Харпер переводит взгляд с дороги на панель с тепловыми датчиками и лаконично объясняет:
– Наблюдения и статистика. Несколько лет экспериментов, тысячи часов записи их активности. Они действуют как часы – в одни и те же периоды, с минимальными отклонениями. Пока что всё сходится.
Я тоже опускаю глаза на панель, пытаясь уловить хоть что-то, что подскажет, насколько мы близки к спасению. На экране мерцают красные огоньки – это они. Шершни. Сравнительно небольшое их скопление всё ещё движется в нашу сторону, но заметно медленнее, чем мы. Сердце на миг отпускает ледяная хватка страха. Мы действительно можем избежать столкновения у подножия горы, если всё пойдёт по плану.
– А что если Эванс… – задумчиво начинаю я. – Что, если он и его группа где-то затаились? Может, они выжидают, пока шершни утратят активность? Это ведь могло быть частью его плана, чтобы безопасно добраться до «Крыла Орла» без лишнего риска?
Харпер раздумывает над моими вопросами несколько секунд, но за этот короткий период я почти успеваю увериться в своей теории.
– Если это его план, – наконец отзывается майор. – То он взвешенный, но чертовски рискованный. Шершни хаотичны, Дерби. Даже в периоды их «сна» они представляют угрозу. Да, вероятность столкновения ниже, но их инстинкты срабатывают быстрее, чем мы можем просчитать. Особенно в тех зонах, где уровень активности мутантов выше.
Я хмурюсь, переваривая его слова.
– Но это лучше, чем сражаться с ними в полную силу, – упрямо возражаю я.
– Если группа Эванса выжидает, значит, они либо уверены в своем укрытии, либо отчаянно надеются на удачу, – сдержанно отвечает Харпер. – Шершни – не просто хищники. Их поведение слишком сложно для простого анализа. Они могут проскочить рядом с укрытием и не заметить его, а могут сорваться на малейший шум, даже во время относительного затишья. Любая мелочь – вибрация, тепло, вспышка – может стать катализатором атаки.
– А какие у нас шансы добраться до «Спрута»? – внезапно доносится с задних сидений. Это Шон не выдержал затяжного молчания. – Мы точно знаем, что база безопасна? И что мы будем делать, когда истечет период пассивности шершней? В бой вступать? Или, может… – он замолкает на секунду, затем с заметным усилием добавляет: – Может, проще застрелиться?
Тишина в салоне становится почти осязаемой. Харпер, не отрывая взгляда от дороги, отвечает спокойным, но твердым тоном:
– База «Спрут» – наш последний шанс. Она оборудована для отражения массовых атак. Местное командование вышлет нам навстречу боевые дроны, чтобы прикрыть в случае опасности. Если мутанты атакуют раньше… – майор делает короткую паузу, чтобы подчеркнуть свои слова. – Тогда мы будем сражаться. До последнего. Умирать по собственной воле – это не выход, Ховард. Мы здесь, чтобы бороться, а не сдаваться. Даже если шансов мало.
Шон недовольно сопит, явно неудовлетворенный доводами Харпера, но благоразумно молчит. Харпер продолжает:
– Шершни – не бессмертны. У нас есть оружие, у нас есть мозги. А пока – не отвлекайся, Ховард. Концентрация сейчас важнее всего.
– Легко говорить о концентрации, когда хорошо расслабился пару часов назад, верно, майор? – язвительно бросает Шон, заставив меня покраснеть до кончиков волос.
Ну что за дурак! Какого черта он нарывается?
Воздух в салоне становится напряженным. Я сжимаюсь на сиденье, чувствуя, как подскакивает пульс. Харпер ненадолго отрывается от дороги, чтобы бросить на Шона быстрый, холодный взгляд через зеркало заднего вида.
– Ховард, – произносит он ровным голосом, в котором осязаемо чувствуется стальная нотка, – Если у тебя есть вопросы о моей профессиональной компетенции или о выполнении приказов, высказывай их прямо сейчас.
Шон вызывающе хмыкает:
– Просто странно видеть, как командир нарушает субординацию и установленные внутренние правила.
– Ховард, мы все под одним прицелом. И если ты считаешь, что можешь вести колонну, принимать решения и отвечать за жизни людей, – пожалуйста, вперед. В противном случае закрой рот, сосредоточься на своей задаче и дай мне выполнять мою, – ледяным тоном отрезает Харпер.
На этой ноте конфликт резко заканчивается. Шон затыкается, больше не рискуя вступать в дискуссию, я незаметно для остальных перевожу дыхание. Кажется, обошлось.
Украдкой смотрю на Харпера, его сосредоточенность и хладнокровие вызывают во мне смешанные чувства – смесь уважения и беспокойства. Его уверенность – как маяк в этом мраке, но она же давит, напоминая, что сейчас наши жизни зависят от принятых им решений.
Глава 35
Колонна тяжёлой техники медленно сползает с последнего витка серпантина. Машины протяжно и устало выдыхают напряжение вместе с густыми клубами пара, которые вырываются из выхлопных труб и растворяются в морозной тьме. Ночь за окном раскинула свое мрачное покрывало, и даже яркие лучи фар не могут победить эту густую мглу.
