Слова мои покрыты несгоревшим прахом.
И съёжились перед смертельным страхом
Надорванные грани вечной тишины.
На сердце мрак смеётся в пустоту,
Поломанные крылья за спиной обвисли,
И чередой пронзают мою душу мысли,
Убившие когда-то света красоту.
А в этой суматохе канули ключи,
Которыми однажды запер жизни своей двери.
Прости, я в Бога, кажется, совсем не верил.
Я верил в боль, душившую в ночи.
Жаль, что только теперь…
Знаешь, я разлюбил всю свою тишину,
Сердцу стало милее дыхание волн.
Или трель соловья, в которой тону,
Или старого дерева праведный стон.
Я теперь не люблю свою вечную грусть,
Мне улыбка небес всех закатов важней.
Или солнца лучи, когда только проснусь,
Или шёпот листвы. Или тайны аллей.
Знаешь, я полюбил свою скорость и прыть.
И наивность свою в вечных поисках рая.
Знаешь, я полюбил и желание жить…
Жаль, что только теперь… Когда умираю.
Мне бы только тебя дождаться
А летом тёплым расплакалась осень:
«Меня не ждут, не хотят листопада».
И невесёлое солнце попросит
Шумливый дождь — мол: «Не надо!
Не надо!»
За крошку хлеба сражаются птицы,
Да слёзы туч их хлестают градом,
И под зонтами застыли лица
В мольбе: «Не надо!
Не надо! Не надо!»
В тетрадь устало слова ложатся,
Они во мне не найдут воскрешения.
А мне бы только тебя дождаться…
Ах, осень летняя…
Дай же спасения!
Паяц
Прозрачным янтарём закат на небе тронут,
И затихает день, погас небесный свод.
Рисует на лице улыбку грустный клоун,
Сегодня до утра ему смешить господ.
Покоится печаль под толстым слоем грима,
И хромотой смешит его нелепый танец.
Надрыв в его словах чуть еле различимый,
В угоду для господ упал на землю паяц…
И только на лице лежит оттенок света,
Да пульсом застучат в его груди года:
«Сегодня, господа, смешить желанья нету.
Сегодня клоун мёртв. Простите, господа.
Ах, кто-нибудь из вас мои мольбы услышит?
Мне горло поцарапал души болящей крик!!!
И пусть я вам паяц! Но сердце моё дышит!
Увидьте мою боль, когда сниму парик…»
И пульс его теперь презрением поломан.
Затихли голоса смеющихся господ:
«Ах, почему молчит сегодня этот клоун?
Призвание твоё — собой смешить народ!»
И день за днём, печальные, скитаются
Заглушённые крики поломанных сердец.
Ах, господа, для вас мы были паяцы.
Но Ангелами нас на небе звал Творец.
Дописан путь
Дописан путь. Осталось только точкой
Отметить «Стоп» сгорающей Судьбы.
И пульс лежит мой стихотворной строчкой,
И пульс лежит мой стихотворной строчкой
У изголовья, спрятавшись в цветы…
Последний вздох с ладоней равномерно
Стекает в память, укрываясь снегом,
Он где-то жив и теплится, наверно,
Он где-то жив и теплится, наверно,
С таким родным далёким человеком.
Дописан путь. Но я судьбу рисую,
На крыльях пепел — сожжены мосты…
Но вместо точки — ставлю запятую,
Но вместо точки — ставлю запятую,
Ведь после вьюг недолго ждать весны.
Сонет
Молча стонет сонет, дрожащей рукою написанный.
Сохнет вялым листом на асфальте моя пустота.
Что поставил на кон, выбирая себя между жизнями?
Что я жаждал в тени своего именного креста?
Сердце плачет навзрыд — перевязано нитями осени,
Перелив голосов замирает в крадущемся пламени.
И с последним «прости» в меня ангелы стрелами бросили,
Поцарапав мой крик, на снегу этой жизни оставили.
Чтоб стонал, как сонет, дрожащей рукою написанный,
Замирал на кресте, перевязанный нитями — венами.
Я себя потерял, пробираясь по снам между жизнями,
И упал в никуда, подгоняемый чьими-то стрелами.
Случилась беда
Я голосом флейты рассказывал Богу секреты
И ветром шальным гонял по просторам стрижей.
На каждый вопрос ко мне приходили ответы.
