ВОПРОС: После вашего снятия с должности министра государственной безопасности СССР вы в своем заявлении И. В. Сталину указывали:
«Порукой моей преданности является моя почти 23-летняя работа под руководством товарища Берия, самого верного из ваших учеников».
Вы подтверждаете это?
ОТВЕТ: Да, подтверждаю. Теперь я вижу, что формулировка «самого верного» редакционно неудачна. Слово «самого» нельзя было писать.
ВОПРОС: Вам оглашается текст написанного вами письма в адрес Берия от 11 марта 1953 года:
«Дорогой Лаврентий!
Хочу предложить тебе свои услуги: если я могу быть полезным тебе где-либо в МВД, прошу располагать мною так, как ты сочтешь более целесообразным. Должность для меня роли не играет, ты это знаешь.
За последние годы я кое-чему научился в смысле руководства людьми и учреждением и, думаю, теперь я смогу работать лучше, чем раньше.
Правда, я сейчас полуинвалид, но надеюсь, что через несколько месяцев (максимум через полгода) я смогу уже работать с полной нагрузкой, как обычно.
Буду ждать твоих указаний.
Твой В. Меркулов. 11.III.53 г.»
Как вы оцениваете такое личное обращение к Берия?
ОТВЕТ: Я считал, что в своей жизни я многим обязан Берия и потому предложил ему свои услуги, полагая, что в связи со смертью И. В. Сталина работа в органах должна особенно усилиться и мой опыт и знания могут пригодиться.
Однако должен сказать, что внутренне желания идти на работу в органы у меня не было.
Теперь мне ясно, что такого письма писать не следовало.
Должен сказать, что большую роль в написании мной этого письма сыграло теплое отношение Берия, проявленное ко мне за два дня до этого, когда Берия вызывал меня для оказания помощи в редактирования его речи на траурном митинге.
ВОПРОС: В момент написания вами этого письма в адрес Берия вы были министром государственного контроля СССР. Почему же вы по вопросам, изложенным в этом письме, не обратились в ЦК партии или к советскому правительству, а обратились лично к Берия?
ОТВЕТ: Это было непродуманно с моей стороны.
Показания записаны с моих слов правильно, протокол мною лично прочитан.
В. Меркулов
Допрос окончен в 19 часов 10 минут.
Допросил: генеральный прокурор СССР
действительный государственный советник юстиции Р. Руденко
При допросе присутствовал и вел запись протокола помощник главного военного прокурора полковник юстиции Успенский
Верно: [п.п.] Майор адм[инистративной] службы Юрьева
Верно: [п.п.] Майор административной] службы РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 468. Л. 170–182. Копия. Машинопись.
№ 1.103
Копия протокола допроса Л. П. Берия от 24 сентября 1953 г.
Совершенно секретно
Товарищу Маленкову Г. М.
Представляю копию протокола допроса обвиняемого Берия Лаврентия Павловича от 24 сентября 1953 года.
Приложение: на 6 листах.
[п.п.] Р. Руденко
Протокол допроса
1953 года, сентября 24 дня, генеральный прокурор СССР действительный государственный советник юстиции Руденко допросил обвиняемого
Берия Лаврентия Павловича.
ВОПРОС: Вы знали Мамулия?
ОТВЕТ: Да, знал Мамулия. Он был секретарем ЦК КП(б) Грузии до Картвелишвили, после которого секретарем ЦК стал я.
ВОПРОС: За что был арестован и осужден Мамулия?
ОТВЕТ: Я не знаю.
ВОПРОС: Вы интересовались ходом следствия по делу Мамулия и его показаниями?
ОТВЕТ: Один раз я присутствовал на его допросе. Какие он давал показания — я не помню.
ВОПРОС: Вы давали указания во время следствия бить Мамулия?
ОТВЕТ: Вообще избивали арестованных, но указаний избивать Мамулия я не давал.
ВОПРОС: Вы знали Орахелашвили И. Д.?
ОТВЕТ: Знал. В Закавказье он был последнее время секретарем Закавказского] крайкома, которого я сменил.
ВОПРОС: За что был арестован и осужден Орахелашвили?
ОТВЕТ: Я не знаю. Он арестован был в Москве.
ВОПРОС: Вы говорите неправду. Вам оглашаются показания Гоглидзе:
«.. В 1937–1938 гг. я почти ежедневно бывал на докладе у Берия. В одно из таких посещений Берия летом 1937 года он дал мне указание арестовать Орахелашвили и доставить его в НКВД Грузии».
Признаете это?
ОТВЕТ: Гоглидзе неправильно показывает. Я не давал таких указаний. ВОПРОС: Каких показаний от Орахелашвили добивался Кобулов по вашему указанию?
ОТВЕТ: Я не знаю. Никаких указаний Кобулову я не давал.
ВОПРОС: Вам оглашаются показания Надарая:
«…Примерно в конце 1937 года, начале 1938 г., кажется, из Москвы в Тбилиси был доставлен арестованный бывший директор Института красной профессуры Орахелашвили. Поместили его в камеру с одним арестованным, фамилию которого я сейчас не помню.
Через некоторое время этот арестованный попросил меня вызвать его. Я его вызвал, и он мне сказал, что Орахелашвили рассказал ему, что Богдан Кобулов требует от него показаний о вражеской деятельности многих людей и очень ответственных, которых он,
Орахелашвили, вовсе не знает, и требует включить их в протокол как якобы троцкистов, что он, Орахелашвили, и сделал.
