Но потом Ганс Ахтерер объяснил им, что речь идет о перевозке станков, принадлежавших инженеру. Инженеру, который приезжал в деревню на автомобиле, который носил свой городской костюм как генеральскую форму, который постоянно проворачивал какие-то темные дела с их хозяином, который на их смущенные приветствия отвечал дружелюбно, но не ценил их, который в разговоре с ними не различал их по именам, жена которого смотрела на них как на пустое место.
Их восторг улегся, осталось только злое разочарование. Они не хотели помогать инженеру и совершенно не понимали того, что отправка станков в первую очередь нужна была Гансу Ахтереру.
Отказаться они не могли, но обязательно хотели показать свое отрицательное отношение к этой затее и оказать хоть какое-то сопротивление.
Наконец все было оговорено, и они разошлись спать, но сразу заснуть не смогли, а долго лежали и смотрели в потолок, с которого свисала клейкая лента-мухоловка, покрытая липкими тельцами мух. Они уже так долго были здесь, так долго жили вместе. Вряд ли они помнили о причинах, приведших их сюда. Они хотели домой.
Когда Камилла пришла спать, девочка проснулась. Некоторое время она молчала и лежала не двигаясь, потом вдруг сказала:
— Это я пригласила тебя сюда.
— Что ты хочешь этим сказать? Я работаю здесь.
Рената села.
— Но если бы я не написала, чтобы ты приехала, ты вообще не смогла бы поехать.
— Если бы я была не нужна здесь, то хозяйка отослала бы меня обратно. Ну, что тебе надо?
— Чтобы ты заботилась обо мне, — сказала Рената с упреком и скинула пуховое одеяло к ногам.
— Ах так. Все из-за того, что меня сегодня не было. Но я часто буду уходить.
От страха и боли тело девочки словно застыло. Рената неглубоко вздохнула и через некоторое время наконец прошептала:
— Нет, тебе не разрешат.
— Разрешат, — прошептала Камилла в ответ.
— Можно я буду ходить с тобой? — спросила девочка и придвинулась ближе к Камилле.
— Не далеко, — сказала Камилла, — а потом тебе придется ждать меня.
— Где? — спросила Рената и прильнула к подруге.
— Это близко, завтра узнаешь.
— Почему мне нельзя идти с тобой до конца?
— Потому что я должна идти одна.
— Почему?
— Это тайна.
— Опять? В последний раз ты мне все рассказала.
— А на этот раз не могу.
— Тогда расскажешь потом?
— Да, потом.
— Когда?
— Когда ты вырастешь.
Рената вздохнула:
— А ты не забудешь, Камилла?
— Нет. Не забуду.
Девочка опять легла. Обе думали о завтрашнем дне. Рената — с надеждой, Камилла — в смущенном ожидании бесконечных тайн и возможностей, открывшихся перед ней в этот жаркий вечер. Чуть позже она услышала необычные в этот час суток звуки запрягаемых лошадей, бряцание металла и скрип колес. Но она была уже не в состоянии ни о чем думать.
Все прошло гладко и без помех, как и хотел Ганс Ахтерер. Уже вечером небо затянулось облаками, и станки они выгружали в полной темноте. На небе не было ни звездочки. До места, где Ганс спрятал станки, можно было добраться только на лошадях. Лес принадлежал монастырю, недавно там делали вырубки и новые посадки. Саженцы были еще слишком молоды, и в ближайшее время в лесу не намечалось никаких работ. Они сделали две ходки, работали быстро и без шума. Яма, выкопанная во влажной земле, находилась в стороне от дороги и была как раз такой величины, что в конце жарких дней должна была доверху наполниться водой цвета глины, которая совсем скроет машины, сделает их незаметными. А пока они закрыли ее кучей хвороста, чтобы это место не бросалось в глаза. Через два часа все было готово. Прежде чем сесть на телегу, Ганс Ахтерер пожал своим помощникам руки и поблагодарил их. В первых числах следующего месяца он думал прибавить к их зарплате изрядную сумму денег. Он с облегчением отдал одному из украинцев вожжи, закрыл глаза, и его уставшее тело закачалось в такт движениям телеги. Подул свежий, успокаивающий ветер. Украинцы внимательно следили за дорогой.
Ни Рената, ни Камилла, ни Винцент не получили писем из дома.
Со времени встречи Камиллы и Винцента прошло несколько дней. Камилла каждый день ходила в монастырь, хотя Грета об этом ничего не знала. Ей и не надо было ничего знать. Кроме того, Камилла должна была сдержать данное Ренате обещание брать ее с собой. Она искала какой-нибудь выход. На глаза ей попался портфель, в котором Рената привезла учебники.
— Да тут твой задачник, — сказала Камилла и вытащила его из портфеля. — Ты даже не вынимала его.
— Зачем? — спросила девочка. — Я же здесь не учусь.
— Но ведь осенью ты пойдешь в школу.
— Все равно. Я уже сдала вступительный экзамен.
— Арифметики у вас не будет. А будет математика. Это очень тяжелый предмет. Ты всегда плохо решала задачки и примеры. Как ты справишься, не знаю. Я буду с тобой заниматься.
Но девочку эти слова не очень-то убедили.