Я крылья носил, не ведая в спину ножей.
Шелест листвы мне на ночь рассказывал сказки,
В объятиях звёзд со мной засыпала луна.
Чем больше любил, тем больше окутан был лаской,
И всё, что просил, всегда мне давали сполна.
Но каждому счастью однажды приходит кончина.
Закончились дни, и Бог не в меня превратился.
И сотни ножей с насмешкою воткнуты в спину…
Случилась беда — я здесь почему-то родился.
Хромая мечта
Да, всё в порядке. Всё же средь лета проснулись вдруг вьюги,
И мёрзнет душа под витающим пеплом умершей от боли любви.
Всё холоднее, печальней и проклято криками каждое новое утро,
Хромая мечта отравой смертельной плескается снова в крови.
Не трогают душу страдания призраков в келье уставшей вселенной,
Спасением дышит в затылок давно поджидавшая верная смерть.
Свободными шли Корабли, становясь под прицелами пленными,
Хромая мечта уж отчаялась сбросить оковы земли и взлететь.
Снегами на плечи ложатся давно позабытые летние краски.
Молчит за порогом ненужная в этой паршивой дыре красота.
Хромая мечта на взлётную полосу встала сегодня напрасно,
За нею темнеющей линией снов легла простынёй пустота…
Слышишь меня, Господи?
Ты меня слышишь, Господи?
Ты меня слышишь, Господи?
Ради моей проседи
Ты забери грусть.
Сердце тоской мается.
Сердце тоской мается,
Хоть не кричит, но кается.
И не уснёт пусть.
Слышишь меня, праведный?
Слышишь меня, праведный?
Чтобы не знать отчаянья,
Радостью посвети.
Я же тобой присланный,
Я же тобой присланный,
Чтобы душой чистою
Остаться в конце пути.
Листом кленовым
Разбужу тебя утром ранним
Криком птиц беспокойно-весёлым.
Улыбнувшись твоими губами,
Рядом лягу листом кленовым.
Бахромой из снегов укрою,
Чтобы стало тебе теплее.
Ты запомни, я рядом с тобою,
Лишь достаточно в это верить.
У любви не бывает срока,
У надежды смертей не бывает.
Пусть петляет твоя дорога,
За тобою по ней я шагаю…
Чтоб будить тебя утром ранним
Криком птиц беспокойно-весёлым.
Ведь любимые не умирают,
Улетая листом кленовым?
Раствориться
Камнем с твоих опущенных плеч…
И чтобы не биться волною о скалы,
И чтобы не мучить тебя оскалом,
К ногам упавшей звездою лечь,
Прильнуть слезою к твоим губам.
И чтоб не знать замираний пульса,
И чтобы не сбиться с немого курса,
Дыханье своё подарить мечтам.
И с крыши твоей одинокою птицей —
И чтобы не быть на душе твоей раной,
Идти не туда под парусом рваным,
Я строчкой усну на помятой странице.
Судьбою в судьбе навсегда раствориться…
Устали молчать
Устали молчать, но уже не до крика.
Так давят на горло пустые мольбы.
А пуля летела, смертельно безлика —
Загнившее семя не нашей войны.
Упав на колени, не хочется верить,
Что истины Бога понятно просты,
А раны от пули надеждой не склеить,
Не вырастить снова на крови цветы.
Устали молчать, но уже не до крика.
И в землю зарыто загнившее семя
Той пули, которая вечно безлика
И вечно крадёт у человечества время…
Под Богом все ходим
И топчем цветы,
Уставших кричать
От недетской войны.
Не дыша по камням
Тишина, как вуаль, чьим-то шёпотом бережно сорвана.
Обезумев молчать, разрыдалась под утро душа.
Не дыша, по камням — эта линия всё-таки ровная,
Я по ней уходил, от немыслимой боли дрожа.
Безнадёги края осторожно надеждой исписаны.
И плитою слова улеглись на широкую грудь.
Не дыша, по камням — я лечу погоревшими письмами
И на пепле любви вновь пытаюсь навечно уснуть.
Тишина, как вуаль, чьим-то шёпотом бережно сорвана,
Только фальшью звучит надорвавшая горло душа.
Не спеша, по камням, к небесам рвусь я раненым вороном,
Но рыдаю дождём от немыслимой боли дрожа…
Дождём
Уставший мой голос уже еле слышен.