Впоследствии Орахелашвили был расстрелян…»
Вы подтверждаете это?
ОТВЕТ: Мне это неизвестно.
ВОПРОС: Вы говорите неправду. Вы и ваши подручные — Гоглидзе, Кобулов и другие — добивались от Орахелашвили показаний на Серго Орджоникидзе. Это так?
ОТВЕТ: Я не знаю, чего они добивались. Мне это неизвестно.
ВОПРОС: Вы не могли не знать о вымышленных, клеветнических показаниях Орахелашвили, данных в результате его истязаний, о Серго Орджоникидзе. Орахелашвили 9.IX.1937 года показал:
«…Лично я очень много обязан Серго Орджоникидзе, но даже чувство благодарности и преданности к нему не мешает мне осветить его действительную роль в событиях, при которых зарождались враждебные ВКП(б) и советской] власти группировки и контрреволюционные организации… Серго Орджоникидзе высказывал недовольство партийным руководством, допускал контрреволюционные провокационные выпады по адресу секретаря ЦК КП(б) Грузии Лаврентия Берия. Надо со всей ответственностью признать, что Серго Орджоникидзе фактически вдохновлял нашу контрреволюционную борьбу против партийного руководства Грузии и лично секретаря ЦК КП(б) Грузии — Лаврентия Берия… Он не только поддерживал наши контрреволюционные выпады по адресу Сталина и секретаря ЦК КП(б) Грузии Берия, а наоборот, задавал тон этим нашим контрреволюционным разговорам…»
Вы признаете, что эти клеветнические, добытые преступными методами показания получены по прямому вашему указанию?
ОТВЕТ: Я указаний не давал и этих показаний на Серго Орджоникидзе не помню.
ВОПРОС: Вам оглашается показание Гоглидзе:
«Указания Кобулову получить показания от арестованных на Серго Орджоникидзе мог дать только Берия…»
ОТВЕТ: Он показывает неправильно.
ВОПРОС: Вы говорите неправду Вам оглашаются показания Савицкого:
«Мне лично Кобулов говорил, что ты не сумел добиться от Орахелашвили признательных показаний, а Кримян их добился… Берия очень высоко оценивает полученные Кримян от Орахелашвили показания, чрезвычайно ими интересуется, знакомится с каждым протоколом допроса и сам дает указания по делу…»
Что можете сказать?
ОТВЕТ: Он говорит неправду
ВОПРОС: Вам оглашаются показания Кобулова:
«Вспоминаю, что Орахелашвили действительно давал показания в отношении Серго Орджоникидзе, содержание которых из-за давности событий я вспомнить не могу. Должен, однако, заявить, что по существовавшему тогда порядку показания на руководящих деятелей партии и государства не могли быть мной или подчиненными мне работниками зафиксированы в протокол без предварительного доклада и получения на то специального разрешения бывшего наркома внутренних дел Гоглидзе, который, в свою очередь, получал разрешение от Берия…»
Вы и сейчас будете отрицать, что по вашим указаниям добывались преступными методами фальсифицированные материалы в отношении Серго Орджоникидзе?
ОТВЕТ: Я отрицаю. Кобулов говорит неправильно. Таких показаний на Серго Орджоникидзе я не помню.
ВОПРОС: Признайтесь, что именно в своих авантюристических, преступных целях вы стремились осквернить память Серго Орджоникидзе?
ОТВЕТ: Нет, этого я не делал.
ВОПРОС: Вы знали, что Серго Орджоникидзе относится к вам с недоверием, как к бывшему агенту мусаватистской контрразведки?
ОТВЕТ: Серго Орджоникидзе относился ко мне исключительно хорошо. Он был инициатором моего продвижения из Баку в Тбилиси, а затем назначения меня на должность председателя Груз[инской] ЧК и первого заместителя председателя Закавказской] ЧК.
Работая в Закавказье, Серго Орджоникидзе чуть не каждый день вызывал меня, оказывал мне помощь в работе советами и указаниями по борьбе с антисоветскими элементами. Это хорошее отношение ко мне проявилось также и в том, что он на активах отзывался в своих выступлениях обо мне положительно. В 1926 году Орджоникидзе писал письмо Дзержинскому с приложением выписки из решения ЦК КП(б) Азербайджана по вопросу о моей службе в мусаватистской контрразведке. После возвращения из Москвы в тот период на мой вопрос: что мне еще надо представлять? — Серго Орджоникидзе ответил: «Продолжай также работать, все в порядке».
Мне кажется, что отношение Серго Орджоникидзе ко мне, может быть, несколько изменилось в начале 1934 года или позже, так как до этого времени у нас все время были отношения хорошие. Я его всегда информировал письменно о делах в Закавказье, и в частности о Грузии. Иногда он отвечал мне на эти письма. Эти письма находятся в моем архиве, из которых можно видеть его исключительно хорошее ко мне отношение.
У Серго Орджоникидзе могло измениться ко мне отношение в результате всяких наговоров работников Закавказья, в свое время снятых с работы ЦК ВКП(б) за всякого рода антипартийные группировки, а их там было очень много.
ВОПРОС: Если так действительно относился к вам Серго Орджоникидзе, а вы, как это сейчас утверждаете, относились к нему хорошо, то вы перед ним лицемерили и двурушничали, а в действительности в кругу своих приближенных нередко проявляли свое злобное отношение к Серго Орджоникидзе. Это правильно?