Я не чувствую ни капли облегчения. Да и откуда ему взяться? Поводов для расслабления нет и не предвидится. Чем дальше мы уходим от «Крыла Орла», тем плотнее становится страх перед неизвестностью. Красные точки на экране продолжают двигаться, и я отмечаю, что их траектория не соответствует нашей. Они не преследуют колонну, как прогнозировал майор, а вместо этого медленно, но уверенно направляются к оставленному убежищу.
– Шершни изменили направление, – взглянув на Харпера, озвучиваю очевидный факт. – Ты говорил, что пойдут за нами.
– Что-то их привлекло, – в его показательно спокойной интонации я улавливаю нотки напряжения. – Очень странно, что не мы, – задумчиво добавляет Кайлер. – Нас разделяет всего три километра, а у них сильно развиты сенсоры тепла и движения. Мутанты чуют малейшие колебания окружающей среды. Тепловой след, вибрация от шагов или звуковой резонанс – всё это для них как маяк. Обычно они выбирают ближайший источник активности, особенно если цель движется.
– Что их могло привлечь? Точнее, отвлечь от нас? Мы же огромная движущаяся и гремящая на всю округу мишень.
Харпер бросает на меня быстрый взгляд:
– Дерби, их слишком мало, чтобы это стало проблемой, – уходя от прямого ответа, он пытается меня подбодрить. Похвально, конечно, но волноваться я меньше не стала.
– Ты уверен? – мой голос дрожит, и я ненавижу себя за это. – Их может быть больше, чем показывает сканер, и они могут напасть раньше, чем начнётся окно пассивности.
– Дерби, – его голос звучит непреклонно и жестко, – Сканеры фиксируют точное количество, и оно не увеличивается. Если бы их стало больше, мы бы это увидели. Поверь, это хорошая новость и для нас, и для тех, кто остался в «Крыле Орла». Лароссо не одна. С ней опытный боец, и он знает, как действовать, если шершни подойдут слишком близко.
Его аргументы звучат убедительно, но тревога, сковавшая мое сердце стальными тисками, не утихает. Я отворачиваюсь к окну, пытаясь успокоиться. В свете фар мелькают причудливые силуэты скал, крупных деревьев и снежных заносов. Эти мрачные виды совсем не похожи на те, что я с рождения наблюдала в Улье. Там вечное лето. Небоскрёбы из стекла и металла возвышаются над зелёными парками, где жизнь кажется стерильной, стабильной и безопасной, а еще сытой и праздной. Здесь же – суровые, обледенелые горы, изломанные ветром деревья и снег, который я до недавнего времени видела только на голограммах. Его белизна кажется почти нереальной, словно мёртвый пейзаж покрыт мельчайшими кристаллами или серебристой пылью, отражающей свет. Не отрицаю, это по-своему красиво, но мне неуютно от этой чуждой картины. Здесь нет ни малейшего следа цивилизации, только недружелюбная дикая природа, которая давно поглотила всё, что пытались построить люди.
Эта земля больше нам не принадлежит.
Горные пейзажи постепенно сменяются руинами – мы проезжаем мимо остатков городов и поселков, где раньше, вероятно, кипела жизнь. Теперь они напоминают застывшие кладбищенские цивилизации: обрушенные крыши домов, как выщербленные надгробия, ржавеющие кузовы автомобилей – словно покосившиеся кресты, увенчанные снежной наледью. Некогда соединявшие жителей мосты теперь торчат над безмолвной пустошью, будто сломанные ребра огромных ископаемых животных. Фасады домов покрыты глубокими трещинами, похожими на шрамы старого воина, пережившего сотни сражений. Окна заброшенных зданий выглядят как пустые черные глазницы, безжизненно и равнодушно взирающие на нас – чужаков, посмевших нарушить их покой.
Время стерло краски, оставив лишь серое, белое и ржавое. Снег занес всё вокруг, нарядив улицы в ледяные саваны. Только фарфоровая кукла, валяющаяся на обломках лестницы, или вросший в землю велосипед, облепленный льдом, напоминает о том, что здесь когда-то жили люди. Любили, надеялись, смеялись, плакали и умирали… Умирали в страшных муках, убитые вирусом или растерзанные ордами мутантов.
Я не могу отвести взгляд от жутких картин тотального разрушения. Все, что мы построили, к чему стремились – города, технологии, связь между людьми – теперь стало лишь декорацией для шершней. Все прежние символы величия и прогресса, сегодня стали лишь уродливыми силуэтами на фоне пустоты.
Наш мир пал, превратившись в руины, как древние цивилизации до нас. Что, если это не закономерный конец очередного земного цикла? Люди рождаются, стремятся к чему-то, тратят ресурсы и в конечном итоге уступают место природе или новым формам жизни.
Может быть, шершни – и есть будущее нового мира? А мы – лишь выжившая горстка смертников, укрывшихся на плавучих островах. Но насколько крепки и надежны последние бастионы человечества? Смогут ли они выстоять в грядущей войне?
Тяжело вздохнув, я стараюсь сосредоточиться на дороге, но ощущение собственной ничтожности неподъемным грузом давит на грудь.
Эти руины – мрачное напоминание о том, что вся наша борьба, возможно, лишена смысла. Даже если мы каким-то чудом выживем, всё вернётся на круги своя: люди снова начнут строить города, возводить мосты, открывать супермаркеты. А потом всё это будет разрушено очередной катастрофой или вспышкой смертельного вируса. История вновь повторится, как замкнутый круг, из которого не вырваться.