А тем временем тогда же, в ноябре, шарахнула новая «бомба». На сей раз после разговора И. В. Сталина с министром госбезопасности Грузинской ССР генерал-лейтенантом Николаем Максимовичем Рухадзе, который состоялся в Цхалтубо еще в конце сентября, Политбюро ЦК 9 ноября 1951 года приняло Постановление «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия М. И.»[151]. Как считают ряд историков (Н. В. Петров, О. В. Хлевнюк, Й. Горлицкий, В. М. Соловейчик[152]), несомненно, текст этого Постановления был продиктован знатоком местной специфики, то есть самим И. В. Сталиным, однако никаких серьезных доказательств своего «научного открытия» они так и не приводят. Более того, тот же Н. В. Петров акцентирует внимание на том, что в тексте данного Постановлении речь шла не только об «укоренившейся коррупции», которую прикрывает «группа лиц», состоящая из «мингрельских националистов», о самом «мингрельском национализме», который крайне опасен своей неуемной жаждой бесконтрольной власти и угрозой распада Грузинской ССР на ряд «провинциальных княжеств», но также о связях части руководства Грузии с грузинской белой эмиграцией, опекаемой американской разведкой. Причем в качестве главного агента иностранных спецслужб была названа известная парижская группа Ноя Жордания и Евгения Гегечкори — двух ключевых фигур бывшего правительства меньшевистской Грузии, — которая «обслуживает шпионской информацией американскую разведку, получая за это доллары». По версии самого Н. В. Петрова, упоминание Евгения Петровича Гегечкори, родного дяди (а вовсе не брата) Нино Теймуразовны Гегечкори — жены самого Лаврентия Павловича Берии, — было прямым выпадом против ближайшего сталинского соратника. Однако надо иметь в виду, что, во-первых, именно И. В. Сталин еще весной 1948 года инициировал возвращение на малую родину ряда грузинских меньшевиков из «французской ссылки», во-вторых, как верно подметил Ю. Н. Жуков, о возможных связях группы М. И. Барамии с антисоветской грузинской эмиграцией пока упоминалось лишь «теоретически» и, в-третьих, куда важнее, как считает В. М. Соловейчик, была возможная связь руководства Грузинской ССР не с белой эмиграцией, а с двумя известными и очень влиятельными еврейскими кланами: кланом Мирилашвили из мингрельского села Кулаши и кланом Крихели из Тбилиси. И хотя в этом Постановлении ничего пока не говорилось об арестах, они вскоре, конечно, последовали. Первым делом были арестованы второй секретарь ЦК КП(б) Грузии Михаил Иванович Барамия и министр юстиции Авксентий Нарикиевич Рапава, который до этого в течение целых пяти лет занимал должность министра госбезопасности Грузинской ССР.
Вскоре Политбюро вновь разбирало «грузинский вопрос», но на сей раз в куда более «масштабном варианте». Для отчета о выполнении Постановления Политбюро ЦК ВКП(б) в Москву был вызван весь состав Бюро ЦК КП(б) Грузии. На заседании 27 марта 1952 года, на котором председательствовал Г. М. Маленков, в присутствии И. В. Сталина, В. М. Молотова, Л. М. Кагановича, Л. П. Берии и С. Д. Игнатьева было принято новое Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Положение дел в Компартии Грузии», где прямо указывалось, что «дело с исправлением ошибок и недостатков в работе ЦК КП(б) Грузии идет медленно, со скрипом, неудовлетворительно, и в партийных организациях и среди беспартийных… имеет место недовольство медлительностью в действиях ЦК КП(б) Грузии по борьбе за ликвидацию последствий вражеской деятельности группы Барамии». Более того, «в ходе следствия выяснилось», что эта группа «намеревалась захватить власть в Компартии Грузии и подготовить ликвидацию Советской власти в Грузии». Поэтому этим же Постановлением Политбюро ЦК, которое, по информации Ю. Н. Жукова[153], готовили новый глава Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Матвей Федорович Шкирятов и новый глава Отдела партийных, профсоюзных и комсомольских органов Николай Михайлович Пегов, с должности Первого секретаря ЦК КП(б) Грузии был снят Кандид Нестерович Чарквиани, обвиненный в «политической слепоте» и «медлительности» в борьбе с «последствиями вражеской деятельности группы Барамия», и на его место назначен давний бериевский антагонист, первый секретарь Кутаисского обкома партии Акакий Иванович Мгеладзе. Причем, что любопытно, для проведения этого Постановления в жизнь в Грузию был направлен сам Л. П. Берия, который вынужден был инициировать новую волну арестов по «Мингрельскому делу», в том числе своих прямых выдвиженцев — многолетнего министра внутренних дел генерал-лейтенанта Григория Теофиловича Каранадзе, его заместителя генерал-майора Константина Павловича Бзиава, прокурора Грузии Владимира Яковлевича Шонии и других влиятельных персон.
