Все сотрудники аппарата НКВД Грузии боялись Хазана, ибо считали, что он на любого может сфабриковать дело» (т. л. д.).
В конце 1937 года обвиняемый Рухадзе был направлен в распоряжение Кобулова для участия в следствии по делам, расследовавшимся в НКВД Грузии. По этому поводу Рухадзе показал:
«В качестве прикомандированного к НКВД Грузии я был, как мне помнится, с августа по первые числа ноября 1937 г. и находился в подчинении у Кобулова Б., являвшегося тогда начальником секретно-политического отдела НКВД Грузинской ССР… Кобулов приказал Кримяну или Хазану помочь мне в проведении очной ставки между арестованными Вардзиели и Орахелашвили. Очная ставка эта носила сугубо формальный характер и продолжалась не более 5-10 минут, причем, хотя Орахелашвили тогда и называл Вардзиели участником антисоветской организации, я все же пришел к выводу, что Орахелашвили оговаривает Вардзиели в результате применения к нему мер физического воздействия…
На этом очная ставка была прервана, а после нее Вардзиели был избит подошедшим в ходе очной ставки Хазаном. Бил Хазан Вардзиели по пяткам специальным металлическим никелированным прутом с продолговатым резиновым наконечником… Впоследствии Орахелашвили и Вардзиели были расстреляны» (т. 8, л. д. 326–328).
Тогда же, как утверждает Рухадзе, ему стало известно о том, что работники, подчиненные Кобулову, вымогают показания на С. Орджоникидзе, и в этой связи он предупредил своего брата Рухадзе М., чтобы он к октябрьским праздникам 1937 г. не вывешивал портрета С. Орджоникидзе (т. л. д.).
Следует указать, что, расправляясь с честными работниками органов НКВД и в то же время спасая от разоблачений своих соучастников, враги народа Берия, Гоглидзе и Кобулов умышленно изменили обычную практику проверки компрометирующих материалов на сотрудников НКВД в аппарате особоуполномоченного и поручили это лично Хазану Ему же было предоставлено право возбуждать уголовные дела против сотрудников НКВД по обвинению их в контрреволюционных преступлениях. Получив такие полномочия, Хазан стал обвинять в пособничестве врагам тех сотрудников НКВД, которые отказывались участвовать в фальсификации следственных дел и террористических расправах с неугодными Берия и его сообщникам людьми.
Установлено также, что Хазан использовал эти предоставленные ему особые полномочия для сведения личных счетов.
Характеризуя Хазана в тот период, свидетель Барский показал:
«Если ему (Хазану) кто-нибудь не так поклонился или задал вопрос, как дела, он делал вывод, что интересуются следствием по делу правых и троцкистов, и сейчас же делал соответствующие заметки в наблюдательном деле задавшего вопрос» (т. л. д.).
Свидетель Квирикашвили показал:
«В отношении Хазана нужно сказать, что каждый сотрудник НКВД брался под подозрение, создавалась атмосфера недоверия друг к другу» (т. л. д.).
Аналогичные показания дали свидетели Милова, Мовсесов и Кукутария.
Не ограничиваясь непосредственным участием в террористических расправах над невиновными людьми, совершаемых участниками преступной заговорщической группы Берия в НКВД ГССР, обвиняемые организовали подобные же преступления в периферийных органах наркомата. Так, из показаний свидетеля Бадьяна видно, что обвиняемый Церетели специально выезжал в Боржоми для инструктирования сотрудников районного отделения НКВД по поводу того, как применять избиения и пытки, «как бить» и «чем бить» (т. л. д.).
Обвиняемый Рухадзе, являвшийся в 1937–1938 гг. начальником Гагрского отдела НКВД Грузии, действовал такими же преступными и бесчеловечными методами, как и другие обвиняемые.
Допрошенный по этому поводу бывший заместитель Рухадзе — свидетель Васильев показал:
«В 1937 г. Рухадзе, вернувшись из Тбилиси, собрал оперативный состав Гагринского отдела и оперпунктов… Как заявил Рухадзе, арестованных, не дающих показаний с признанием свое вины, не называющих своих соучастников, на допросах нужно бить до тех пор, пока они не будут давать таких показаний.
Кто из оперативных работников не будет выполнять этих указаний, будет рассматриваться сам как враг народа и пособник врагам…
С этого времени начались массовые избиения и истязания различными способами, как кому приходило на ум… Дело доходило до того, что арестованных забивали на допросах до смерти, а затем оформляли их смерть как умерших от паралича сердца и по другим причинам.
Однажды я зашел в кабинет оперуполномоченного Серебрякова (осужден), у которого сидел на допросе один из арестованных (эстонец), и на мой вопрос Серебрякову, как дела, он ответил, что арестованный молчит и не отвечает на вопросы.
Я посмотрел на арестованного, он был мертв. Тогда я спросил Серебрякова, что он с ним сделал, и он мне показал свернутую проволочную плеть пальца в два толщиной, которой он бил этого арестованного по спине, не заметив того, что тот уже мертв.
Многие арестованные после подобных допросов умирали в камерах.
