«Ишь, философ выискался!» — подумал Денис.
— А «Мертвый рай» всего лишь дает чуть больше этой самой мертвой власти, — закончил орг.
— Но власть можно использовать и в благих целях, — в разговор неожиданно вступила Юлька.
— Ох, наивная ты девочка, — вздохнул Волк. — Власть это ведь такая штука… Паскудная. Власть — она всегда всласть. Ее хочется больше и больше, и еще больше, и еще… Никто не в силах противостоять этой приторной патоки. Любой увязнет и раствориться в ней без остатка. А благие цели редко способствуют укреплению и усилению власти. Скорее, уж наоборот. Тогда какой в них смысл?
— Но если бы, — не желала сдаваться Юла, — если бы тот же «Мертвый рай» оказался в руках не Кожина, а…
Она запнулась.
— А? — усмехнулся Волк.
— А… ну… в более чистых руках.
— В чьих? Чистыми руками власть не удержишь — выскользнет. А без нее поднять такую громаду, как «Мертвый рай» невозможно. Нет, от смены одних рук на другие ничего бы не изменилось. И тут что федералы, что муниципалы — все едино. Президент, прикидывающийся послом — не хуже и не лучше удельного князька. А Черенков — не хуже и не лучше Кожина. Просто они разные. Но в то же время одинаковые. Оба ведь в чем-то патриоты, только один радеет за свой город, а другой — за страну. И оба — подонки, каких поискать. Потому что для каждого из них главное — удержаться наверху любой ценой.
И беда в том, что без них, без этих Кожиных и Черенковых, увы, никак. Не бывает плохих или хороших правителей. Они просто есть. Потому что анархия и безвластие — еще хуже. Там где нет мэров и президентов, верховодят вожаки оргов или вожди варваров-людоедов. Но рано или поздно вожаки и вожди тоже становятся мэрами или президентами. Только в период становления новой власти требуется больше крови. Гораздо больше, чем для поддержания власти старой.
— Выходит, без нее нельзя? — задумчиво проговорил Денис. — Неизбежное зло, выходит, власть-перевласть эта?
— Ну, избежное, наверное. Только я вот, к примеру, не знаю, как его избежать. Все ведь просто, как дважды два. Если бы тот, кто над всеми, ничем не отличался от тех, кто под ним… Если бы получал ту же зарплату, пользовался теми же благами, был бы столь же защищен или так же беззащитен… Причем, желательно, не в первую, а в последнюю очередь, когда обеспечит зарплату, блага и безопасность остальным… Если бы тот, кто над всеми, не отгораживался от других Периметрами, не окружал себя милвзводами, Гвардией, мобильными камерами, постельными секретаршами и живыми мертвецами. Если бы…
Орг вздохнул.
— Тогда, быть может, власть и была бы иной. Но тогда незачем к ней рваться. Тогда — это не власть, а утопия чистой воды. Тогда желающих властвовать не найдется. Тогда — снова безвластие, анархия, орги, дикари-каннибалы. И мэры, президенты. Замкнутый круг…
— А если все же найдутся? Желающие? Властвовать? Так? Тогда? Как? — Денис говорил тяжело, с паузами. Будто вбивал гвозди кувалдой.
— О, в таком случае наступит золотой век человечества. Но он ведь не наступает. Сколько уже тысячелетий. Наоборот, всем человечеством мы катимся все ниже, все дальше. Ну, нет идеальных властителей. И не предвидится на горизонте. А если и было в истории что-то подобное, что-то отдаленно, очень отдаленно похожее, то долго такие деятели у кормила не удерживались. Потому как их власть не настоящая. Беспомощная.
— Давай не будем больше об этом, — попросила Ирина. — И без того тошно.
— Давайте, — охотно согласился Денис. — Не будем.
Николай и Юлька молча кивнули.
Ветер, дующий с той стороны, куда ушли контейнеры Каравана, усиливался, отгоняя дым пожарищ. Денис последовал примеру орга: отвернулся от города и, зажмурившись, полной грудью вдыхал влажный воздух затянувшейся осени.
Если стоять спиной к сожженному Ростовску и лицом к ветру, запах гари почти не ощущается. Да и жар остывающего пепелища чувствуется еле-еле… Если стоять спиной, можно забыть.
Денис улыбнулся. Ему было почти хорошо. Жаль, что нельзя простоять вот так всю жизнь. Ни о чем больше не думая и ни о чем не беспокоясь.
Кто-то коснулся его руки. Денис открыл глаза. Ночка… Ирина.
— Давно хотела спросить, тебе, случайно, секретарша не требуется?
Денис приобнял девушку. Фиг с ним с Кожиным, с Караваном и даже с Ростовском фиг, раз такое дело.
— Вот и разбрелись по парам, — хмыкнул Николай.
Скривленные в искусственной гримасе губы давали понять: орг острит. Но ведь, и в самом деле. Разбрелись…
Николай тоже уже держал в объятьях Юлу. Крепко держал. Даже от автомата своего, наконец, отлип — оружие валялось рядом. Елки-палки, а чем, собственно, этот матерый Волчара собирается сейчас заняться?!
Денис тряхнул головой. Ну, дела! Рядом пылает мегаполис с парой-тройкой миллионов загубленных душ, а они, как ни в чем не бывало, тискают чумазых девчонок. Может быть, единственных оставшихся в живых.
