Обвиняемый Надарая показал:
«Почти каждый день мы приглашали к нему (к Берия) ночевать какую-нибудь женщину… Вообще-то не одна девушка была завлечена в этот дом обманом и не одна поплатилась» (т. л. д.).
По указанию Берия, Надарая и Саркисов вели списки женщин, которых они доставляли к Берия на ночь. К делу приобщено девять таких списков и отдельные записки с адресами женщин, изъятые у Надарая и Саркисова при аресте (т. 40, л. д. 32–33, 38, 226; т. 41, л. д. 52).
На предварительном и судебном следствии Берия признал, что использовал Надарая и Саркисова как сводников, систематически доставлявших к нему в особняк различных женщин, и что он с помощью Надарая и Саркисова превратил свой особняк в притон разврата (т. 41, л. д. 57–59).
___________________
Допрошенные в качестве обвиняемых Рапава А. Н., Рухадзе Н. М., Церетели Ш. О., Савицкий К. С., Кримян Н. А., Хазан А. С., Парамонов Г. И. и Надарая С. Н. голословно отрицали свое участие в изменнической заговорщической группе. Однако, будучи изобличены многочисленными доказательствами, предъявленными им в процессе следствия по настоящему делу, все обвиняемые вынуждены были признать ряд преступлений, совершенных ими.
Обвиняемый Рапава А. Н. признал, что он был близок к Берия и что, когда в 1946 г. ему и Рухадзе стали известны материалы о принадлежности Берия к мусаватистской разведке, они скрыли эти данные и уничтожили документы (т. 1, л. д. 21, 34).
Рапава признал, что он санкционировал избиение арестованных в процессе следствия по отдельным делам и участвовал в выполнении преступного поручения Берия по тайному убийству двух лиц (т. 1,л. д. 115–117, 103–105; т. 2, л. д. 180–183).
Рапава вынужден был признать, что он утвердил постановление о возбуждении уголовного дела против Орджоникидзе П. К., подписал ордер на арест Орджоникидзе Д. Г., утвердил обвинительное заключение по делу Орджоникидзе И. К. и его жены — Орджоникидзе А. М. и, таким образом, участвовал в террористической расправе с родственниками Серго Орджоникидзе (т. 2, л. д. 5, 7-10, 11, 13, 14–25, 28–31, 36^15; т. 3, л. д. 21–24, 32–38, 75–76).
Рапава признал, что им были подписаны ордера на арест Давидова Н. по делу «Мамукинской деревни» и на арест быв[шего] заведующего] агитпроп отделом ЦК КП Грузии Бедия и утверждено обвинительное заключение по делу Барсегова (т. 1, л. д. 214–217; т. 2, л. д. 12, 114–155; т. 3, л. д. 98).
Рапава признал, что в 1937 году он был председателем тройки при НКВД ГССР, рассмотревшей большое число дел, по которым были вынесены решения о расстреле. Часть этих дел в настоящее время рассмотрена Военной коллегией Верховного суда СССР и осужденные по ним лица были посмертно реабилитированы (Э. Вашакидзе, Ш. Киладзе и др.).
В преступной деятельности Рапава изобличается показаниями свидетелей: Чарк-виани К., Мшвидобадзе, Тавдишвили, Керкадзе М., Керкадзе К., Киларджишвили, Гудушаури, Михайлова и других, показаниями обвиняемых, проходящих по настоящему делу, — Рухадзе, Хазана, Кримяна и документальными доказательствами, приобщенными к делу
Обвиняемый Рухадзе Н. М. вынужден был признать, что он пользовался особым доверием Берия, продвигавшего его по службе и покровительствовавшего ему Оказавшись в 1937 г. освобожденным от работы в НКВД Грузии в связи с показаниями арестованных о его антисоветской деятельности, он был тогда же назначен Берия на руководящую работу, а затем возвращен им же на работу в органы НКВД (т. 4, л. д. 29–31).
Рухадзе признал, что в бытность его начальником Гагрского отдела НКВД были арестованы десятки невиновных людей, которые по вражеским установкам Берия подвергались жестоким избиениям на следствии, а позже были осуждены тройкой при НКВД ГССР. В 1939–1940 гг., когда он был начальником следственной части НКВД Грузии, нарушения закона в следственной работе продолжались и арестованных избивали по указанию и при участии занимавшего в то время должность наркома Рапава.
Рухадзе признал свое личное участие в избиении арестованных, а также признал, что позднее, с 1948 по 1952 гг., будучи министром госбезопасности Грузинской ССР, он давал указания подчиненным избивать арестованных и допускал другие извращения в следственной работе (т. 45, л. д. 13–16, 29–39, 51).
Рухадзе признал, что в 1948 г. отдал преступное распоряжение об уничтожении архивно-следственных дел и большого количества агентурных разработок, в том числе материалов, содержавших компрометирующие данные в отношении его самого и родственников.
К следственному делу приобщено собственноручное заявление Рухадзе на имя Берия, датированное 5 апреля 1953 года. К этому времени была установлена виновность Рухадзе в совершении тягчайших государственных преступлений.