В связи с этим обстоятельством неизбежно возникает законный вопрос, каковы же были конечные цели всего «Мингрельского дела», в том числе по отношению к «главному мингрелу» — Лаврентию Павловичу Берии. Одни авторы (Н. В. Петров[154]) полагают, что, по всей вероятности, в задачу самого И. В. Сталина не входило уничтожение Л. П. Берии и смысл всего этого дела заключался, прежде всего, в борьбе против клановости в самом грузинском руководстве и возможности «держать в руках» Л. П. Берию, время от времени напоминая ему о том, «кто в доме хозяин». Другие же историки (О. В. Хлевнюк, Й. Горлицкий, Т.Бловелт[155]), в целом соглашаясь с подобной трактовкой этого дела, утверждают, что главной целью И. В. Сталина, организовавшего «Мингрельское дело», было «не наращивание массовых репрессий…, а устранение от власти и уничтожение лишь одного клана грузинских чиновников, связанных с Л. П. Берией. Конечно, это дело, как и все другие сталинские акции такого рода, было многофункциональным» и одним из важных элементов этого дела стала «борьба против центробежных тенденций в партийном аппарате». Более того, эта группа авторов утверждает, что «характер атак против членов Политбюро в 1951–1952 годах», а именно против Л. П. Берии, Н. А. Булганина и H. С. Хрущева, лишний раз говорил о том, что И. В. Сталина вполне устраивал «сложившийся в его окружении баланс сил, и он опасался его нарушить. Запугивая своих соратников, он не считал более необходимым доводить дело не только до физической расправы, но и до должностных перестановок». Одновременно все эти кампании говорили и о том, что основным орудием политического контроля для самого И. В. Сталина «оставались органы госбезопасности, руководство которыми он ни на минуту не выпускал из своих рук». Третья группа авторов (В. М. Соловейчик[156]) утверждает, что это дело было куда более серьезным и могло окончиться не только падением Л. П. Берии с вершин государственной власти, но и его реальным уничтожением, поскольку под каток «Мингрельского дела» попали люди из его ближайшего окружения, в частности Вардо Максимелишвили, Давид Матарадзе и Илья Тавадзе. Наконец, еще одни авторы (Ю. Н. Жуков[157]) считают, что за организацией «Мингрельского дела» реально стоял Г. М. Маленков, который таким образом устранял последнего серьезного конкурента в борьбе за высшую власть, а И. В. Сталин, в тот период уже давно отошедший от какой-либо реальной работы и полностью потерявший всякий интерес к любым вопросам, предоставил своим соратникам полную свободу действий в борьбе за его наследство и верховную власть в стране.
О том, что само «Мингрельское дело» своим острием было направлено против Л. П. Берии, говорит и тот любопытный, но общеизвестный факт, что именно «лубянский маршал» стал инициатором пересмотра Постановления ЦК «О взяточничестве в Грузии и об антипартийной группе т. Барамия М. И.», направив через месяц после смерти И. В. Сталина соответствующую «Записку» в Президиум ЦК. А уже 10 апреля 1953 года этот высший орган партии принял очередное Постановление ЦК КПСС «О фальсификации дела о мингрельской националистической группе»[158], которое сразу же единогласно утвердили Г. М. Маленков, Л. П. Берия, В. М. Молотов, Н. А. Булганин, К. Е. Ворошилов, H. С. Хрущев, Л. М. Каганович, А. И. Микоян и М. Г. Первухин.
Однако до упомянутого решения еще было далеко, а посему Л. Б. Берия стал искать любую возможность блокировать дальнейшее расследование этого дела. И, надо сказать, ему это удалось, причем не без помощи самого генерала H. М. Рухадзе, который вскоре совершил роковую ошибку. Не сумев вовремя остановиться, он стал выбивать у арестованных «мингрельцев» признательные показания на самого А. И. Мгеладзе и, получив все нужные «признания», тут же отправил их в Москву. Однако уже в начале июня 1952 года ЦК ВКП(б) послал в Тбилиси грозную шифрограмму со строгим указанием генералу Н. М. Рухадзе «не допускать впредь подобных поступков». Более того, в направленном послании было прямо сказано, что «ЦК ВКП(б) считает, что т. Рухадзе стал на неправильный и непартийный путь, привлекая арестованных в качестве свидетелей против партийных руководителей Грузии. Кроме того, следует признать, что т. Рухадзе не имеет права обходить ЦК КП(б) Грузии и правительство Грузии, без ведома которых он послал в ЦК ВКП(б) материалы против них, поскольку Министерство госбезопасности Грузии, как союзно-республиканское министерство, подчинено не только центру, но и правительству Грузии и ЦК КП(б) Грузии»[159].
Естественно, Л. П. Берия сразу воспользовался ситуацией, и H. М. Рухадзе был снят со своего поста, а затем арестован вместе со своим «подельником» заместителем министра генерал-майором М. К. Тавдишвили. Как утверждают ряд авторов (К. В. Столяров, Н. В. Петров[160]), изначально новым министром республиканской госбезопасности хотели назначить ближайшего бериевского соратника генерал-полковника Сергея Арсеньевича Гоглидзе, однако затем остановились на другой кандидатуре — генерал-майора Александра Ивановича Кочлавашвили, который также был человеком «бериевского круга».