ВОПРОС: Вам оглашаются показания Кобулова Б. 3. от 4 августа 1953 года:
«Я нанес Белахову несколько ударов по указанию Берия в его кабинете…
Дело Белахова расследовалось с грубыми нарушениями законов. Независимо от того, кто допускал эти нарушения и в какой мере, я как бывший начальник следственной части НКВД СССР признаю свою долю ответственности за эти нарушения и свое вынужденное участие в деле Белахова осуждаю».
Вы и об этом не знаете?
ОТВЕТ: О том, что Белахова избивал Кобулов в кабинете Берия, по указанию Берия, я не припомню. Если Кобулов показывает, что при этом избиении Белахова в кабинете Берия был и я, то, очевидно, это так и было. Я уже раньше показывал, что в кабинете Берия били арестованных и я при этом присутствовал, но я не припомню, каких арестованных били и был ли среди них Белахов.
ВОПРОС: Вы лжете, ссылаясь на плохую память. Вы арестованным Белаховым занимались лично и не могли забыть о том, каким истязаниям он подвергался все время следствия.
Вам приводится выписка из собственноручных показаний Белахова от 4 апреля 1941 года:
«28. Х — гражданин] Подольский составил протокол. Протокол является гнусной клеветой (в первой трети своей). Это — нелепая омерзительная фантазия, клевета, составленная им. На мой протест он мне сказал: не будьте глупцом, надо же что-нибудь дать, не напрасно же вас здесь держали. Когда я не хотел подписать, я был так избит, что совершенно потерял всякое присутствие духа, причем опять последовала угроза пытать и снова отвезли в Сухановскую тюрьму
Совершенно истерзанный, истощенный, я подписал этот протокол, но заявил, что я откажусь при первом удобном случае.
На следующий день меня вызвал заместитель] наркома гражданин] Меркулов. Он беседовал со мной два дня подряд. Я ему рассказал все чистосердечно. Рассказал ему обо всех избиениях и рассказал, что я никогда не был ни в каких организациях, и рассказал, почему подписаны были и заявление, и протокол, составленные гражданином] Подольским».
Вы признаете, что вам было хорошо известно о применении к Белахову в процессе следствия грубого насилия для получения от него наказаний, которые нужны были следствию?
ОТВЕТ: Я не лгу, когда говорю, что память у меня настолько ослабла на почве развившегося склероза мозга, что я многого не помню вовсе, а другое помню смутно и в самых общих чертах. Я не имею никакого намерения и желания что-либо скрывать от следствия. Я понимаю, что следствие располагает всеми документальными данными и всеми возможностями, чтобы доказать мне тот или другой факт. Понимая это, как же я могу отрицать тот или иной факт без всякого смысла, зная, что это производит только неблагоприятное впечатление. Я прошу верить, что я действительно не могу вспомнить многих событий прошлых лет, даже таких, которые, на первый взгляд, казалось, должны были бы запечатлеться у меня в памяти. После ареста я в камере пытаюсь, перебирая в памяти свою работу, вспомнить отдельные эпизоды, но это мне почти не удается. Другие эпизоды я помню достаточно хорошо и о них показывал.
По существу заявления Бел ахова могу только сказать, что я не помню этого двухдневного разговора с ним, хотя полагаю, что раз Белахов говорит об этом, то, очевидно, это так и было. Что я сделал, выслушав Белахова, я не помню, но, очевидно, должен был доложить Берия. Какие указания дал мне Берия, я также не помню.
ВОПРОС: После 28 октября 1940 года к вам поступали письменные жалобы Белахова?
ОТВЕТ: Не помню, возможно, поступали.
ВОПРОС: Вам предъявляется жалоба Белахова от 8 мая 1941 г., адресованная вам как наркому государственной безопасности СССР, в которой он сообщает о преступных методах ведения следствия по его делу Вами читалась эта жалоба арестованного Белахова?
ОТВЕТ: Как видно из моей резолюции на этой жалобе о направлении ее моему заместителю Серову, мной эта жалоба читалась.
ВОПРОС: Почему же и в этом случае, когда вы хорошо помнили о грубых нарушениях законности по делу Белахова — от самого Белахова, который был у вас за шесть месяцев до этого и рассказывал о чудовищных издевательствах, которым он подвергался, — вы не приняли никаких мер по делу Белахова?
ОТВЕТ: Очевидно, меня что-то сковывало в моих действиях по этому делу Полагаю, были какие-то специальные указания Берия по этому делу, подкрепленные объяснениями, но вспомнить их я не могу
ВОПРОС: Вам предъявляется жалоба арестованного Белахова от 17 мая 1941 года, в которой он писал:
«Я не виновен, и я умоляю вас спасти меня. Я умоляю вас обратить внимание на незаконность и преступность некоторых лиц, которые вели следствие… В процессе следствия меня избивали, пытали, принуждая подписывать несуществующие факты. Я не могу вам передать всю тяжесть перенесенных мною мук и страданий».
Вы подтверждаете, что эта жалоба вами лично читалась и 20 мая 1941 года докладывалась Берия, о чем свидетельствуют ваша собственноручная подпись и резолюция, учиненная вами на препроводительном письме начальника внутренней тюрьмы от 19 мая 1941 года, при котором и поступила жалоба Белахова?
