[1015]. Отныне маршал Д. Ф. Устинов стал, пожалуй, самым влиятельным членом высшего советского руководства, подотчетным только генсеку.
Как уверяет тот же В. И. Варенников, «поначалу все шло по инерции», новый министр «был полностью поглощен кадровыми вопросами», и в первую очередь тем, кого «поставить на Генштаб». В тот период новым начальником «мозга армии» мог быть только заместитель министра обороны, председатель Гостехкомиссии генерал армии Николай Васильевич Огарков, с которым «он сблизился по делам службы», поскольку отвечал за защиту от зарубежной разведки всей военно-технической информации. Однако во главе Генштаба тогда находился генерал армии В. Г. Куликов, который не только был моложе Н. В. Огаркова, но и являлся личной креатурой Л. И. Брежнева. В этой ситуации Д. Ф. Устинов и два его давних и верных помощника, пришедших из аппарата ЦК, контр-адмирал С. С. Турунов и генерал-майор И. В. Илларионов, стали «копать» под маршала И. И. Якубовского, чтобы убрать его с поста главкома ОВД и освободить место для В. Г. Куликова. В результате всей этой закулисной возни прославленный военный танкист слег на госпитальную койку и в самом конце ноября 1976 года из-за обострившихся болезней ушел из жизни. А уже в январе 1977 года была проведена ранее задуманная рокировка: Н. В. Огарков был назначен начальником Генерального штаба, а В. Г. Куликов перемещен на должность главкома ОВС ОВД. При этом обоим генералам армии, с которыми Л. И. Брежнев встретился лично, было присвоено очередное воинское звание — маршал Советского Союза. При этом генерал армии В. И. Варенников, неплохо знавший И. В. Илларионова и С. С. Турунова, в своих подробнейших мемуарах написал, что, работая с Д. Ф. Устиновым «многие десятки лет», они «были ему преданы до мозга костей и отлично разбирались в технических вопросах, т. е. в том, что являлось для самого Устинова главной специальностью». Что же касается военного дела, то «со временем, будучи опытными и развитыми людьми», они серьезно «повысили свои познания в военной области», которые у них «были значительно выше, чем у их шефа»[1016].
Тем временем в самом начале августа 1976 года произошел несчастный случай с главой советского правительства А. Н. Косыгиным, который едва не стоил ему жизни. Катаясь по Москве-реке на байдарке-одиночке, он внезапно потерял равновесие и перевернулся вместе с лодкой, здорово нахлебавшись воды. Охрана еле-еле успела вытащить его из реки и препроводить в военный госпиталь в Архангельском, где находилась его загородная дача. Как позднее установили медицинские светила академики Е. В. Шмидт и А. Н. Коновалов, во время гребли у него произошло резкое нарушение мозгового кровообращения, в результате чего глава правительства потерял сознание и перевернулся в воду[1017]. К счастью для него, кровеносный сосуд разорвался не в самой мозговой ткани, а в оболочке мозга, что позволило через пару месяцев поставить его на ноги. Хотя, как уверяет академик Е. И. Чазов, это был «уже не тот Косыгин», от его прежней хватки и смелости в принятии решений не осталось и следа, да и заседания правительства уже стали проходить куда как менее оперативно и результативно.
А тем временем в начале сентября 1976 года у А. Н. Косыгина появился еще один первый заместитель, которым стал давний брежневский приятель и член «днепропетровского клана» Николай Александрович Тихонов, который уже с начала октября 1965 года занимал пост «рядового» заместителя председателя Совета Министров СССР и курировал металлургическую промышленность. Понятно, что это назначение имело далеко идущие планы. С одной стороны, оно стало явной «шпилькой» в адрес К. Т. Мазурова, который более трех лет после отставки Д. С. Полянского оставался единственным первым заместителем А. Н. Косыгина. А с другой стороны, это назначение стало явным «звонком» самому главе советского правительства, поскольку именно Н. А. Тихонов, не будучи еще даже кандидатом в члены Политбюро, стал вести заседания Совета Министров СССР во время болезни своего шефа. Хотя надо сказать, что многолетний Управделами Совмина СССР М. С. Смиртюков, проработавший в этой должности ровно четверть века, уверял, что Н. А. Тихонов «был, наверное, единственным зампредом Совмина, который одинаково хорошо ладил и с Брежневым, и с Косыгиным». Причем «генсек ценил Тихонова прежде всего за прямоту и честность», сам же называл его «мой критик» и «внимательно выслушивал его замечания по всем крупным вопросам, которые готовилось рассматривать Политбюро». Но точно так же Н. А. Тихонов «относился и к Косыгину», и если он в чем-то был не согласен с ним, то «говорил ему об этом прямо в лицо, никогда не говоря за глаза ничего плохого. Поэтому, когда в 1976 году с Косыгиным случилось несчастье, едва придя в себя, он позвонил мне» и дал поручение подготовить «записку для Политбюро, что исполнять мои обязанности на время болезни будет Тихонов»[1018].