— Кто положил сюда эту книгу, Рената? Конечно, твой отец. Значит, он хочет, чтобы ты здесь занималась.
Девочка уступила. Камилла пошла к Грете и попросила ее разрешения вечером после работы заниматься с Ренатой математикой. Для занятий они выбрали двор монастыря, сели на любимую скамейку Ренаты около памятника. Камилла задавала девочке легкие задания. Вскоре она закрыла учебник, достала из корзинки книжку с приключенческими рассказами и сказала:
— Ну вот. Теперь можешь здесь почитать.
— Уже? — радостно спросил ребенок. — Ты тоже взяла книжку?
— Нет, — сказала Камилла. — Я сейчас уйду. А ты подождешь здесь, пока я не вернусь. Никуда не уходи отсюда. Если я замечу, что ты следишь за мной, я больше никогда не возьму тебя с собой. А тете Грете скажем, что мы здесь все время решали задачки. Поняла?
— Ты хочешь, чтобы я говорила неправду, — сказала девочка и отложила книжку. — Врать нельзя.
— Ты и не будешь, — сказала Камилла и засмеялась. — Пожалуйста, можешь еще немного порешать.
Она не пошла в монастырь прямой дорогой. Она знала, что со стороны леса есть тропинка, которая ведет прямо во дворик с фонтаном, а оттуда легко попасть в императорские палаты.
«Почему она побежала, — думала девочка. — Почему так быстро?»
В конце недели Винцент наконец получил весточку из Вены. В открытке было лишь несколько предложений. Баронесса писала, что отец болен и поэтому они не смогли приехать, но он не должен беспокоиться. Может быть, она приедет одна.
Сообщение о болезни отца потрясло Винцента. С тех пор как он себя помнил, барон отличался отменным здоровьем. Чувство беспокойства снова затрепетало в нем, но он быстро переключился на мысли о Камилле, о том, как она каждый вечер появляется в раскрытых створках дверей и, замедлив шаги, приближается, ища его взглядом, как будто не видит его. Он думал о множестве вопросов, которые задаст ей, и о ее осторожных ответах, о невольно возникающем молчании и страхе растратить понапрасну короткое время, которое отводилось им для встречи. Он думал о том, как он смотрит ей вслед, когда она уходит, и представляет при этом, что она не отдаляется от него, а, наоборот, возвращается и опять подходит к нему. Образ возвращающейся Камиллы отодвинул на второй план сообщение баронессы, и Винцент даже не заметил, как изменился ее почерк.
В тот день, когда пришла открытка, санитар отвел его в операционную, которая прежде была капитульным залом средневекового монастыря. Последний рентгеновский снимок раненой руки был настолько хорошим, что врачи решили снять гипс. Пациент терпеливо выдержал эту неприятную процедуру и даже не очень удивился красно-фиолетовому цвету кожи и грубым рубцам пулевых ранений. Винцент попросил врача выдать ему пропуск за пределы монастыря. Врач пообещал.
— Теперь мы можем выходить отсюда, — сказал он взволнованно, когда пришла Камилла. Он был в форме и торжествующе показал ей пропуск.
— Значит, ты выздоровел, — сказала Камилла и просияла.
— Нет, — ответил он. — Это значит, что я могу теперь забыть о войне и лазарете. Вместе с тобой.
Он взял ее под руку. Она не сопротивлялась. Они пошли по длинному коридору к выходу. Уже у ворот Камилла оглянулась и увидела вдалеке маленькую светлую фигурку девочки, тихо сидящую на скамейке.
Дорожка, ведущая к ручью, была крутой и каменистой. Камилла шла вперед, осторожно и медленно. Внизу она опустила руки в прохладную воду и приложила их к щекам Винцента. Потом они пошли дальше вдоль ручья. Когда берега освещало солнце, на кустах малины светились несобранные ягоды.
Разрушенная крепостная стена монастыря в некоторых местах была прямой, как стрела, но нередко немыслимыми изгибами тянулась вдоль темного леса с могучими деревьями, в котором когда-то охотились духовные отцы и их гости. Стена взбиралась вверх по маленькому холму, за ним лес кончался и начинался огромный, простиравшийся до линии горизонта луг. На траве были видны маленькие следы, ведущие к просвету в стене, за которым находились дикие заросли бывшего зверинца. Теперь там ходили разве что лесорубы.
— Это мои следы, — сказала Камилла. — Мы пришли.
За стеной под низкими сосенками рос кустарник. Сосновая поросль тянулась к небу. Пахло смолой и сеном. Вокруг черных пеньков росли полевые колокольчики. Темные стайки насекомых разлетались, как бы играя, при виде капустницы, а потом опять собирались вместе. На маленьком свободном пространстве трава с трудом пробивалась сквозь плотный мох. Камилла расстелила там свой передник.
— Посмотри, — сказала она. — Через верхушки деревьев видны окна монастыря. Я иногда сидела здесь и представляла себе, что ты там, за этими окнами.
Они сели на передник, тесно прижавшись друг к другу.
— Раньше мы не часто встречались, — сказал Винцент.
— Ты был уже взрослым, а я — еще маленькой. Иногда ты говорил со мной. Как с ребенком. Или с кем-то, кто живет в другом мире.