Изобличенный в этих преступлениях, рассчитывая с помощью Берия уйти от ответственности, Рухадзе писал ему:
«Лаврентий Павлович, вы меня знаете свыше 25 лет, я рос у вас на глазах и воспитан вами. Последние годы я совершил много преступлений, все то немногое полезное, которое я сделал в прошлом, ничего ровным счетом не стоит…
Лаврентий Павлович, я обращаюсь к вам, как к родному отцу и воспитателю моему, и на коленях, со слезами на глазах прошу пощадить, простить и помиловать… Вы, и только вы, Лаврентий Павлович, можете спасти меня» (т. 7, л. д.).
В преступной деятельности обвиняемый Рухадзе изобличается показаниями свидетелей: Васильева, Свиридова, Каранадзе, Тавдишвили, Галаванова, Размадзе,
Гвишиани, Бондаренко, Хоштария, Ароян, Глонти, Мильграм, Хечумова, Чаркян, Будникова, Керкадзе, Постолова и других, показаниями обвиняемых Рапава и Церетели, а также многочисленными документальными доказательствами, приобщенными к делу
Обвиняемый Церетели Ш. О. признал, что в 1915–1917 гг. он в чине обер-лейтенанта служил в грузинском легионе, сформированном на территории Турции офицерами немецкой армии и грузинскими буржуазными националистами, а в 1918–1919 гг. служил в чине штабс-капитана в грузинской меньшевистской белогвардейской армии (т. 9, л. д. 119–121).
Церетели признал, что длительное время он работал под непосредственным руководством Берия, который и использовал его на ответственной работе в органах НКВД — МВД СССР, доверяя ему наиболее ответственные операции и производство арестов (т. 9, л. д. 82–83, 171–175, 198, 211–212).
Церетели признал, что он выполнял преступные поручения Берия о тайных похищениях и убийствах советских людей и что ему и некоторым другим лицам Берия незадолго до начала Великой Отечественной войны поручил организовать особую группу — «своеобразную банду» для похищений и избиений советских граждан (т. 9, л. д. 54–55, 68–69, 75–76, 272–273).
Церетели признал, что в 1937–1938 гг. он являлся членом тройки при НКВД Грузии, рассмотревшей большое число дел, по которым были вынесены решения о расстреле, но заявил, что он яко бы не помнит, подписывал ли сам решения о расстреле по делам родственников С. Орджоникидзе и девяти жителей Мамукинской деревни Давидова и других, однако был документально уличен в этом.
В преступной деятельности обвиняемый Церетели изобличается показаниями свидетелей: Суслякова, Квливидзе, Талахадзе, Морозова, Куциава и других, показаниями обвиняемых, проходящих по настоящему делу, — Рапава, Рухадзе, Савицкого и Хазана, показаниями осужденных Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР врагов народа Берия, Кобулова Б., Деканозова и Влодзимирского, а также многочисленными документальными доказательствами, приобщенными к делу.
Обвиняемый Савицкий К. С. признал, что, находясь на следственной работе в НКВД Грузии, по указаниям Берия, Гоглидзе и Кобулова Б. он избивал арестованных и допускал иные преступные нарушения советской законности (т. л. д.).
Савицкий признал, что с его участием и с участием Парамонова неосновательно были арестованы Орджоникидзе И. К., Орджоникидзе А. М., Орджоникидзе Д.
Савицкий признал, что им, при активном участии Кримяна, были получены от ряда арестованных клеветнические показания на Орджоникидзе П. К. и что им также с участием Кримяна были ложно обвинены в контрреволюционной деятельности Николай Давидов и его два брата, братья Манучаровы Г. и Н. и несколько других жителей Мамукинской деревни, которые затем по решению тройки НКВД ГССР были незаконно расстреляны.
Савицкий признал, что, применяя к арестованному Бедия меры физического воздействия, он и Парамонов принудили его к показаниям о якобы проводимой им вражеской деятельности и подготовке теракта против Берия.
Савицкий подтвердил также свое участие в расправах над Квашали, Мардановым, Матикашвили, Авнатамовым и другими (т. 11, л. д. 101, 102, 108, 130, 137, 188–189, 195, 240, 268–270, 278–280, 289–290, 295, 303, 312).
Савицкий признал, что в 1953 году он по заданиям Кобулова участвовал в подготовке документов, в которых Берия и Б. Кобулов сознательно извращали данные о национальных кадрах в отдельных союзных республиках (т. л. д.).
В преступной деятельности обвиняемый Савицкий изобличается показаниями свидетелей: Глонти, Гульста, Ковшова, Арзанова, Киларджишвили, Петросян, Арабелидзе, Барского, Бабалова и других; показаниями обвиняемых Надарая, Хазана и Парамонова, арестованного по другому делу Цанава, показаниями врага народа Гоглидзе и документальными доказательствами.
Обвиняемый Кримян Н. А. признал, что он был близким лицом к Кобулову Б. и что, находясь на следственной работе в НКВД Грузии, он по указанию Берия, Гоглидзе и Кобулова Б. лично избивал арестованных и допускал другие преступные нарушения советских законов, что приводило к самооговорам и необоснованному осуждению этих лиц (т. л. д.).
Кримян признал свое участие в расследовании дела Орахелашвили и получении ложных показаний на С. Орджоникидзе и его брата П. Орджоникидзе, но считает, что основную роль в этом выполняли Кобулов и Савицкий (т. л. д.).
Кримян признал, что он принимал участие в расследовании по делам Бедия, Н. Давидова, Матикашвили, Роговского, Русадзе, Т. Тобидзе и что по его материалам необоснованно была осуждена к расстрелу Старшова. (т. л. д.)