всегда прохладная, никогда не увидишь барахтающихся в ней по часу школьников — нигде, за исключением естественных лягушатников. Там очень мелко, ключей поблизости нет, это место для вовсе уж малышни; их родители, чтобы искупаться, уходят на боле глубокие места.
Окружает Холодные озера сосновый лес, местами подходя довольно близко к воде. Именно на этих участках весной и летом больше всего комаров. Загорать по соседству с подступившими соснами отваживаются самые невосприимчивые к комариным укусам — или становящиеся невосприимчивыми уже здесь, путем обильных возлияний. Лесной массив, соединяющий озера с южной окраиной города, сильно прорежен, превращен в Есенинский парк с асфальтированными дорожками.
Прошлой весной городские и областные власти взялись за благоустройство этого живописного уголка. Огородили некую территорию, организовали платный вход — деньги чисто символические, идущие на уборку и охрану порядка. Машину теперь нужно оставлять довольно далеко от озер. По берегам дефилируют молчаливые крепкие ребята в рубашках с закатанными рукавами и дубинками на поясах (окрестные мальчишки прозвали их «белыми эсэсовцами»): следят за порядком, осаживают или удаляют с территории пьяных и дебоширов. На значительном удалении от воды с середины мая выставляются аккуратные сборно-разборные домики; здесь в наличии стандартный для подобных мест отдыха ассортимент: чипсы, сухарики, жвачка, сладкая вата, чупа-чупсы, кола-спрайт, светлое пиво (только в жести).
И вся эта пасторальная прелесть с прошлого года носит название «Зона отдыха Холодные озера».
Но сейчас еще слишком холодно. В будке на входе никого нет, ворота замотаны на цепь и закрыты на замок. Пришлось, кряхтя и не очень ловко, перелезать через забор; к счастью, он это позволяет, и пацаны, чтобы не платить деньги за вход, не глядя перемахивают препятствие. В таком деле главное — не налететь сразу же на хмурых ребят с дубинками, следящих за порядком… а то ведь они запросто могут перебросить обратно!
Вон она, лодочная станция на Большом озере, пристань. На воде — ни одной лодки, на зиму они увозятся, а сама станция консервируется с 15 сентября по 15 мая. Чуть в стороне на пригорке — домишко, если верить словам Лесика, база таинственного Харона, перевозчика душ умерших в царстве Аида.
Я прошел по перешейку между Большим и Малым озерами, поднялся на пристань и для начала внимательно осмотрел лодочную станцию. Ничего необычного, на дверях — большой ржавый замок… Постоял на пристани, глядя на воду. То там, то здесь плескалась рыбешка; рыбаков в утренние часы тут хватает, а весной они сидят целыми днями. Ничего выдающегося не достают, просто так, из спортивного интереса, на корм кошкам. Сегодня не было ни одного, и это странно: пенсионеры начинают выбираться порыбачить с первых чисел марта, а сейчас почти апрель… Или уже апрель? Не важно.
Все стало плохо в этом мире, и лишнее доказательство тому — отсутствие рыбаков на озерах…
Я поднялся на пригорок, к дому Харона.
Одноэтажный, все окна плотно занавешены. Изнутри не доносится ни звука.
Я взбежал на крыльцо и постучал в дверь.
Подождал… По-прежнему — ни звука. Я постучал снова и еще подождал. Похоже, пустышка. Райком закрыт — все ушли на дискотеку, как говаривал один острослов-одноклассник перед закрытым окошком пивного ларька.
Где ж искать-то?..
И в этот момент очень близко, из-за самой двери, глухой голос медленно произнес:
— Кого принесло?
— Извините, — громко сказал я, — я ищу Харона… Мне сказали, что он может…
— Нет его здесь, — перебил голос.
— Подскажите, — торопливо закричал я, — где его можно найти?! Он мне очень нужен!
— Не знаю…
Что-то в интонации, с которой была произнесена эта короткая фраза, подсказало мне: врет.
Я подошел, наклонился и сказал в замочную скважину:
— Открывай. Иначе побью стекла и подожгу дом. Харон спасибо не скажет.
За дверью подумали, завозились, задвигали чем-то, похожим на засов. Приоткрылась тонкая щелка.
— А сам-то ты кто?
— А вот пустишь — и представлюсь обязательно.
Дверь открылась.
Помнится, актер Георгий Милляр замечательно воплощал на экране разного рода нечисть из русских сказок — леших там, Кощеев Бессмертных… Но особенно ему удавался образ Бабы Яги. В этом никто из более поздних исполнителей роли этого неоднозначного персонажа с ним сравниться не мог.
Нельзя сказать, что передо мной стояла одна из таких милых старушек — скорее, это была ее мама или даже бабушка (если может быть бабушка у Бабы Яги). Во всяком случае, выглядела она гораздо древнее самой Яги. Всклокоченные седые космы, череп, обтянутый морщинистой кожей, глубоко посаженные маленькие злобные глазки — зато большой, натурально крючковатый нос, нижняя челюсть мелко дрожит, будто пережевывает очередного удачно зажаренного Иванушку Дурачка. Серый застиранный халатец на тщедушном тельце, на плечах — серый же пуховый платок. На тонких ногах с желтой пергаментной кожей и вылезшими сине-черными венами — большие черные мужские ботинки без шнурков.
Она посторонилась, пропуская меня внутрь и, совсем как сказочный персонаж в исполнении Милляра, повела носом.
