семи сменами цивилизаций'— от их начала на далекой заре человечества и до наших дней. Этих принципов уже зрелой воздушной археологии Брэдфорд неукоснительно придерживался в Апулии. В его работе строгая педантичность ученого сочеталась с чутьем художника. О его эстетической восприимчивости говорит хотя бы такой набросок изучаемого ландшафта: «Сегодня Тавольере вызывает чувство необозримости земли и неба, и однообразие свободного полета нарушает лишь цепь синих гор, замыкающих горизонт, которая придает всему пейзажу интимность и надежную замкнутость. Да еще — яркость света и красок, резкие контрасты зимних холодов и летней жары, прелесть короткой весны и ее постепенное перерождение в осень и морское побережье, которое так радует глаз после выгоревшей, голой равнины. Все это и другие характерные черты Апулии прекрасно отображены на многих средиземноморских рисунках Эдварда Лира. Суровый и вместе с тем бодрящий ландшафт… В основе своей здешние условия были самые подходящие, нужно было только умело их использовать. А поселенцы времен каменного века, так же как на равнине Фессалии, ясно видели, какие выгоды они представляют для примитивного земледелия».
Однако настоящий ученый не ограничивается лишь экологическими описаниями: он проводит параллели и сравнения с землями Восточного Средиземноморья, где, по-видимому, впервые зародилось земледелие. Брэдфорд был ученым и твердо придерживался правила: собирать, объяснять и делать обобщения, т. е. шел от анализа к синтезу.
Больше всего времени и энергии у него отнимали объяснения, интерпретация фактов. Следует напомнить, что до Брэдфорда и Уильямса-Ханта мало кто понимал, какое огромное значение имеют злаковые приметы для поисков утраченных древностей на побережьях Средиземного моря. Археология Тавольере была практически неизвестна, и никакие аэронаблюдения там не производились. В сущности, не было ни одного аэрофотоснимка, сделанного хотя бы над аналогичным районом Италии. Поэтому не существовало никаких надежных ориентиров, не от чего было отталкиваться. Эта область оставалась археологической целиной, и никакие, даже самые четкие снимки злаковых примет не позволяли здесь с достоверностью определить характер или время сооружения найденного объекта. Иначе говоря, по одним фотоснимкам здесь ничего нельзя было сказать. Кроме того, на каждой фотографии было, как правило, множество перемешанных изображений, и все их приходилось тщательно изучать, чтобы выявить отдельные объекты. Правда, Брэдфорд однажды заявил, что археологическая авиаразведка 1945 г. «неожиданно увенчалась открытием уникальных погребенных поселений, обширных, сложных и ранее совершенно неизвестных». Но тут же поспешно добавил: «Вначале можно было только гадать, что это такое, и лишь позднее интерпретация фотоснимков частично позволила ответить на этот вопрос».
Эта интерпретация, которую он считал первой фазой изучения найденных объектов, отняла у Брэдфорда около трех лет. За ней должна была следовать обязательная вторая фаза: систематические раскопки для проверки и подтверждения свидетельств аэрофотосъемки. Однако Брэдфорд и Уильямс-Хант сделали несколько пробных раскопок уже в июле 1945 г., сразу же после получения первых фотоснимков. В этом им с энтузиазмом помогали солдаты их подразделения. Короткий пробный раскоп на месте обнаруженного с воздуха деревенского «комплекса» выявил благоприятные геологические условия местности: поверхностный слой почвы (толщиной в один фут), затем известняк (около трех футов), а под ним толстый слой желтого песка. Разрез, сделанный поперек предполагаемого доисторического рва, принес богатый урожай черепков отличной керамики, по-видимому, одной эпохи, но двух разных видов. К первому относились осколки коричневой или черной глиняной посуды без всяких украшений. Ко второму — желтоватые черепки с изящным орнаментом в виде широких, цвета помидора поперечных полос, так называемых fasce larghe. Это было первым неопровержимым свидетельством каменного века. Ярко выраженный стиль посуды, сделанной вручную — без применения гончарного круга, указывал также на связь этой деревни с уже известными поселениями в Южной Апулии и в Сицилии и даже по другую сторону Адриатического моря. Сходство с подобной и уже стратиграфически датированной керамикой из множества других раскопов в Италии позволило отнести ее примерно к 2300 г. до и. э.
Шаг за шагом пробивался Брэдфорд к пониманию сложной системы поселений на территории Тавольере а две тысячи лет до возникновения Римской империи. Эти первые поселенцы, по всей видимости, были предками тех крестьян, которые стали основоположниками древнего Рима.
В том же, 1945 г. Брэдфорд стал членом подкомиссии по памятникам, архивам и произведениям искусства Союзнической комиссии в Италии. Здесь ему представилась возможность сотрудничать с итальянскими археологами и обсудить с ними вопросы, связанные с доисторией Апеннинского полуострова. Одновременно он знакомился с результатами полевых исследований, проведенных в Южной Италии несколько десятков лет назад, не упуская при этом из виду общую картину эволюции неолитической культуры на всем европейском побережье Средиземного моря.
