4) Об избиении арестованных.
В 1937 году было указание руководства партии применять физические меры воздействия к арестованным врагам. В 1938 году, будучи замнаркома внудел Украины, я получил телеграмму из ЦК ВКП(б) за подписью И. В. Сталина, которая была адресована ЦК КП(б)У Н. С. Хрущеву и НКВД УССР Кобулову, т. е. мне. В этой телеграмме говорилось примерно следующее: «За последнее время чекисты прекратили бить арестованных врагов народа. Если в капиталистических застенках мучают революционеров, почему мы должны быть снисходительны к врагам. Правда, Успенские и Заковские извратили этот острый метод, номы не можем отказаться, и разрешается бить и впредь» [вписано от руки. — Ред.].
Было созвано совещание руководящих работников центра и периферии НКВД УССР с участием представителей Прокуратуры, и это указание И. В. Сталина было зачитано [вписано от руки. — Ред.].
Таким образом, речь должна идти не вообще об избиении, а применении этих острых методов незаконно, неосновательно. Я давал показания о физическом воздействии на арестованного Гогоберидзе, Коленика, быв [его] меньшевика, связанного по заданию грузинского меньшевистского подполья с заграничным] центром в Париже. Но следователь Каверин делает вид, что для него все это ново, сверхъестественно. А ведь до 1953 года били арестованных. Приведу пример: в мае 1953 г. я допрашивал арестованного при Игнатьеве генерал-лейтенанта Белкина. Его в Лефортовской тюрьме, в ком[нате] № 68, до ноября 1952 года били смертным боем. Такой же участи подвергся допрошенный мною быв[ший] секретарь советского посольства в Лондоне Храмелашвили. Оба были освобождены.
В 1942 г. на обследование НКВД Узбекистана прибыл заместитель] наркома внутренних] дел СССР Серов. Мы поехали с ним в Бухару. Он в присутствии сотрудников избил до крови арестованного узбека, хотя в этом никакой надобности не было, ибо этот узбек до избиения признался, как немцы его завербовали и перебросили через линию фронта для распространения провокационных, пораженческих слухов.
Мне арестованный по делу Берия быв[ший] работник НКВД Грузии Савицкий К. С. рассказал: в 1937 году в Тбилиси приехала выездная сессия Военной коллегии под председательством Матулевича.
В ходе заседания суда, когда слушали дело Виссариона (Бесо) Квирквелия, обвиняемый спустил штаны, показал избитую, исполосованную, как зебра, голую задницу. Однако, несмотря на столь убедительные доказательства, Военная коллегия решила его расстрелять. Квирквелия был старый член партии, кажется с 1905 года, являлся членом Закавказской] контрольной] комиссии ВКП(б), известный в Грузии и Закавказье подпольщик-революционер. Сути дела я не знаю, но спрашивается, почему тогда не обратили внимание представители высшего судебного органа на нарушение социалистической законности, а сейчас делают вид, что для них все это ново и дико. Следовательно, повторяю, нужно наказывать тех, кто извращал этот острый метод допроса.
Вот один характерный пример, который, с моей точки зрения, оправдывает этот острый метод. В 1947 г. нарком внутренних] дел Казахстана Пчелкин сообщил на имя С. Н. Круглова «строго секретной» докладной запиской, что в одном из лагерей военнопленных, расположенных в Казахстане, содержится полковник СС, который дал показания, что он, работая в германской разведке, имел соприкосновение к картотеке, в которой значится немецкая агентура в СССР, завербованная в свое время Ягодой и Тухачевским. В сообщении перечислялись русские фамилии, названные в[оенно]пленным полковником. По указанию С. Н. Круглова полковника доставили в Москву. Я допросил и выяснил, что все это плоды досужей фантазии; его кормили за данные сведения особо, давали курить «Баян» и «Северную Пальмиру», и он сочинял.
А фамилии брал из газеты «Пионерская правда». Нашли мы эти газеты, сопоставили, совпало. Когда доложили С. Н. Круглову, он предложил «всыпать» этому подлецу, и всыпали, а затем осудили на 25 лет. Правильно? Безусловно.
5) О выполнении «особых заданий» Берия. В мае 1953 года вышло решение ЦК КПСС о сокращении штата уполномоченного МВД СССР в Германии с 2000 чел[овек] до 320, т. е. на 1900 единиц [вписано от руки. — Ред.].
Чем было вызвано столь большое сокращение? Оно было вызвано тем, что аппарат уполномоченного на территории Гер[манской] Демократической] Республики не занимался уже разведывательными и контрразведывательными делами, все это передавалось немецким органам, а основная задача стояла — советническая. Для выполнения решения ЦК по подбору действительно достойных работников и оставления их в Берлине по поручению Берия выехала комиссия в составе: меня, Кобулова, генерал-майора Каверзнева и полковников Безболотнова и Медведева. Подобрали работников, расставили и, как заявил на процессе по моему делу секретарь парткома уполномоченного МВД СССР в Германии Никитин, вызванный в качестве свидетеля (о нем я писал Вам в письме от 22 октября), подбор людей был правильный, партийный. Какое же особое (?!) задание Берия я выполнил, о котором говорится в приговоре, я не знаю. Я был в Берлине не один.