— Не робей, парень, — с нарочитым весельем прогудел Николай. С неискренним, ненастоящим. В голосе — отчаяние и безысходность. На лице — неубедительное подобие улыбки. В глазах — печаль. И пляшут злые «да-и-гори-оно-все-синим-пламенем» огоньки. Напряжение последних дней, месяцев и лет зримо и явственно рвалось наружу.
Денис чувствовал себя странно. Робость и скованность отступили. Куда-то, в какую-то совсем уж непроглядную даль. А на освободившееся место приходило истинное, глубокое, глубинное понимание жизни. Необъяснимое словами, но хорошо ощущаемое. Шестым, седьмым, восьмым, десятым, двадцатым чувством.
Еще была эйфория от припозднившегося осознания, что жив, что сумел-таки выбраться из проклятого «Мертвого рая», вопреки всем этим милкам, оргам, федералам и ходячим жмурам. Жить теперь хотелось как никогда. Зверски хотелось! Хватать, заглатывать, пить и лакать жизнь, давиться ею. Смеяться здоровым, счастливым, свободным смехом, каким Денис не смеялся, наверное, с раннего детства.
А Юла уже заливались вовсю. Смешно прыскала Ирина, поддавшись общему порыву. Вот оно, массовое, помешательство! Хотя нет, Николай еще держался. Зачем-то. Почему-то. Не держался даже, а сникал, пряча невысказанную тоску за оскалом злющей ухмылки.
От этой полусумасшедшей ухмылки орга самому Денису вдруг расхотелось улыбаться.
— Не робей, Денька! — Николай яростно мотнул головой. — Чего скис? Если не сожрут людоеды, мы еще прогуляемся по твоему городу. Тогда и погорюем на пепелище. А сейчас там жарко. А здесь — холодно. И идти нам сейчас некуда. Так давай займемся делом. Покажи своей Ночке, то, на что не способен ни один посол и мэр. Пора, блин, штамповать новых жителей Ростовска. Будем мы с тобой, следила хренов, прародителями, новой цивилизации! На-чи-най!
— Что? Прямо здесь? Сейчас?
А где же, собственно, еще? И, почему, собственно, нет?
— Да, именно здесь и именно сейчас! Оживим-ка малость этот долбанный «Мертвый рай», мать его! Делай как я!
Орг взасос поцеловал Юльку. Под визг и восторженные вопли девушки, оба рухнул за кромку оврага.
И-эх! Действительно, гори оно…
Денис склонился над улыбающейся Ночкой. Сейчас грязь на ее щеках не остановит его. Да пошла она, эта грязь. Целовать-то он будет в губы. А все остальное… Денис чувствовал, что все остальное не важно. Не должно быть важным! Перепачканные озябшие руки уже настырно лезли под одежду и ощущали тепло разгоряченного тела.
Ирина вся аж выгнулась ему навстречу. Потом напряглась. Затряслась. Мелкая-мелкая дрожь — по всему телу. Словно Ночка сопротивлялась чему-то. Чему? Зачем? Томно прикрытые глаза девушки вдруг распахнулись. Широко-широко. И начали… Закатываться начали!
Что…
Громкий крик, переходящий в пронзительный визг.
… с ней…
Скорее, крик боли, чем удовольствия. И вряд ли это был бурный оргазм от единственного поцелуя.
… происходит?
Нет, оргазма не было. Был толчок, сваливший Дениса на землю. И Ирина с автоматом орга в руках. Теперь ее глаза холодно смотрели на Дениса. И не выражали ни радости, ни любви, ни облегчения, ни страха. Они вообще ничего не выражали. И мало чем отличались от черноты стволов «Вурдалака». Которые тоже смотрели сейчас на Дениса и тоже ничего не выражали.
Ночка знала, как держать оружие. Элитных секретарш и, правда, многому учили.
«Автомат, лишенный «идеала» — вещь непредсказуемая, — подумал Денис. — Ирина Нестерова, секретарь-референт первого класса, рабочий материал третьего уровня — тоже».
Он успел посмотреть вверх. Густые черные клочья опять заволакивал небо. Со стороны города-полигона вновь пахнуло гарью. Значит, ветер, отгонявший дым, стих. Или изменил направление.
Потом Ночка нажала на курок. И раздался…
«К-щик!».
Царапнувший по душе, по самому сердцу звук показался ему громче любого выстрела. Но самого выстрела не было.
Щелчок холостого спуска.
Секундное замешательство…
Денис чуть приподнялся. Еще один безрезультатный щелчок. Нет, это уже не случайная осечка. Это — пустой магазин.
И снова — «Кщик»! «Кщик!» «Кщик!»
Потом Ирина попыталась пальнуть из надствольника. Хотя бить гранатой с такого расстояния, практически в упор — верная смерть и для стрелка тоже. Но она все равно попыталась. Дважды попыталась. Трижды…
«Вурдалак» отозвался недовольно-глухим пыхтение разряженного гранатомета.
Орг подоспел, когда Ирина размахнулась прикладом. Бывший гвардеец и группировщик перехватил оружие и повалил девушку. А вот удержать ее оказалось непросто. Даже вдвоем.
Если бы не помощь Юлы…
Пены изо рта Ирины хватило, чтобы перепачкать всех.
Ночка билась в судорогах, Ночка выла смертельно раненой волчицей. Ужасное зрелище! Денис и не предполагал, насколько сильно может меняться внешность человека, впавшего в исступление. Но бессильная ярость утомляет, как ничто другое.
И все же минут пять ЭТО продолжалось. Триста бесконечно-долгих секунд помешательства. Расчетное время действия поведенческой рефлекс-программы…