Волк со стоном оседает на пол. Выпавшая заточка звенит где-то под компьютерным столом.
Добивающий удар с ноги. Защитный блок не спас группировщика — орг опрокинут и повержен.
Так-то, пахан-Колян! В этот раз Николаю противостоял не салага-молокосос. Не какое-нибудь учебное пособие, напичканное наркотой. Против молниеносной реакции и сокрушительных ударов мертвого шефа президентской Гвардии боевых навыков живого экс-гвардейца все-таки маловато будет.
Орг корчится от боли. На мертвом лице боевого зомби — ни намека на чувства и эмоции! И вот это — хуже всего. Кожин, как всегда, прав: мертвые исполнители гораздо удобнее и надежнее живых.
Глава 3
И все же на секунду, на долю секунды внимание «рабочего материала» и того, кто управлял им, было отвлечено скоротечной схваткой от прижатого к столу оператора.
И Денис сделал это. По наитию. Интуитивно, неосознанно. Неожиданно даже для самого себя. Вот, что значит так любимые Кожиным рефлексы!
Правую кисть в мертвых пальцах-тисках — пронзила острая боль. А вот за левой рукой жмур не поспел: кончики Денисовых пальцев все-таки достигли цели. И на этот раз в стремительной гонке рефлексов оператор оказался быстрее воина.
Заново подключаться к огнеметчику на Трассе времени не было. Там — все, там окошко управление закрыто. Закупорено, забито наглухо. Сейчас у него в запасе было одно-два прикосновения к клаве. (До манипулятора все равно не дотянуться). Сейчас можно лишь запустить какой-нибудь из свернутых файлов.
Денис развернул и запустил…
Смысла во всем этом, наверное, никакого, но хотя бы по-пы-тать-ся! Он попытался. И он успел.
Открыть видеоотчет «Демонстрация 1».
«…Так что мне доложить Президенту?..»
«Рабочий материал» — бывший офицер и начальник Президентской гвардии, носивший когда-то фамилию Воронов, не мог сейчас не видеть себя на экране монитора.
«…Что увидите, о том и доложите…»
«До чего же похожа столичная лаборатория Кожина на этот кладбищенский бункер!» — подумал Денис. Не хватало только прозрачного стола с покойником. Впрочем, покойник здесь был, и в лабораторном столе он уже явно не нуждался.
«…Надеюсь, после этого отстрел закончится? Вы должны понимать, что президентская Гвардия — не резиновая, и она предназначена не только для ваших опытов…»
Денис почувствовал, как слабеет хватка мертвеца, но освободить руку пока не решался. Не верилось, что удалось…
Не верилось…
Удалось?
— Ты гений, — послышался сзади сдавленный шепот Юльки.
Эх, не лукавь, девочка. Если бы ты, действительно, так считала, то орала бы от радости во всю глотку, а не хрипела умирающим лебедем. Нет, ты тоже еще не веришь. До конца. Но очень хочешь поверить.
«Рабочий материал» дернулся: будто его током шарахнуло.
Волна мелкой дрожи по мертвому телу… Должно быть, таков ответ на импульсы-приказы из командной машины Каравана. Умерший человек сопротивляется командам оператора? Демонстрирует свою… волю? Невероятно, но похоже на то.
Ох, как сейчас Кожин бьется над системой управления, тщетно пытаясь вернуть вышедшего из подчинения покойника в реальность «Мертвого рая». Незапланированная самоволка, да Павел Алексеевич? Неувязочка? Сбой программы?
Денис всматривался в лицо бывшего начальника президентской Гвардии. Оно было уже другим, это лицо. Неживым, но другим, неуловимо другим. И не разглядеть так сразу, в чем перемена. И не понять…
Что происходит сейчас с мертвым человеком по фамилии Воронов? Что он видит, что ощущает? Расплывчатые образы? Смутные воспоминания? Плотную пелену тумана, в которой едва ворочаются плохо узнаваемые, но узнаваемые все же силуэты? Ускользающую нить… Ведущую вопреки всем законам мироздания куда-то… куда-то назад.
Нет, о том, что сейчас творится в душе прозревающего мертвеца, Денис не хотел даже думать. Да и что за чушь такая?! Какое прозрение, какая душа?! Откуда она у киборга, у машины из мертвой плоти и виртуального клубка нервных окончаний, раздражаемых извне. Или все-таки…
Все-таки ты чего-то не предусмотрел в своем долбанном эксперименте, Федеральный Полномочный посол Кожин Павел Алексеевич. Что-то ты, сам о том не подозревая, оживил вместе с телом и боевыми навыками «рабочего материала».
Что-то, что жило и цеплялось за этот мир до последнего. Что незримо боролось за право существовать вместе со слабыми импульсами умирающей вселенной — непознанной системы, которую глупые людишки упрощенно именуют нервной. Что выдержало и сканирование, и перезапись. Что затаилось после смерти и неестественного противоестественного воскрешения — ошарашенное и непонимающее. Что замерло, но не умерло. И что, наконец, проснулось, узнав… осознав, вспомнив себя перед экраном монитора.
— Господи, неужели он мыслит? — прошептала Юлька. — Думает? Сам?!
— Кажется, я догадываюсь, в чем дело, — тихо, непривычно тихо прозвучал голос Волка.
Николай был поражен не меньше операторов, но соображалка у орга сейчас работала быстрее. И, кажется, в нужную сторону.
