы, стены, каналы и даже прессы для получения оливкового масла, тока для обмолота зерна и мельничные жернова. Сельскохозяйственные и военные памятники подобного рода заставили пересмотреть все прежние представления о социальной, экономической и административной организации римской Африки.
6. ITALIA AETERNA[5]
Тавольере Северной Апулии — это обширный безлесный район на юго-востоке Италии, расположенный на берегу Адриатического моря между реками Форторе и Офанго. Центром его является город Фоджа. Это, пожалуй, самая большая низменная равнина у подножия Апеннин (длина — около 60 миль и ширина — примерно 30 миль) на итальянском полуострове к югу от долины По. Тут и там мягкие холмы — их здесь называют сорре — разнообразят монотонность степи, которая своим климатом и бесплодностью многим путешественникам напоминает Северную Африку. За долгое сухое лето здесь все выгорает. Среднегодовых осадков в Фодже выпадает примерно столько же, сколько в Тунисе, — от восемнадцати до девятнадцати дюймов — вдвое меньше, чем в Риме. Урожай приходится убирать в конце мая или в начале июня, пока земля не покрылась темно-бордовой коркой. И все же почва Тавольере достаточно плодородна. На обширных полях травы и злаки дружно поднимаются весной без всякого орошения. В сентябре земля снова покрывается ярким зеленым ковром многолетних трав, расцвеченным красными, белыми, синими и желтыми пятнами дикорастущих цветов.
Однако, до того как сюда пришла сельскохозяйственная техника XX в., Тавольере, как и вся Апулия, пользовалась незавидной репутацией самого непродуктивного и отсталого района Италии. Историки и экономисты долгое время считали его одним из ничем не примечательных уголков слаборазвитого малярийного Меццоджиорно (итальянского юга). И никому не приходило в голову, что в такой богатой останками прошлого стране, как Италия, ученым удастся найти еще что-то новое, удивительное. В самом деле, кто бы мог подумать, что дюны вокруг Фоджи скрывают единственный во всей Европе ландшафт, уникальный по своему многообразию и древности. Целая серия находок и «сердце Средиземноморского мира» отразила четыре тысячи лет человеческой истории и привела ученых к самым истокам европейской цивилизации.
По одному лишь числу древних городов и деревень Тавольере, с точки зрения археологов, можно считать одним из самых густонаселенных районов континента. В этой земле зачастую перемешанные останки при тщательном исследовании могут рассказать об эволюции европейского крестьянства от неолита до средневековья. Так что значение новых открытий выходит далеко за местные рамки.
Каким же образом воскресла древняя Апулия? Как бывало уже не раз, все началось с войны.
В конце второй мировой войны два британских пехотных офицера служили в фотографическом отделе воздушной разведки в Апулии, где находились военные аэродромы. Офицеры Джон С, П. Брэдфорд и Питер Уильямс-Хант за время своей службы досконально изучили топографию этого района. Незадолго до войны оба они активно занимались археологией. Уильямс-Хант вел раскопки в Беркшире, а неподалеку, в той же долине Темзы, Брэдфорд, имевший оксфордский диплом, раскапывал поселение железного века: он работал в щебневом карьере Дорчестера, который принадлежал майору Аллену и его брату. Брэдфорд и Уильямс-Хант были прекрасно знакомы со всеми достижениями британской воздушной археологии. Они служили в одной части и постоянно вели разговоры о том, что неплохо было бы применить на континенте «методы, разработанные в Англии Кроуфордом, Алленом и другими». И хотя в Апулии, по сути дела, не было на поверхности никаких древних памятников, друзья надеялись, что равнина Фоджи — достойный объект для воздушной археологии. Им не терпелось проверить свои предположения и начать аэрофотосъемки, как только закончатся военные действия.
У них были основания надеяться на успех. Почти вся Северная Апулия покрыта довольно тонким слоем земли, которая лежит на скалистом подпочвенном грунте, напоминающем пористый известняк. При таких условиях, сходных с условиями Южной Англии, злаковые и прочие растительные приметы должны отчетливо выявлять все места с перемещенной когда-либо почвой. Следовательно, всякое искусственное углубление, увеличивающее количество влаги в заполненных перегноем колодцах или крепостных рвах, повлияет на растения: они будут выделяться своей высотой, цветом и густотой. Из-за засушливого климата района это должно проявляться особенно отчетливо в конце жаркого лета, когда растения, получающие больше влаги и питания, выглядят зеленее и вызревают раньше. Еще одно обстоятельство облегчало возможность выявить изменения подпочвенного слоя: поля в Апулии были обширные, открытые, без всяких ограждений, и засевались одинаковыми злаками. В этом отношении они резко отличались от других районов Европы. Скажем, в Ломбардии, на Дунае, в долине Рейна или на Балканах земля, скрывающая множество доисторических поселений, изуродована чересполосицей, межевыми оградами, дроблением полей и севооборотами. Спустя столетия фактически невозможно точно определить, что там происходило и в какой последовательности, не говоря уже о том, что следы расположения многочисленных древних стоянок полностью стерты.