ворил, полагая это излишним.
Правда, написав это письмо, я беру известную ответственность перед Вами за точность высказанного мною мнения.
Может быть, скажут руководители Грузии — мы поработали много, — тогда, спрашивается, а где результаты?
Необходимо дальше продолжать разоблачение Берия как махрового агента международного империализма. Но для этого требуются самые жестокие меры против распространителей антигосударственных слухов и против разных шептунов.
Но я утверждаю, что для этого нужно сначала разоблачить тех руководителей, которые сами заражены подобным настроением и в чьих руках находятся органы советского правосудия.
Вот, товарищ Георгий Максимилианович, о чем подсказала мне моя партийная совесть написать в ЦК КПСС.
Правда, некоторые вопросы умышленно упустил. О них, по-моему, так открыто не следует писать. Словом, я в этом руководствуюсь своим собственным убеждением.
С глубоким извинением.
Член КПСС с 1940 г.,
№ партийного] б[илета] 4853667,
капитан Ломия Николай Давидович,
в/ч 74385 «Ж», г. Иваново.
12 сентября 1953 г.
Капитан Н. Ломия
Помета:
Тов. Хрущев ознакомился.
9/XI [п.п.] [подпись неразборчива]
Ломия Н. Д., член КПСС, воинская часть 74385 «Ж». Сообщает, что коммунисты Грузии явно недостаточно поработали по разъяснению в массах антигосударственных дел Берия.
Слабая работа партийных организаций Грузии по идейному воспитанию членов партии и населения дала возможность антисоветским элементам развернуть свою пропаганду по делу Берия в том направлении, что некоторые моменты из постановления ЦК КПСС не имеют под собой реальной базы, что это дело личных отношений.
Среди сельского населения не ведется культурно-воспитательная работа. Например, в Цхакаевском районе недостаточно разъяснены решения 5-й сессии Верх[овного] Совета СССР. В этом районе законы нарушаются на каждом шагу, что создает неверие в законы среди простых людей. Приятельские и родственные отношения превалируют над законами.
Широко развито взяточничество. Взяточников не судят.
После ареста Берия ярко стал проявляться местный национализм. Ломия приводит примеры: когда он разговаривал на русском языке, то встречал полное пренебрежение; когда же говорил на родном языке, то вопрос разрешался быстро.
В Грузии за последнее время широко рекламируются произведения Казбеги, особенно те места, где описывается произвол царского самодержавия в Грузии. В произведениях Казбеги почти не встречается положительный отзыв о русском народе. В предисловиях к произведениям Казбеги не оттеняются его ошибочные взгляды в оценке русского народа. По мнению Ломия, следовало бы переделать эти предисловия.
При таком положении возникает настоятельная необходимость всемерного развития критики и самокритики, а она не в почете у многих руководителей.
Сейчас нет важнее вопроса, как всемерное усиление политической работы среди грузин. Необходимо продолжать разоблачение Берия как махрового агента международного империализма.
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 482. Л. 3-10. Копия. Машинопись.
№ 2.20
Письмо В. К. Кварацхелия от сентября 1953 г. в Следственную комиссию
Совершенно секретно
товарищу Маленкову Г. М.
При этом направляю Вам поступившее в МВД СССР заявление Кварацхелия В. К., родственника Берия.
Кварацхелия Вахтанг Капитонович, 1927 года рождения, кандидат в члены КПСС, студент Московского института литературы им. Горького.
По имеющимся в МВД СССР данным, Кварацхелия высказывал сомнения в виновности Берия и распространял различные версии об обстоятельствах его ареста.
Упоминаемый в заявлении Вершинин-Шульман Михаил Максимович, 1923 года рождения, еврей, беспартийный, поэт, будучи в 1945–1947 годах в составе Советской армии в Чехословакии, встречался с американскими офицерами, поддерживал знакомство с чехословацким генералом Кутлвашер, арестованным впоследствии чехословацкими органами безопасности.
В 1947–1948 годах Вершинин-Шульман систематически встречался с бывшим советником чехословацкого посольства в Москве Кашпарек, изменившим в 1948 году родине и бежавшим из Чехословакии за границу
Имеющимися агентурными и официальными материалами Вершинин-Шульман характеризуется как авантюристическая и антисоветская личность. После разоблачения Берия он распространял клеветнические измышления в отношении руководителей КПСС и советского правительства.
МВД СССР Вершинин арестован, Кварацхелия активно разрабатывается.
[п.п.] С. Круглов
17 сентября 1953 г.
№ 886/К
Уважаемые товарищи Следственная комиссия!
Считаю долгом гражданина сообщить вам следующее:
Я, Кварацхелия Вахтанг Капитонович, по родственным признакам являюсь племянником Л. П. Берия: отец мой — Кварацхелия Капитон Дмитриевич — был сводным братом Л. П. Берия (у них одна мать и разные отцы).
Несмотря на такое близкое родство, наша семья никогда не имела связей с Л. П. Берия или его семьей. Для доказательства позволю несколько подробней рассказать биографию моей семьи и лично мою.