В доме было сумрачно и затхло. Наверное, летом здесь довольно уютно, сейчас мне вдруг расхотелось разговаривать со старушенцией — уйти бы поскорее…
Я прошел в комнату и сел за стол у окна.
— Душновато у вас… мамаш. Проветрили бы.
— Да уж после тебя обязательно, — язвительно сказала она. — Вон какой духан принес…
— Мне нужен Харон, — сказал я. — Очень нужен. Он ведь сыном вам приходится?
— Внуком.
— Тем более. Скажите, как мне его отыскать. Заплатить мне вам нечем, да вы, поди, и не взяли бы денег…
— Почему это? — даже оскорбилась она. — Кто ж от них, родненьких, по доброй воле откажется?..
Разговор зашел в тупик. Я сидел и оглядывал комнату. Обстановка была довольно спартанской, без излишеств, но в то же время имелось все необходимое, чтобы жить тут летом: плита, умывальник, маленький выключенный холодильник со слегка перекошенной, облупившейся дверцей, полки с посудой, зеркало, узкая, аккуратно застеленная пледом старенькая тахта, небольшой встроенный шкаф, стулья, одно продавленное кресло…
М-да… Но если она не скажет — что? Бить стекла, поджигать дом?
— Извините, — сказал я, — напрасно пришел. Честное слово, я не желаю Харону зла. Мне нужна его помощь.
— Он не помогает.
— То есть как? — удивился я. — Он же работает здесь на лодочной станции! Разве не его работа — спасать тех, кто тонет?
— А ты что, тонешь?
— Можно сказать…
Она молчала.
— До свидания. — Я пошел к двери.
Она почти дала мне уйти и остановила у самого порога.
— Вернись. Сядь.
Странная старуха… С каждым ее словом комичного в ней становится все меньше, а жуткого — все больше.
Я вернулся и сел.
— Чаю хочешь? — спросила она таким тоном, будто приглашала бродягу разделить с ней шикарный ужин в отеле «Мариотт».
Я помотал головой. Она села напротив.
— Ты не похож на бомжа… Хотя нет. Похож, и воняешь, совсем как они, но ты не бомж.
— Я охранник из банка. А внешность — издержки обстоятельств.
— Досталось тебе?
Я пожал плечами. Жаловаться не хотелось; я здесь не за тем.
— Харик действительно очень нужен?
— Очень, — сказал я настолько проникновенно, насколько мог, разве что слезу не пустил.
— Хочешь, чтобы он показал Выход? — продолжала допытываться она.
Говорить или нет? Она может умолкнуть в любой момент, мне придется уйти, а главное сейчас — узнать, где Харон.
— Не только, — сказал я. — Он может свести с Человеком Равновесия.
— Зачем тебе?! — Маленькие глазки недобро вспыхнули. — Просто узнай, где Выход. Человек Равновесия — слишком сложно, он тебе не по зубам.
— Я не собираюсь его есть. Очень хочется общнуться… — сказал я с такой замечательной ненавистью, что старуха некоторое время изучала меня, как мне показалось, с удивлением. — А вот вы… Понимаете что-нибудь в том, что происходит?
— Я все понимаю, — надменно изрекла она. — Ты молод. А для меня в мире загадок не осталось…
— И что же делать? Как выжить? Как спастись?
— Тебе?
— Всем. Я — только часть их.
— Ты не часть. Ты — это ты. Каждый индивидуален и отвечает за себя. Не бери больше, чем можешь унести.
Тьфу! Ну всякая Чебурашка лезет в философы и пытается меня поучать!
— Есть цель, — продолжала старуха. — Иди к ней. В пути поймешь многое. Остальное поймешь, когда достигнешь цели.
Где-то я слышал нечто подобное…
— Я видел один фильм… — начал я.
— Ты не Нео, — перебила она, — а я не Пифия.[5] Вообще-то она была негритянкой…
Вот тебе и раз! Она смотрела «Матрицу»?! Интересно, а Человек Равновесия никем ей не приходится? Внучатым племянником, например…
— Ты не герой и можешь не осилить путь, — сказала она, — но должен постараться. Ладно, к делу. Внука попробуй найти в Нижнем городе. Улица Равиковича, семь, шестнадцать. Если доберешься до Нижнего города, это само по себе будет подвигом. Я почти уверена, что дома его нет: слишком многие ищут, но поговорить, кажется, хочешь ты один, остальные — чтобы убить. Остерегайся в первую очередь Диких байкеров, Каракурта и Багиру. Впрочем… тебе (она сказала это с нарочитым презрением) нужно остерегаться всех. И не болтайся безоружным.
— Прошлой ночью я дрался с крысами… — зачем-то сказал я — наверное, задело ее презрение. — Не осталось ни одного патрона, автомат бросил…
— Дрался с крысами? — переспросила она. В ее глазах мелькнуло нечто, похожее на удивление. — И остался жив?
— Как видите. Нам удалось убить главаря.
— Этого долго никто не мог сделать. Молодец… Щелкунчик одолел Мышиного короля… Но проблема не решена. Найдется другой главарь.
— Уничтожить их всех невозможно.
— Но стремиться к этому надо… — как-то очень по-свойски сказала она. — Я кое-что скажу тебе о Нижнем городе, чтобы ты был готов. Сейчас повсюду много чудес, но больше всего их именно там. К тому же… Они объявили себя Независимой Административной Единицей со своим мэром и полицией, сокращенно — НАЕ. Смеются: «Мы всех НАЕ…»