Вторая моя поездка в Берлин связана была с событиями, имевшими место в ГДР в июне 1953 г. Перед поездкой я Берия не видел. Мне позвонил генерал Федотов П. В. и передал, что он возглавляет бригаду, в которую вхожу и я, и через два часа надо быть на центральном] аэродроме. Это было ночью 18 июня 1953 года. 19-го утром мы прилетели в Берлин, и через два дня я выехал в Галле, Лейпциг и Дрезден, где изъял две нелегальные радиостанции, работающие по заданию американцев. Содержателей этих радиостанций допросили. Они дали исключительно ценные показания о работе американской разведки против ГДР. В чем здесь «особое» задание Берия? Почему создают в приговоре искусственную загадочность? Просил вызвать лиц, с коими я ездил и работал в Берлине, в том числе руководителя бригады Федотова П. В., — отклонила Военная коллегия.
6) О свидетелях, допрошенных по моему делу.
По моему делу допрошен меньшевик-эмигрант, осужденный за шпионаж на 25 лет, некий Беришвили. О его показаниях я узнал лишь из обвинительного заключения, т. е. в сентябре 1954 г., хотя он допрошен в феврале. До этого следователь Каверин делал секрет из показаний Беришвили по вполне понятной причине, т. к. показания этого проходимца, о личности которого я не имел и не имею представления, — сплошное зубоскальство. Он пишет, например, в своих показаниях следующее: «Когда турки, руководящие работники, узнали, что Деканозов и Кобулов в Стамбуле живут на пароходе «Сванетия», то все в один голос говорили — почему они (Деканозов и я) не бросаются в море за провал разведки в Германии. Поясняю в чем дело: с 1939 по 41 год, т. е. до нападения Германии на СССР, я работал в Берлине в посольстве, руководя советской разведкой.
В своей ноте Гитлер, «обосновывая» нападение, писал, что Советский] Союз нарушил договор 1939 года, и как один из фактов называет меня, руководителя взрывов, поджогов, убийств и т. д., чего, конечно, не было. Что можно было ожидать от Гитлера! Благодаря заботам советского] правительства вся советская колония численностью до 1200 чел[овек] выехала из Берлина 4 июля 1941 г. через Прага — Вена — Белград — София — Стамбул — Анкара — Ленинакан — Москва, и вот наше прибытие в Стамбул этот проходимец Беришвили и превращает в шарж. А следователь Каверин рад ухватиться за всякую клевету и грязь, лишь бы она была направлена против меня.
Для разоблачения «свидетеля» Беришвили я просил допросить быв[шего] нашего посла в Турции Виноградова А. С., работающего в настоящее время в радиокомитете по заграничным] передачам. Он нас встречал на вокзале и размещал по гостиницам Стамбула. Никто на пароходе «Сванетия» не жил. Я с женой и детьми жил в гостинице «Перапалас». В моей просьбе Воен[ная] колл[егия] отказала.
Далее Беришвили показывает, что по случаю нашего приезда в стамбульской печати появились карикатуры, фельетоны и т. д., высмеивающие провал в Берлине, просил взять справку в ТАСС. Отклонили.
Все эти Беришвили, Швецы, Алиевы, Васильевы, Яковиди и им подобные, сидящие по уши в грязи, сейчас, пользуясь случаем, хотят в мутной воде поймать рыбку, заработать какой-то капиталец. Как будто нарочно А. С. Пушкин о свидетелях, допрошенных по моему делу, писал:
«Мы малодушны, мы коварны,
бесстыдны, злы, неблагодарны,
мы сердцем хладные скопцы,
клеветники, рабы, глупцы».
Поэтому еще раз прошу Вас поддержать мое ходатайство перед Президиумом Верховного Совета СССР: 1) отменить приговор Военной коллегии Верховного суда СССР, 2) предложить Военной коллегии: а) рассмотреть все мои заявления и ходатайства, возбужденные перед судом и б) в случае возникновения новых обстоятельств допросить меня.
Осужденный к смерти [п.п.] А. Кобулов
26. Х.54 г.
Бутырская тюрьма, камера смертников.
26 дней со дня осуждения к смертной казни!
480 дней одиночного заключения! За что?
А. Кобулов
Верно: [п.п.] В. Волков
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 475. Л. 181–189. Копия. Машинопись.
№ 1.177
Просьба о помиловании от 9 ноября 1954 г. от осужденного к смертной казни А. 3. Кобулова
Особая папка
Совершенно секретно
Экз. № 1
Разослать членам Президиума ЦК КПСС и тт. Руденко, Волину, Серову и Круглову
24. XI.54 г. [п.п.] К. Ворошилов
Подлежит возврату в группу «Особой папки» Общего отдела ЦК КПСС
Копия
Только лично
Весьма срочно
Гр[аждани]ну Пегову
от осужденного к смертной казни — расстрелу, до ареста генерал-лейтенанта Кобулова Амаяка Захарьевича
Просьба о помиловании
На Ваше имя в октябре текущего года мною представлены две просьбы о помиловании. В этих заявлениях я излагал факты незаконных действий, допускаемых следователем Кавериным по моему делу, что привело к столь роковому для меня последствию — расстрелу Со дня вынесения приговора прошло 40 (сорок!) дней. Поскольку я пока жив и тюремной администрацией мне даны эти три листа бумаги, хочу еще выше поднять завесу и пролить свет на те безобразия, которые творил в процессе следствия Каверин (Прокуратура СССР).