Мой отец во время революции работал у своего дяди во Владивостоке, так же на КВЖД. Во Владивостоке отец женился на моей матери Королевой Александре Павловне. В 1925 году наша семья переехала в Грузию, где отец работал в г. Поти по осушению Колхидских болот. В 1927 году родился я, и в этом же году мы вновь выехали на КВЖД, где пробыли до 1937 года. Эти десять лет наша семья не имела переписки с Л. П. Берия и не знала, где и кем он работает. В 1937 году, по приезде в Сухуми, отец поступил на работу управляющим местной конторой «Нефтеснаб», а я поступил во 2-ю м[ужскую] с[реднюю] ш[колу], которую и окончил с отличием в 1944 году.
В 1937 году я и моя трехлетняя племянница (дочь сестры) в первый и последний раз за нашу жизнь увидели Л. П. Берия у него дома в Тбилиси. Встреча продолжалась всего несколько минут, причем мне был задан один вопрос: в каком классе я учусь?
В 1942 году, когда фашисты подошли до 30 км к Сухуми, я вступил в комсомол и в противопожарный истребительный батальон. В 1944 году я добровольно вступил в ряды Советской армии, но вскоре война окончилась, и я, сдав экзамены, был зачислен слушателем Военно-воздушной академии им. Жуковского в Москве. За все время учебы в академии я жил в общежитии на Красноармейской улице и ни разу не был ни у Л. П. Берия, ни у его семьи. Учебу я не закончил, т. к. из-за туберкулеза вынужден был в сентябре 1947 года демобилизоваться и стать инвалидом 2-й группы. Вот тогда мне была оказана помощь со стороны семьи Берия, а именно его жены: я был устроен в туб[еркулезный] санаторий, и когда процесс стал катастрофически развиваться, мне после операции достали стрептомицин.
В течении последних лет я из-за необходимости ежегодных консультаций с врачами, а затем по делам службы для работы в архивах над материалом для диссертации, мне часто приходилось приезжать в Москву, однако я ни разу не был у Л. П. Берия или его семьи и жил тогда или в гостинице, или на квартире у друга моего отца — Широкова Якова Степановича, начальника] Главсоли, проживающего] ул. Горького 8, кв. 86.
В 1950 г. мой отец в результате несчастного случая после тяжелых мучений скончался. На наши отчаянные призывы о помощи опытным хирургом для операции — Л. П. Берия даже не ответил. Более того, во время похорон моего отца в Сухуми сам Берия тоже находился в Сухуми, отдыхая на правительственной даче, но он не только не оказал никакой материальной помощи, но даже не прислал телеграммы с соболезнованием.
Вообще, Л. П. Берия и его семья часто отдыхали в Сухуми или недалеко от него, в Гаграх, но мы ни разу у них не были.
Когда в 1949 году в связи с резким ухудшением моего здоровья (туберкулез перешел на почки) мы вновь письмом обратились к Берия за помощью лекарством, нам официальным ответом за подписью Людвигова было отказано.
В 1949 г. я с отличием окончил заочно юридический институт и стал работать вначале в редакции газеты «Советская Абхазия», в г. Сухуми, а затем в Абхазском институте языка, литературы и истории. В 1952 г. был принят в кандидаты КПСС.
В 1952 году мною была написана пьеса, одобренная Главлитом и принятая театрами Грузии к постановке. Но в связи с совпавшим в то время переселением кавказских греков и темой моей пьесы, посвященной героической смерти Белояниса и борцам за мир в Греции, секретарь ЦК КП Грузии Мгеладзе счел постановку этой пьесы несвоевременной.
В феврале 1953 г. я приехал в Москву для работы с театром им. Вахтангова, который заинтересовался моей работой, однако и здесь меня постигла неудача: в связи с постановкой пьесы «Европейская хроника», тоже на тему борьбы за мир, осуществление моей пьесы откладывалось на неопределенный срок. Затем пьеса была взята театром им. Ленинского Комсомола, где она понравилась директору театра Рыжакину и главному режиссеру Гиацинтовой.
Моя пьеса, без сомнений, имеет недостатки, над преодолением которых я продолжаю работать, но в общем она хорошо оценивается критиками, как знающими о моем родстве с Берия, так и не знающими, например, драматургом Ромашовым и критиком В. Залесским.
Все время с февраля месяца по июль я жил в гостиницах «Москва» и «Гранд-Отель». Несмотря на мое крайне тяжелое материальное положение, я ни разу не обратился к Берия за поддержкой. В июле ко мне на несколько дней приехала мать и остановилась у вышеупомянутого Широкова. Затем я жил на ул. Огарева, дом 1/12, снимая угол с питанием, сейчас живу по ул. Таганской, дом 66, кв. 17, перерабатываю старую пьесу, пишу новую. Поступил в Литературный институт им. Горького, чтобы приобрести профессиональные навыки письма.
Таковы моя жизнь и биография в действительности. Вполне естественно, что в нашей семье часто возникали вопросы и недоумение о причинах такого наплевательского отношения к нам со стороны Л. П. Берия, но они так и остались загадкой.