— Ну, не он, не совсем он хотел. Умереть хотело что-то другое. Что-то в нем. Кажется, Николай — тоже…
Пауза.
— Тоже — что?
— Как я — тоже. «Рабочий материал» — тоже. Третьего уровня — тоже.
Денис застыл.
Оглянулся на Юльку. Слышала? Поняла?
Юла всхлипывала в подушку, не глядя на них. Рядом возился розовый покряхтывающий комочек.
— Это единственное объяснение, День, — продолжала Ирина. Помнишь директорию «Прикладные экспериментальные программы», которую мы откопали в терминале федералов? Там была фотография Николая, еще какие-то данные и файл вложения. Мы ведь его так и не открыли. Николай не дал.
— Помню. Он говорил, что это анкета.
— Чушь, слишком большой объем информации для простой анкеты. Не бывает таких анкет.
Денис и сам это прекрасно знал.
— Но ведь… — он задумался — Ведь Николай сбежал из лаборатории Кожина. Он сам рассказывал…
— Может, и сбежал. Но сдается мне, случилось это уже после перезаписи. Николай уходил из бункер-базы с внедренной рефлекс-программой.
— Какой программой? Программой на что?
— Я не знаю. Точно не знаю. Но то, что произошло…
Она посмотрела на Николая. Кажется, орг шевелился. Приходит в себя?
— А чип-маяк? — спохватился Денис. — Что с ним? Если есть рефлекс-программа, должен быть и чип. Или не должен?
— Насчет чипа мне тоже ничего не известно. Я знаю только одно: обычный человек не станет кончать жизнь самоубийством без видимой на то причины. «Рабочий материал» — станет.
«Рабочий материал» и Николай?! В голове такое не укладывается!
— Не может такого быть! — упрямо произнес Денис. — Ир, ты ошибаешься.
— Нет, — слабо-слабо донеслось от стены, где лежал Николай. — Она права.
Бред? Или сознание уже вернулось в изломанное тело. Судя по смыслу сказанных слов (Она права? Как она может быть права?!), — первое. Но теоретически возможно, и второе. Обезболивающее, которым обкололи орга уже должно подействовать. И он вполне мог находиться сейчас в здравой памяти и трезвом рассудке.
— Коля! — встрепенулась Юла.
— Ты в порядке? — спросил Денис.
— В относительном, — чуть заметное движение губ в ответ.
— Говорить можешь?
— Легко, — с явным трудом прохрипел орг.
Да уж, легко…
— Не нужно бы ему сейчас говорить-то, — заметила Ирина. — В таком состоянии…
— Нужно, — тихо, но твердо возразил Николай. — Именно сейчас — нужно. Хуже уже не будет. Вы ведь накачали меня по полной программе. Боли нет. Слабость уходит. Только вот дурняк в башке. Но это ничего, это пройдет. Я могу говорить.
— Ты солгал насчет побега из бункер-базы? — не удержался Денис от вопроса-упрека.
— Солгал, — признал орг. — Оттуда невозможно было сбежать.
— И мы столько времени жили с гвардейцем, запрограммированным хрен знает на что?!
— Вам не о чем было волноваться, — тихо ответил Николай. — Алгоритм моей рефлекс-программы направлен не на убийство, как у Ирины.
— Да? А на что же он направлен?
— На суицид. — вздохнул Николай. — Я сопротивлялся, как мог. Долго сопротивлялся. Но сегодня… Когда ребенок… У меня…
Помолчали.
— Опять окситоцин? — спросил Денис.
— Нет, что-то связанное с «гормонами счастья». Эндоморфины… эндорфины… Не знаю, я в этом не разбираюсь. Спроси что-нибудь полегче.
Вопросов у Дениса было много. Он спрашивал.
Николай отвечал. Негромко. Неторопливо. Экономя слова и силы. Отвечал и вспоминал.
Сначала было так…
Разделившаяся на две части капсула Саркофага исчезла. Дно утонуло в полу. Крышка ушла в потолок. Николая трясло. Перезапись по живому — дело такое… Не сразу отпускает.
Он был пристегнут ножными и наручными браслетами к прозрачной плоскости лабораторного стола. Федеральный Полномочный посол, президент Федерации и единоличный руководитель проекта «Мертвый рай» Кожин Павел Алексеевич сидел рядом за компьютером.
Кожин давал указания, приказы и объяснения.
Мнения, чувства, мысли и желания рабочего материала третьего уровня Николая Терновского посла не интересовало. Послу важно было ондно: чтобы рабочий материал нового поколения усвоил и выполнил поручаемую ему миссию.
— Твоя задача — расшевелить оргов из клана Волков, — говорил Кожин подрагивающему телу, распнутому на прозрачном, практически невидимом столе. — Сделай территорию, которую они контролирует, зоной кошмара и непрекращающегося ночного беспредела. Заставь группировщиков превзойти самих себя, заставь их по-настоящему терроризировать район. Пусть то, что они делали до сих пор, покажется детскими забавами по сравнению с тем, что они будут делать под твоим руководством.
Тело все еще непроизвольно дергалось, но Николай Терновский слушал. Мозг уже был способен воспринимать информацию.