Такой метод ведения следствия по делам привел к тому, что все камеры горотдела были забиты до отказа арестованными, которые не могли в камерах сесть, а стояли, и для того, чтоб получить на допрос арестованного, нужно было буквально вытаскивать его из камеры.
На допросах арестованные в результате избиений и истязаний называли целыми списками своих знакомых и родственников, которые в протоколах допроса оговаривали новых лиц. Показания их не проверялись, и производились все новые и новые аресты.
Достаточно было арестованному с помощью следователя упомянуть фамилию любого человека, которого арестованный знал по совместной работе или был знаком лично с ним, как это лицо подвергалось аресту как участник контрреволюционной организации.
Инициатором и застрельщиком всех беззаконий являлся сам Рухадзе, который также ежедневно избивал арестованных и считал наиболее хорошими работниками тех, у которых много арестованных и которые получают показания на других лиц.
Дело дошло до того, что для оперативных работников был установлен лимит — заканчивать в день до 10 следственных дел на тройку» (т. л. д.).
Аналогичные показания дали свидетели Свиридов и Постолов, работавшие в 1937 году в Гагрском отделе НКВД ГССР.
Свидетель Свиридов показал:
«После указания Рухадзе начались массовые избиения арестованных и применение к ним мер физического воздействия. Били всех арестованных, которые не давали показаний. Каждый сотрудник сделал себе соответствующее «орудие» в виде веревки, обмотанной проволокой, шнуром, палки, самодельные резиновые дубинки из автопокрышек и т. д.
Арестованных били днем и ночью. При этом нужно заметить, что крики избиваемых были слышны на улице и жителям примыкавших к горотделу домов.
После избиений арестованных заставляли длительное время стоять на ногах с поднятыми вверх руками. Такие «стояния» продолжались долго, причем у этого арестованного попеременно дежурили сотрудники горотдела. Были случаи, когда арестованные падали от изнеможения, их поднимали, давали немного передохнуть и вновь ставили в такое положение.
Рухадзе лично истязал арестованных, причем делал это в наиболее изощренных и зверских формах» (т. л. д.).
Свидетель Свиридов показал:
«В середине 1937 г. в бытность начальником Гагрского отдела НКВД Рухадзе начались массовые аресты граждан. Мне неоднократно приходилось бывать в отделе и стать свидетелем того, что подследственных подвергали репрессии…
Я был очевидцем, как сам лично Рухадзе избивал подследственного, если не ошибаюсь, Леткемана». (т. 41, л. д. 340–343)
Участие Рухадзе в истязании арестованного Леткемана подтвердил упомянутый выше свидетель Свиридов, который показал:
«Рухадзе, я это видел лично, бил Леткемана кулаком в живот и по голове, бил его веревочным шнуром, а однажды дошел до того, что привязал к половым органам Леткемана шпагат и стал дергать его, требуя показаний от Леткемана. Я в это время составлял протокол допроса Леткемана и лично видел эту картину» (т. л. д.).
Бывший сотрудник Гагрского отдела НКВД Парцхаладзе Н. К., подтверждая факты массовых избиений, показал:
«В одном помещении находилось по 30–40 и более арестованных, причем арестованные, подвергавшиеся избиению на следствии, возвращались в помещение, где находилось много других арестованных, в том числе и таких, которые проходили по одному делу. Видя избитых на следствии арестованных, другие, боясь применения к ним таких же мер физического воздействия, были готовы давать любые показания, которые требовало следствие. Так было, например, с группой арестованных по обвинению в принадлежности к дашнакской а[нти]советской] организации в составе 80–90 человек из Пилинковского подрайона…
Среди этих арестованных были совершенно неграмотные люди, которые вообще не знали, что представляет собой дашнакская организация. Следствие по этому делу вели Мартиросов и другие сотрудники Гагрского горотдела под непосредственным руководством Рухадзе» (т. л. д.).
В приведенных выше показаниях свидетеля Васильева упоминается о том, что в ряде случаев производимые преступными методами допросы обвиняемых заканчивались смертью арестованных. Это подтвердил также ряд других свидетелей.
Так, быв[ший] сотрудник Гагрского отдела свидетель Калантаров Н. Н. показал: «…В основном из видов репрессий как со стороны Рухадзе, а также и других сотрудников в отношении арестованных применялись избиения. Кроме того, арестованных заставляли стоять продолжительное время с поднятыми руками, не давали пищи, воды и проч… Было два случая смерти арестованных, из них один умер в камере, а другой — в кабинете следователя во время применения репрессий. Как помнится, один из них был по национальности немец и следствие по его делу вел лично Рухадзе» (т. 20, л. д. 168–169).
Факты убийств арестованных на допросах подтвердили также свидетели Анджапаридзе Н. Т., Бабунашвили Г. С., Свиридов Н. В. и другие.
Враги народа Берия, Б. Кобулов, Гоглидзе, насаждая среди подчиненных им следователей убеждение в безнаказанности произвола и беззакония, избиений и пыток арестованных и других преступных нарушений установленного советскими законами порядка ведения следствия, ставили обвиняемых по настоящему делу в пример другим следственным работникам и обязывали их «учиться» у Рухадзе, Рапава, Хазана, Кримяна и других обвиняемых