Тогда же, в сентябре 1976 года, резко укрепились позиции К. У. Черненко, который в условиях нарастающей немощи Л. И. Брежнева стал его
В исторической и мемуарной литературе (Р. А. Медведев, И. Г. Земцов[1019]), да и в широком общественном сознании, сложился довольно искаженный образ этого человека как серого и безликого канцеляриста, всегда бывшего в тени генсека. Однако, как свидетельствуют ряд авторов (Е. И. Чазов, В. А. Печенев, В. В. Прибытков[1020]), хорошо знавших К. У. Черненко, это совершенно не так. В свои лучшие годы это был блестящий управленец и настоящий трудоголик, никогда не бросал слов на ветер и всегда четко, аккуратно и вовремя исполнял все поручения и взятые на себя обязательства. Неслучайно во всем аппарате ЦК в те времена в чести была такая формула: «хочешь быстро и четко решить любой вопрос, ступай к Черненко».
Между тем, вопреки устоявшейся традиции, уже 25–26 октября 1976 года состоялся «предновогодний» Пленум ЦК[1021], на котором, как всегда, были заслушаны доклады председателя Госплана Н. К. Байбакова и министра финансов СССР В. Ф. Гарбузова и единогласно принято Постановление ЦК «О проектах Государственного пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР на 1976–1980 гг., Государственного плана развития народного хозяйства СССР на 1977 г. и Государственного бюджета СССР на 1977 г.». Но самыми «интригующими» стали сообщение Л. И. Брежнева и рассмотрение «вопроса о деятельности министра обороны СССР Д. Ф. Устинова», во время которых всем членам и кандидатам в члены ЦК и ЦРК были даны пояснения о причинах и обстоятельствах принятых решений по Министерству обороны СССР. А под конец работы Пленума были решены и два важных кадровых вопроса. Во-первых, впервые за многие годы из состава кандидатов в члены ЦК были переведены новый заведующий Сельскохозяйственным отделом ЦК Владимир Алексеевич Карлов, сменивший в этой должности заболевшего Ф. Д. Кулакова еще в мае 1976 года, первый секретарь Полтавского обкома КПУ Федор Трофимович Моргун и глава Министерства машиностроения для животноводства и кормопроизводства СССР Константин Никитович Беляк. Во-вторых, новым секретарем ЦК, которому вместо маршала Д. Ф. Устинова предстояло курировать весь военно-промышленный комплекс страны, был избран первый секретарь Свердловского обкома партии Яков Петрович Рябов. Сам Д. Ф. Устинов рассчитывал посадить на свое место Леонида Васильевича Смирнова, который в ранге заместителя председателя Совета Министров СССР курировал все оборонные отрасли и возглавлял Комиссию Президиума Совмина СССР по военно-промышленным вопросам. Однако против этой кандидатуры выступил М. А. Суслов, тогда как Я. П. Рябова он, напротив, очень активно поддержал, как и три других секретаря ЦК — его давний куратор и негласный патрон А. П. Кириленко, Ф. Д. Кулаков и И. В. Капитонов[1022].
При этом в самом Свердловске вопреки обычаю очередным первым секретарем стал не второй секретарь обкома Евгений Александрович Коровин, а секретарь обкома по строительству Борис Николаевич Ельцин. Как позднее вспоминал сам Б. Н. Ельцин, этот вопрос был решен уже на следующий день. В то время он был в Москве на месячных курсах в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Утром 27 октября его срочно вызвали в ЦК, где он сразу «пошел по рукам» трех секретарей ЦК — И. В. Капитонова, А. П. Кириленко и М. А. Суслова. А затем, успешно пройдя все «смотрины», в сопровождении И. В. Капитонова и Я. П. Рябова он предстал «пред светлые очи» самого генсека, с которым и был окончательно решен вопрос о его посажении в кресло первого секретаря Свердловского обкома партии[1023].
По всей вероятности, как считают ряд авторов, столь раннее проведение этого Пленума ЦК было напрямую связано с серьезным ухудшением здоровья генсека, у которого все чаще и чаще стали случаться срывы из-за непомерного и бесконтрольного приема седативных и снотворных средств. Неслучайно целый ряд мемуаристов, в том числе из близкого круга генсека (В. Т. Медведев, А. М. Александров-Агентов[1024]), уверяют, что в конце 1976 года Л. И. Брежнев направил в Политбюро свое первое заявление об уходе в отставку. Однако, как полагают ряд его биографов, это не вполне соответствует действительности. Так, профессор Бременского университета С. Шаттенберг, автор новейшей монографии «Леонид Брежнев. Величие и трагедия человека и страны»[1025], говорит о том, что действительно есть свидетельства того, что во время празднования своего 70-летия, в декабре 1976 года, Л. И. Брежнев предложил членам Политбюро отправить его на пенсию. Однако не совсем понятно, насколько данная просьба была высказана всерьез, или все-таки она была обычной застольной шуткой. Сама С. Шаттенберг расценила эту просьбу как шут