— И что с того?
— Группировщикам не нужен рассекреченный вожак, который знает много и многих, и который может сдать весь клан. Таких лидеров обычно убирают. По-тихому так, без шума.
— А тебя не убрали?
— Не успели. Я нанес превентивный удар. У меня к тому времени уже была своя Волчья гвардия — верная и готовая на все. Сразу после трансляции моей «казни» бригада Ахмета провела рейд. Были устранены все, от кого могла исходить реальная угроза.
Денис вспомнил подвал с разлагающимся трупом. Да, Николай устранял угрозу наверняка…
— Но ведь можно было бы не мудрить с казнью, а просто показать твое федеральное прошлое, — встряла Ирина. — Какое-нибудь видеодосье, где ты… ну, в форме, на прежней службе. Так, наверное, надежнее.
— Гораздо надежнее, — согласился Николай. — Но это был бы удар по имиджу посольства. Одно дело объявить изменником муниципального следака. А вот сотрудник федерального посольства, перешедший на сторону оргов — это совсем другая песня. Нет, до окончания эксперимента и до начала бомбардировки полигона Кожину необходимо было сохранять репутацию федералов незапятнанной.
— Честь мундира, да? — хмыкнул Денис.
— Элементарная предосторожность. И потом… Репортаж с Эшафота ведь был всего лишь перестраховкой. На тот случай если рефлекс-программа, лишенная блокиратора, не сработает раньше.
Ах, да! Рефлекс-программа… Счастье, как деструктивный импульс и стимулятор суицида? Эйфория, как смертный приговор? Денис покачал головой. Умереть от переизбытка положительных эмоций. Вообще-то если вдуматься, это не так уж и плохо.
— Наверное, Кожин считал, что без «гормонов счастья» человеку долго не прожить, — продолжал Николай. — И рано или поздно я…
Орг вздохнул, осмотрев себя.
— Что ж, в принципе, он не ошибся. Ну, почти.
В их разговор неожиданно вмешалась Юлька. Дурные от пережитого глаза — на мокром месте, сама носом шмыгает, дите у сиськи копошится, а туда же…
— Вы… вы не представляете, какое наказание — жить с этим. Коля не мог даже улыбнуться по-человечески. Ему постоянно приходилось сдерживать себя. Даже наедине со мной! Я не понимала, обижалась, а теперь…
А вот теперь Денис не знал, что и сказать и что подумать. Нет, все-таки это кошмар! Изо дня в день цепляться за унылую жизнь с каменным лицом обреченного смертника. Гнать прочь желание порадоваться безоблачному небу. Или навеянной дождем уютной грусти. Дружеской шутке. Сытному ужину в хорошей компании. Смеху любимой… Даже этот долбанный окситоцин выплескивать без эмоций. Бр-р-р!
Денис вспомнил: так ведь все и было. До сегодняшнего дня Николай не улыбался. Орг усмехался, ухмылялся, скалился — это да, но вот чтобы просто, искренне, от души улыбнуться… Рассмеяться. Ни-ког-да. Пока не родился…
— Сын, — негромко произнес Николай. — Мой сын. Я думал, что выдержу. Не выдержал. Не получилось. Переоценил себя. Счастье, как оказалось, бывает иногда сильнее страха смерти.
— Но ты выжил, — сказал Денис. — Вопреки всему.
— Выжил, — что-то отдаленно похожее на улыбку все же скользнуло по губам орга. Мимолетно, почти незаметно. — Кожин не учел одного обстоятельства. Настолько очевидного, казалось бы… Но ведь и я сам… Не подозревал… Пока не произошло… То, что произошло.
— О чем ты говоришь? — удивился Денис.
— Гвардейцев учат выживать в любой ситуации даже тогда, когда выжить невозможно. Мы цепляемся за жизнь, покуда есть хотя бы малейшая надежда, а если ее нет — все равно продолжаем цепляться зубами и когтями. Воля к жизни слишком долго вбивалась в наше подсознание и в наши рефлексы. А инстинкт самосохранения, подкрепленный годами тренировок — не менее сильный фактор, чем искусственно внедренная программа на самоуничтожение.
Да, я прыгнул вниз, будучи не в силах противостоять деструктивному импульсу. Прыгнул, потому что в тот момент убить себя таким образом было проще всего. Но, оттолкнувшись от края и бросившись в пустоту, я тем самым прекратил действие рефлекс-программы. На самоубийство не дается по триста секунд, как Ирине — на убийство. Для самоубийства достаточно одного рокового шага, одного движения. Я сделал этот шаг. Сделал движение навстречу смерти…
— А когда алгоритм Кожина сработал… — кажется, Денис начинал понимать причину чудесного спасения Николая.
— Тогда пришло время других рефлексов. Меня научили падать с высоты, цепляться в падении за стену и отталкиваться от нее, гася скорость. Правильно группироваться и приземляться. Жертвовать костями, которыми можно пожертвовать, чтобы уберечь важные органы. Чтобы выжить…
Их прервал шум. Снаружи, сверху доносились голоса, крики, чей-то спор.
— Что там еще? — нахмурился Денис.
Николай поморщился:
— Кажется, я догадываюсь, что. Людям нужен новый вожак. Возможно, уже обсуждаются кандидатуры.
— Но ведь ты…
— Я сейчас не в самой лучшей форме — сам видишь. Я списан со счетов.
— Как это?
— Так, — Николай показал зубы — и это было что угодно, только не улыбка. — У Волков таких подранков, как я, добивали сразу. А бывших вожаков тем более опасно оставлять в живых: они могут окрепнуть снова. Так что это — нормально, это — ничего… Это — то, что и должно быть.