В тот же период ему пришлось расстаться с Уильямсом-Хантом, получившим в июне назначение на Дальний Восток. Уильямс-Хант весьма сожалел о том, что их совместные исследования в Италии так внезапно прекратились, но для него начался новый этап воздушных поисков, которые привели к великолепным открытиям потерянных городов в Сиаме и в Индокитае и покинутых стоянок аборигенов вблизи Мельбурна, в Австралии. В 1953 г. в малайских джунглях, где он вел антропологические изыскания, трагически оборвалась его жизнь. Ему было всего тридцать пять лет, столько же, сколько Брэдфорду.
Главный вклад Брэдфорда в воздушную археологию, несомненно, открытие около двухсот неолитических поселений в Тавольере. За один только 1945 год число таких поселений для всей Италии, включая Сицилию и Сардинию, возросло более чем вдвое. Причем это резкое увеличение произошло за счет открытий, сделанных в одном небольшом районе, где удалось выявить общий план их размещения, предоставивший ученым «уникальные возможности для сравнительных исследований». В отличие от ранее найденных в Италии стоянок, известных лишь по отдельным предметам или, в лучшем случае, по неясным чертежам полевых экспедиций, эти неолитические поселения были зафиксированы на фотоснимках так отчетливо, что к планам их мало что оставалось добавить. Они имели много общего, несмотря на значительные различия в их характере и величине. Несомненная гомогенность этой группы резко выделяла ее из всех других видов поселений на земле Апулии. Для них характерен один и тот же план, и, как правило, они располагались на невысоких холмах над малярийной равниной. Соображения оборонительного порядка при этом, видимо, не играли особой роли, хотя некоторые поселения на западных возвышенностях стояли над обрывами, подобно древним укреплениям на холмах Англии. Поражает то, что расстояние до водных источников не оказывало решающего влияния на выбор места для поселений. Кроме того, каждое из них было окружено одним или несколькими рвами шириной от 12 до 25 футов. Лишь в одном случае таких рвов оказалось восемь: они располагались двумя концентрическими группами по четыре. Мелкие поселения обычно окружали всего два рва, но в остальном они представляли собой уменьшенный или упрощенный вариант более крупных. В зависимости от размеров поселений Брэдфорд разделял их на усадьбы, где обитала одна большая семья (или «расширенная семья»), и на деревни. В большинстве своем оба типа поселений состояли из двух главных частей: внешней, которую Брэдфорд условно назвал «скотным двором», и внутренней, «домашней», за оградой, не обязательно концентрической. Совершенно неожиданным оказалось открытие еще одного маленького «лагеря», обычно расположенного в «домашней» зоне. Эти «лагеря», в свою очередь, частично или полностью окружали кольцеобразные или овальные рвы. Сначала Брэдфорд принял их за скопление хижин, однако этому противоречили слишком уж большие размеры «лагерей» — от 40 до 110 футов в диаметре. Впрочем, внутри них вполне могли стоять отдельные жилища. По каким-то неизвестным причинам ворота и все выходы из всех «лагерей» каждой большой деревни были обращены в одну и ту же сторону: между востоком — северо-востоком и западом — северо-западом. И еще одну любопытную деталь первым отметил Брэдфорд: в основные рвы-ограждения спускались клинообразные в разрезе дополнительные коридоры. Несомненно, они служили проходами. В каждом основном рве могло быть несколько таких коридоров. По-видимому, их использовали для того, чтобы выгонять или нагонять скот за ограждения, но они могли служить и для оборонительных целей.
Пожалуй, наиболее интересной из всех деревень можно считать ту, что была обнаружена близ Пассо-ди-Корво, в восьми милях к северо-востоку от Фоджи. Ее овальное ограждение имеет от 800 до 500 ярдов в длину и в ширину. Это, возможно, одно из самых больших известных нам поселений неолита: оно вдвое больше знаменитого Кёльн-Линдентальского в Западной Германии. Брэдфорд полагал, что эта деревня играла роль племенного центра. В самом деле, аэрофотоснимки запечатлели на ее плане более сотни внутренних лагерей, глядя на которые легко себе представить, как подобный «крааль» каменного века со временем превратится в город железного века. Размеры поселения близ Пассо-ди-Корво будут еще значительнее, если включить в него внешний «загон», который примыкает к деревне эксцентрическим эллипсом, окруженным одним рвом. Этот «загон» занимает площадь 1500 ярдов, Несмотря на большое количество и разнообразно неолитических поселений, по ним трудно проследить их эволюцию. Усадьбы и деревни с целым рядом промежуточных вариантов, вероятно, соседствовали друг с другом. Но если такие поселения и принадлежали к одной культуре, это вовсе не означает, что они существовали одновременно. Сама скученность делала такое предположение маловероятным. На эту мысль Брэдфорда навела аналогия с расположением современных африканских деревень вблизи оз. Виктория, а подкрепили ее данные аэрофотоснимков. На одном из них план неолитической деревни почти полностью повторял план соседней, расположенной поблизости. Напрашивался вывод, что обитатели первой деревин сочли ее непригодной для жилья из-за скопления отбросов и грязи, собрали все свои пожитки и переселились в другую такую же деревню по сосе