— Тебя отпустят, — продолжал Кожин. — Высадят у Трассы, на межрайонной границе. Пойдешь к Волкам. И чтоб никаких глупостей, ясно? Помни: я слежу за тобой. Я и мои люди. Всегда и везде.
— Как? — с трудом разодрал губы Николай.
Он хотел знать все. А от него ничего и не скрывали.
— Чип-маяк на гелевой основе. Тебе о нем известно.
— Экспериментальные модели? — простонал Николай.
Ему стало по-настоящему страшно.
— Они самые. Я не пожалел одну для тебя. Ценишь? Теперь в тебе есть передатчик, подключенный к глазным и слуховым нервам. И маяк. И блокиратор. И активатор поведенческой рефлекс-программы. Я буду знать, где ты находишься, что ты видишь, и что слышишь. И что говоришь, я тоже буду знать. Так что учти: если ты вдруг сдуру попытаешься обмолвиться о том, о чем рассказывать не следует — сдохнешь сразу. Одно нажатие клавиши, один импульс с операторского компьютера — и все.
— Рефлекс-программа?
— Да.
— А подробностей… — Николай облизнул сухие губы, — подробностей «рабочему материалу» знать не положено, так?
— Тебе — положено, — улыбнулся Кожин. — Послушнее будешь. Твоя поведенческая программа основана на деструктивном алгоритме.
— Это как? — страх перерастал в ужас.
— Активизирующий импульс с удаленного компьютера оператора спровоцирует мощный выброс «гормонов счастья» — эндоморфинов, — объяснил Кожин. — А состояние эйфории запустит программу на самоуничтожение. Ты запрогромирован на самоубийство, Николай. Перед смертью ты ощутишь себя безумно счастливым. И тем самым убьешь себя. Покончишь с собой от великого счастья, понимаешь? Умрешь от кайфа. По-моему это более, чем гуманно. И забавно к тому же.
Улыбка федерала стала шире. Нездоровая такая улыбка маньяка…
Николай понял, что ему самому улыбаться теперь будет трудно. Слишком опасно потому что…
— Не волнуйся, — Кожин словно читал его мысли. — Чип блокирует действие сильных положительных эмоций, которые способны активировать твою рефлекс-программу. Только держись подальше от оголенных проводов и источников тока. Гелевый чип чувствителен к высокому напряжению и может временно выйти из строя. А в период его восстановления я ничего гарантировать не могу. Так что если тебе в это время вдруг станет весело…
Посол повесил в воздухе долгую и многозначительную паузу.
Николай думал. Нет, весело ему не станет. «От веселья теперь придется отвыкать, — твердо решил он. — С сегодняшнего дня нужно контролировать эмоции. Особенно — положительные».
Не то чтобы Николай сомневался в блокирующих возможностях чип-маяка. Он просто страстно желал любым способом избавиться от этого гелевого поводка. Как-нибудь, где-нибудь, при первой же возможности. Причем, сделать это тоже нужно будет спокойно и бесстрастно, без радости, без долбанных гормонов долбанного счастья!
— Да не смотри ты волком. Просто никого более подходящего для этой работы у меня сейчас нет… Более подходящего материала, — все лыбился и лыбился — спокойно, безбоязно, как никогда уже не сможет сам Николай — Федеральный Полномочный посол. — Выполнишь задание достойно — вернешься. Мы снимем программу и ликвидируем чип. Все будет нормально.
Нормально?! Конечно, Николай не верил. «Рабочий материал» к нормальной жизни не возвращали никогда. Даже если он благополучно выполнял секретные задания. Особенно — если выполнял.
Потом было так…
Орги не прятались. Ночью-то?! От одиночки?!
Подошли в открытую, человек десять. Правда Волков, ввели в заблуждение его маска, камуфляж и заточка за поясом.
Николая окликнули. Заговорили. Спросили, из какой бригады…
Николай послал группировщиков подальше.
Сказал, что пришел из другого района и будет разговаривать только со здешним паханом. Будущему лидеру клана следовало вести себя вызывающе и агрессивно с самого начала. Ему нужно было сразу правильно поставить себя. И их.
— Разбэжался, сука-блать! — с кавказским акцентом хмыкнул бригадир десятка — обладатель массивной борцовской фигуры. — Ышь ты, пахана захотэл.
— Да это имитатор, жуб даю! — подтявкнул вожаку маленький, юркий группировщик — судя по всему, местная шестерка.
По кивку бригадира против Николая вышли трое. Четвертый остался в резерве: подстраховать, чтобы жертва не сбежала.
Николай никуда бежать не собирался. Он ждал этого момента, и он начал первым. Стремительно, молниеносно, как учили на тренировках.
Вообще-то в этот раз бывший президентский гвардеец старался, по возможности, щадить противника. Потому и не схватился сразу за оружие. Но получилось — как получилось.
Первого — рказавшегося ближе других, уверенного в своих силах и даже не потрудившегося вытащить из-за пояса плоскую обоюдоострую арматурину — он перехватил за руку. Рванул, разворачивая, впечатал с маху мордой в стенку.
Пока орг оседал, пятная через маску бетон кровью, Николай согнулся и поднырнул под заточку второго. Разгибаясь саданул кулаком снизу, в подбородок. Апперкот получился славный: клацнули зубы, пятки оторвались от земли. Орг грохнулся спиной об асфальт. Замер.
Третий — слева… Орет, атакует…