— Здесь не Волчья стая! — нахмурился Денис.
— Думаешь? А, по-моему, разница невелика.
Голоса становились громче. Люди спорили уже где-то у воронки, возле входа в бункер.
— Я разберусь. — Денис шагнул в ту сторону.
— Погоди, — остановил его Николай.
— Что?
— Хочу попросить. Если я вдруг не выкарабкаюсь из этой передряги…
Всхлипнула Юлька. Обиделся и закричал ребенок — у него изо рта выпала материнская грудь.
— Не мели чепухи, Колян! — сказал Денис.
— И все же… если… Тогда тебе придется стать отцом для моего сына. Обещай.
Денис кивнул:
— Насчет этого — даже не беспокойся.
— И для других детей тоже, — вдруг тихо-тихо добавил орг.
— Каких других? Все пары уже устоялись, а у нас с Ириной… Ну, ты сам знаешь.
— Я говорю о вас с Юлей.
Юлька поперхнулась собственными слезами. Денис замер. Оба, ошарашенные неожиданным заявлением, уставились на орга.
— У вас будут свои дети, — продолжал тот, кусая губы. — Много детей. И не надо на меня так смотреть. Если мы хотим хоть что-то изменить, вы будете стараться изо всех сил.
— Стараться? — тупо повторил Денис.
— Да, стараться, четр тебя побери! За себя, за меня, за нее, — орг кивнул на Ирину, — за всех, заживо сожженных в этом городе. Мертвые раи нужно оживлять. Ты согласна, Юля?
Юла медленно-медленно кивнула.
Из бункера Денис выходил в смятенных чувствах.
— Замочить и дело с концом! На хрен нам калеку кормить? А операторшу его — отдать другому. И секретаршу-недотрогу — тоже. И не фиг спрашивать! Чего добру зря пропадать? Тем более такому не пожженному. И дитя пусть берет, кто хочет… И бункер пускай отдают!
С потрескавшейся могильной плиты вещал долговязый оратор, помеченный, как и многие здесь, безжалостным пламенем. На лице выделялся зарубцевавшийся ожог цвета тухлого мяса. Большой, на пол-морды след давней бомбардировки. От огня пострадали нос, губы, щеки, подбородок. Нос — так особенно. Над побуревшей и посеревшей кожей сверкали чудом уцелевшие маленькие злые глазки. Кажется, этот тип уже мнил себя новым лидером Ростовска.
М-да, а типчик — тот еще! На импровизированной трибуне стоял не абы кто: глава небольшого — в десяток человек — но своевольного клана, поселившегося на развалинах Периметра. С новыми периметровскими всегда было сложно. То ли выбранное место на них так влияло, то ли еще что. Амбициозные, в общем, ребята… Пытались качать права, пока Николай не казнил заводилу. Теперь вот появился новый…
Кем он был раньше, в прошлой жизни, до налета федеральной авиации? Чинушей? Менеджером? Оргом? Милком? Вспомнить этого Денис не смог. Удивился: надо же, времени вроде прошло не так уж и много, а разночинный народец уже основательно перемешался в однородную массу. В которой, впрочем, уже бурлили незримые, но весьма опасные процессы.
— Лишний рот нам здесь не нужен! — разорялся долговязый.
Ишь, гады периметровские! Пришли поздравлять, а устроили бузу… Как быстро все меняется, когда власть остается без хозяина.
— Замочить! Завалить! Убить!
Крикуна с обожженной мордой пока не так уж чтоб и поддерживали. Но слушали внимательно. Еще несколько минут обработки в таком же духе — и кто знает…
Денис поднялся на плиту возле оратора. Спросил погромче — чтобы все слышали.
— О ком речь? Кого убивать собрались?
Народ притих, потупив взоры. Оратор повернулся к Денису.
— Коляна, — с вызовом бросил ему в лицо.
И один в один повторил слова орга:
— Людям нужен новый вожак.
И призывно крикнул в толпу:
— Верно говорю?!
Толпа нехотя, но одобрительно загудела, закивала, заразводила руками. Нужен, мол. Иначе, мол — никак.
Денис вздохнул:
— Ясно. А убивать-то зачем?
— Колян все равно не жилец. Умрет скоро, — не очень уверенно ответил долговязый.
Ожог на нижней части его лица казался маской, скрывавшей истинные чувства.
— Не умрет, — спокойно возразил Денис. — Такие, как он, так просто не умирают.
— Ну, значит, останется калекой. А зачем нам калека. Такой калека?
Боится! Да он же до дрожи в коленках боится «такого калеку»! Николай прав: бывших вожаков устраняют, чтобы те не мешали новым.
— Колян встанет на ноги, — твердо сказал Денис. — Такие всегда встают на ноги.
— Да не встанет он! Сдохнет твой Колян! — зло и упрямо выдал периметровец — Или всю жизнь будет валяться в постели и ходить под себя. Толку от него никакого, а возни — много. А нам сейчас с инвалидами возиться не с руки. Самим бы выжить.
Эти периметровские, понимают только язык силы — вот в чем проблема… Денис сжал кулаки. Пообещал:
— Толк будет.
— Ага! Такой же, как от тебя, — оратор переходил на личности, дерзил, нарывался, надеясь криком запугать оппонента и взять бесхозную власть горлом. — Колян вон хоть девку свою обрюхатил, а ты и того не можешь. Усохнет твоя Иринка без настоящего мужика-то. А на личико ведь — ничего, огнем не попорченная. И уметь должна многое, раз в секретаршах ходила. Уступил бы ее, а? Пока силком не забрали.