— В чем? Дело? — озадачено повторил Денис.
— Это… это… Побочный эффект это. Непредусмотренный непредсказуемый.
— Побочный? Эффект? — Денис решил, что он медленно, но верно превращается в попугая.
— Думать — это тоже рефлекс, — сказал группировщик.
— Думать. Тоже. Рефлекс, — снова повторил Денис, пробуя слова на вкус и тщетно гонясь за смыслом сказанного.
А осмыслить такое было нелегко. Сразу — не получалось.
— Особый рефлекс высшего порядка, присущий лишь человеческой природе, который ненароком разбудили эксперименты Кожина. Но в «Мертвом рае» этот рефлекс до сих пор был невостребованным. Не было нужного толчка. Раздражающего импульса. А ты, Денис, заставил этот рефлекс работать. Вот такие дела…
Денис удивленно взглянул на группировщика:
— Рефлекс? Работать? Думать. Рефлекс…
И — полная мешанина в башке.
— Погоди-погоди, — забормотал Денис. — По-моему, Кожин реанимировал лишь неосознанные действия человека.
— А размышляем мы осознано? Да, мы можем обдумывать свои слова и поступки. Но вот планировать процесс мышления нам не дано. Мысли появляются сами по себе, вне зависимости от наших желаний. Разве мы думаем о том, как думать? Нет, это происходит непроизвольно и слишком, слишком быстро — скорость мысли, знаешь ли… Хотя иногда возникают сбои, и наша мыслерождающая машина пробуксовывает. Вот как у тебя сейчас. Судя по выражению твоего лица, Денис, ты безуспешно пытаешься обмозговать какую-то словесную конструкцию. Какую, если не секрет?
Денис тряхнул головой. От такого свихнуться, на фиг, можно!
— Бред! Полный бред! Полнейший!
— А в состоянии ли ты был проследить за рождением и развитием этой короткой мысли? — напирал Николай. — Нет, потому что не ты ведешь ее, а она тебя. Думать — очень мощный рефлекс, Денис. Мысль чаще всего возникает на внешнее раздражение — как болевая реакция, которая заставляет отдергивать от огня обожженную руку. И чем сильнее раздражающий фактор, тем сильнее импульс, побуждающий к мышлению…
Орг посмотрел на экран монитора. Файл «Демонстрация 1» демонстрировал…
— Если можно заставить мертвого человека видеть, слышать, ходить, бегать, драться, убивать, — продолжал Волк, — теоретически ведь могут возникнуть и условия для включения его мыслительного процесса. Неконтролируемого. Самопроизвольного.
— Кажется, Кожин проморгал по настоящему великое открытие, — тихо подытожила Юла.
Денис высвободил, наконец, руку из захвата холодных пальцев (в этот раз по-настоящему холодных — не то что было прежде, когда он вытаскивал из ямы Юлькин «материал» — условно живой, «учебный»). Медленно, осторожно потянулся к клавиатуре.
Мертвый человек не шевелился. Не оператор, а другое, совсем другое интересовало его теперь. Не моргая, не отрываясь, он смотрел в экран монитора. «Демонстрацию 1» смотрел, словно загипнотизированный, словно зомби. Да, на типичного зомби этот ходячий мертвец сейчас походил более, чем когда-либо.
Денис заново подключился к огнеметчику. Открыл окошко наблюдения за Трассой. Малюсенькое, — в самом углу экрана, чтобы не мешать необычному соседу в черной федеральной форме с распоротым рукавом. В конце концов, хрен с ним, со всем Караваном. А запустить огнеметную капсулу по Кожинской спарке, можно и из такого миниатюрного окошка.
Нет, нельзя. Уже нельзя.
— Ублюдок! — скрипнул зубами Николай.
Хорошее у оргского пахана зрение! Тоже разглядел пустое шоссе. И сковырнутый бульдозерами горячий асфальт. И сами бульдозеры, увязшие в остывающей битумной куче. И глубокие колеи на вскрытом участке дорожного полотна. И размазанные останки трех мертвецов, стоявших на пути Каравана.
Да бульдозеры увязли и были брошены. Зато остальные машины уже удалились на безопасное расстояние. Далеко! Слишком далеко, чтобы гнаться или стрелять вслед. Кожин знает, когда делать ноги. Нутром, задницей чует, гад!
В тишине бункер-базы заверещал вызов голосовика. Неужели опять!
Денис подключил связь.
Голос у Кожина был тихим, глуховатым, слабым. Говорил посол, будто и не прощался только что навсегда. Говорил так… В общем, словно сам с собой говорил.
И — фоном — гудение двигателя командной машины. Мощного движка мощной машины.
И — желание высказаться. Непременно. Обязательно. Желание поделиться сокровенными мыслями с тем, кто поймет…
— Я озадачен и огорчен, Денис. Мой лучший «рабочий материал» первого уровня больше не реагирует на команды удаленного соединения. Знаешь, что это значит?
— Денис промолчал.
— Что с этого момента «Мертвый рай» летит в тартарары. Эксперимент сворачивается. То, что я до сих пор считал идеальным оружием, оказалось слишком уязвимо.
— Я рад, — сказал Денис.
— А я — нет, — сказал Кожин. — Зря потрачено сколько сил, средств и времени. Ростовск, кстати, тоже погибнет зря. Все зря, все коту под хвост. Я, конечно, буду искать ошибку «Мертвого рая»,