ОТВЕТ: Да, подтверждаю.
ВОПРОС: Какие же меры были приняты вами и Берия к проверке обоснованности предъявленного Белахову обвинения.
ОТВЕТ: Я уже говорил, что не помню, какие указания давал мне Берия по этому делу. Как видно из моей резолюции, Берия предложил дело Белахова опять временно снять с рассмотрения в Особом совещании.
ВОПРОС: Заявление, адресованное прокурору, начальником тюрьмы было направлено вам как наркому государственной безопасности СССР. Почему же вы с этим заявлением Белахова пошли к Берия?
ОТВЕТ: Вместе с заявлением прокурору поступили заявления Белахова на мое имя как наркома госбезопасности и на имя Берия как председателя Особого совещания при НКВД СССР. Эти заявления были при одном препроводительном письме. Поэтому я и пошел к Берия.
Дело Белахова было начато Берия, велось по его указанию длительное время в НКВД, и я не счел возможным не посоветоваться с ним.
Я вижу теперь, что я должен был набраться смелости и доложить дело Белахова И. В. Сталину
ВОПРОС: Теперь перейдем к другому вопросу Скажите, для чего применялись меры физического насилия к Белахову?
ОТВЕТ: Для этого мне нужно ознакомиться со следственным и агентурным делом Белахова и других, проходивших по одной разработке, чтобы уяснить, чего добивались следователи от Белахова. Помню, что все дело Белахова было связано с именем П. С. Жемчужиной. Нет сомнений в том, что указание о ведении следствия по делу Белахова и других были даны Берия, но я не могу сейчас вспомнить какие-либо конкретные разговоры с Берия и Кобуловым в этой плоскости.
ВОПРОС: Вам оглашаются показания Белахова от 4.IV.1941 г., из которых устанавливается вымогательство клеветнических показаний на Жемчужину:
«Мне говорили, чтобы я только написал маленькое заявление на имя наркома, что я в этом признаю себя виновным, а факты мне сами подскажут. На такую подлость я идти не мог.
Тогда меня отвезли в Сухановскую тюрьму и избили до полусмерти. В бессознательном состоянии на носилках отправили в камеру…
24. VIII и 29.VIII были две очные ставки, касающиеся… Жемчужиной. На очных ставках я заявил, что это клевета. Я хотел изобличить этих клеветников, но мне не дали возможности, хотя я имел и мог сообщить очень ценные сведения для следствия, безусловно, правдивые.
После очных ставок, спустя несколько дней, мне от имени руководства гр[аждане] Райхман, Подольский и Визель сказали: «Гражданин] Белахов, успокойтесь. Вас никто не винит, в отношении вас следствие допустило ошибку. Вас напрасно били. Расскажите откровенно, что вы знаете о доме Каннель и о Жемчужиной».
Вы подтверждаете, что Берия, руководя следствием по делу Белахова, добивался получения от него клеветнических материалов на некоторых руководителей партии и правительства и членов их семей?
ОТВЕТ: Утверждать, что Берия лично при мне давал указания такого порядка, я не могу, но поскольку он руководил следствием и учитывая следственные материалы, которые мне были предъявлены сегодня, я могу сказать, что Берия добивался получения компрометирующих показаний на П. С. Жемчужину и в связи с этим неизбежно давал необходимые указания Кобулову, а может быть, и следователям. Иначе это дело не велось бы с такими нарушениями закона.
ВОПРОС: Это подтверждает и следователь Визель, производивший следствие по делу Белахова. Вам зачитываются показания Визель:
«По этому же групповому делу был арестован один гражданин, работник парфюмерной промышленности по фамилии Белахов. На допросе у Берия от арестованного требовали компрометирующих показаний на члена семьи одного из руководителей партии и правительства.
Арестованный отказывался давать такие показания, указывая, что от него требуют лживых показаний.
Тогда Берия в присутствии меня, Кобулова и Зубова приказал арестованному лечь на пол, спустив брюки, и кивнул головой Кобулову. Кобулов при нас избил арестованного резиновой палкой, которую он держал в руках во время допроса».
Признайтесь, что вам также было известно, что от Белахова и других, арестованных вместе с ним, вымогали клеветнические материалы в целях компрометации некоторых руководителей партии и правительства и членов их семей?
ОТВЕТ: Очевидно, я узнал об этом от Белахова 29 октября 1939 года, когда Белахов рассказал мне о том, как велись его допросы. Но поверить арестованному на слово я не мог. Полагаю, что я рассказал об этом Берия, но авторитет Берия тогда давил на нас, чекистов, с такой силой, что мы не могли противопоставить ему свое мнение.
ВОПРОС: Но ведь из приведенных вам показаний Кобулова и Визель видно, что именно Берия вымогал от Белахова показания клеветнического порядка и давал указание о избиении Белахова. Это вам и рассказал Белахов 29 октября 1939 г. Почему же вы обратились только к Берия и ограничились его разъяснениями?
ОТВЕТ: Я уже сказал, что авторитет Берия на нас давил. Он, очевидно, дал мне такие разъяснения, которыми я вынужден был удовлетвориться, хотя в душе вряд ли мог считать показания Белахова, данные им 28 октября, правдоподобными.