И вот школа окончена. Он возвращается в Москву, поступает в Литературный институт, для заработка — художником-оформителем на завод. Живет у своей тетки — Елизаветы Яковлевны.
1 февраля 1944 года Георгию исполняется девятнадцать лет, и вскоре его призывают в армию. В письме к Але он точно указывает день призыва — 26 февраля и делится своими первыми впечатлениями о службе в запасном полку под Москвой. До принятия военной присяги Георгий успевает побывать с товарищами по полку в Рязанской области — на лесозаготовках. В письме к Анастасии Ивановне с некоторой долей иронии описывает, как занимается ремонтом бани.
Однако три месяца позади. Принята присяга на верность Родине. И вот первое письмо с фронта.
«Адрес полевой почты — тот же, с той только разницей, что мы перекочевали в другую деревню и я теперь ночую на чердаке разрушенного дома; смешно: чердак остался цел, а низ провалился. Вообще же целы почти все деревянные здания, а каменные — все разрушенные. Местность здесь похожа на придуманный в книжках с картинками пейзаж — домики и луга, ручьи и редкие деревца, холмы и поляны, и не веришь в правдоподобность пейзажа, этой «пересеченной местности», как бы нарочно созданной для войны…»
Не все мог рассказать в своем письме солдат. И чтобы еще раз пройти с ним фронтовыми путями-дорогами, пришлось отступать в далекое прошлое, представшее десятками приказов, сводок, боевых донесений…
Вначале по обратному адресу на треугольном конверте — полевой почте — удалось установить, что красноармеец Георгий Эфрон после призыва в феврале 1944 года был направлен военкоматом в 84-й запасный стрелковый полк.
В Центральном архиве Министерства обороны в старых пожелтевших папках тщательно выбираю имена однополчан Георгия, его командиров, которые вели в бой, — около сотни адресов. Только адреса-то их относятся еще ко времени призыва, порой даже к довоенному времени. Удастся ли разыскать кого-то, припомнят ли Георгия?..
В годы военного лихолетья о Георгии не сохранилось никаких официальных сообщений: где воевал, долго ли, погиб ли, пропал ли без вести или с вестью какой?..
Но вот пошли ответы — пятьдесят писем из военных комиссариатов, исполкомов сельских Советов, из Военно-медицинского музея Министерства обороны, от частных лиц. И с каждым письмом, каждым архивным документом, воспоминанием все ясней и отчетливей вырисовывался в той Великой войне Георгий — сын Марины Цветаевой.
…Прорвав сильно укрепленную оборону противника в районе Сиротино, 437-й стрелковый полк 154-й стрелковой дивизии вел бои в северо-западном направлении — по левому берегу реки Западная Двина. Сюда-то после трехмесячной подготовки с большой группой пополнения и прибыл Георгий.
Люди разных возрастов, национальностей, профессий собрались в 7-ю стрелковую роту. Среди них немало москвичей. И грубовато-бравые, и застенчиво-сосредоточенные — все сейчас как одна душа, один характер. Токарь Николай Ежов, технолог Иван Левицкий, судовой машинист Федор Егоров, счетовод Василий Афанасьев, повар Павел Маркелов, садовник Автоном Галызник из Полесья, плотник Владимир Веселов из деревни Большая Плоская, кузнец Дмитрий Андрапов. Самому старшему по возрасту — Федору Егорову — сорок девять, старшим среди новичков по званию Борис Виноградов — в прошлом завскладом станции Кунцево. Старший сержант Виноградов уже повоевал: в сорок третьем его тяжело ранило, и вместе с желтой нашивкой на груди сержанта яркой эмалью поблескивал орден Красной Звезды. А самыми молодыми в 7-й роте 3-го батальона — девятнадцатилетние стрелки Георгий Эфрон, Джамал-бек Кайбагаров и Николай Никитин. Командует ротой Гашим Сеидов.
Готовя новое пополнение к боям, в батальонах 437-го стрелкового полка провели партийные собрания. В 3-м батальоне с докладом выступил сам комбат капитан Твертнев.
«Во всех боях, которые вел батальон, — записали в решении собрания, — впереди всегда были коммунисты. В боях на смоленском направлении парторг пулеметной роты т. Артамонов, будучи дважды ранен, не ушел от своего пулемета. Коммунист Барбаш за время боев уничтожил до 500 немцев из своего «максима». В настоящий момент за считанные дни парторганизации необходимо создать среди личного состава наступательный порыв, научить новое пополнение бить врага с наименьшими потерями…»
И Георгий учился. Учился ползти в полном боевом снаряжении, сровнявшись с землей. Кидать гранаты. По команде «Вперед!» решительно бросаться в атаку и наотмашь бить прикладом, колоть штыком противника. Самым тяжелым оказалось копать окопы.
«Бесспорно, я слабее других в одном — в отношении рук, которые у меня и малы, и не цепки, и не сильны», — сетовал он в письме к сестре. Но все же копал — до кровавых мозолей на ладонях, помня старую солдатскую заповедь: чем глубже в землю, тем дольше жизнь.
17 июня Георгий передал полковому почтальону аккуратно сложенный треугольничком тетрадный лист, в котором сообщал сестре о предстоящем бое.
«Милая Аля! Давно тебе не писал… Завтра пойду в бой автоматчиком или пулеметчиком. Я абсолютно уверен в том, что моя звезда меня вынесет невредимым из этой войны… Я верю в свою судьбу».
То же самое он написал Анастасии Ивановне.
А утром был бой. 7-й роте 3-го батальона предстояло драться за рощу северо-западнее деревни Заборье, что неподалеку от станции Сиротино. И первую контратаку противника отбили автоматчики отделения, которым командовал младший сержант Иван Ампилогов. Четыре контратаки выдержал наводчик станкового пулемета младший сержант Илья Арбузов. Когда взвод лейтенанта Василия Сараева прорвал позиции врага, фашисты остервенели. После того боя один только санитар-носильщик Иван Бельков эвакуировал в медсанбат 240 раненых…
С 27 по 30 июня 437-й стрелковый полк вел бои за деревни Черчицы, Убойна, Шаши. В течение суток 29 июня противник выпустил по нему около 1500–1800 снарядов и мин, но полк продолжал наступление. К вечеру 30 июня батальон капитана Твертнева, имея задачей захват деревни Немерзль, начал обход пункта Островляне с севера — лесом. Яростно атаковала гитлеровцев 7-я рота, в которой шел Георгий. Стрелок Николай Никитин огнем из пулемета подавил станковый пулемет противника, чем дал возможность продвинуться роте вперед. Анисим Птицын в числе первых ворвался в расположение фашистов и гранатой уничтожил второй их пулемет. Тогда командир взвода младший лейтенант Александр Храмцевич поднял свое подразделение в атаку и стремительным ударом выбил врага из траншеи.
За два дня боев гитлеровцы потеряли убитыми и ранеными до 300 солдат и офицеров. В 437-м полку было убито 72 человека, 223 ранено. Выбыли из строя комбат капитан Твертнев, его заместитель по политической части капитан Наумчик, командир взвода младший лейтенант Храмцевич. Но с честью выдержало бои молодое пополнение 7-й роты. И Георгий напишет в те дни:
«…30 июня 1944 г.
Дорогие Лиля и Зина! 28-го получил вашу открытку и обрадовался ей чрезвычайно… Письма на фронте очень помогают, и радуешься им несказанно, как празднику…» О своих воинских делах — сдержанно, скромно: «Вхожу в боевые будни». И тут же с нескрываемым волнением о пережитом: «Кстати, мертвых я видел первый раз в жизни: до сих пор я отказывался смотреть на покойников, включая и М. И. (Марина Ивановна Цветаева. — С. Г.). А теперь столкнулся со смертью вплотную. Она страшна и безобразна: опасность — повсюду, но каждый надеется, что его не убьет. Хожу уже с немецкими трофеями: большой нож-штык и кружка, ложка. Идем на запад, и предстоят тяжелые бои, так как немцы очень зловредны, хитры и упорны. Но я полагаю, что смерть меня минует, а что ранят, так это очень возможно…»
Оперативная сводка Совинформбюро от 3 июля 1944 года сообщала: «Юго-западнее города Полоцк войска 1-го Прибалтийского фронта, продолжая развивать наступление, овладели районными центрами Вилейской области городом Глубокое, городом Докшицы, а также с боями заняли более 400 других населенных пунктов». 437-й стрелковый полк в этих боях, форсировав Западную Двину, отбросил врага на 56 километров и вышел в район деревни Казимировна.
Как-то удалось Георгию, то ли на привале после перехода, то ли перед самым боем, присесть за письмо.
«Дорогие Лиля и Зина! Довольно давно вам не писал…» Торопливо бежали строки. Видно, действительно очень долгими показались солдату какие-то четверо суток — от письма до письма.
«Это объясняется тем, что в последнее время мы только и делаем, что движемся, движемся, движемся, почти безостановочно идем на запад: за два дня мы прошли свыше 130 км (пешком)! И на привалах лишь спишь, чтобы смочь идти дальше. Теперь вот уже некоторое время, как я веду жизнь простого солдата, разделяя все ее тяготы и трудности. История повторяется: Ж. Ромэн, и Дюамель, и Селин тоже были простыми солдатами, и это меня подбодряет!..
Жалко, что я не был в Москве на юбилеях Римского-Корсакова и Чехова!
Пишите. Привет. Преданный вам Мур».
Нет, не повторял солдат хода истории. Он сам был одним из тех, кто ее творил.
7 июля 1944 года подразделения 437-го стрелкового полка в 12 часов 30 минут выйдут на рубеж населенных пунктов Кочерги — Друйск.
«Нашей роте было приказано овладеть небольшой, но очень выгодной для немцев высоткой перед деревней Друйка, — расскажет потом командир взвода Храмцевич. — Я хорошо помню этот бой. Оборона наша перед наступлением находилась в редком кустарнике, и когда мы пошли в атаку, после артподготовки, то думали, что легко возьмем деревню. Но надежды наши не оправдались. Немцы с высотки встретили нас плотным пулеметным и автоматным огнем. Мы залегли кто где мог: в воронках от снарядов, в любом углублении. Два раза опять поднимались в атаку — и снова залегали, пробежав несколько метров вперед… Третья атака нам удалась с помощью соседей. Так была взята деревня Друйка. Раненых отправили в 183-й медсанбат».
Майор запаса М. Долгов уточнит, что медсанбат находился в лесу, километрах в четырех-пяти от деревни Друйка. Это сюда в тот день двенадцать раненых доставит с поля боя санитарка санвзвода старший сержант Вера Бородач, двенадцать раненых — Екатерина Матвеева, восемь — санитар-носильщик медсанроты Андрей Беляев, семь — Елена Никитина. Всех раненых занесут в книгу учета полка. Появится в этой книге и такая строка: «Красноармеец Георгий Эфрон убыл в медсанбат по ранению. 7.7.44 г.»