Относительное перенаселение сопровождало род человеческий на всем пути его существования. Вопрос, при каких условиях и может ли наступить абсолютное перенаселение, несмотря на рациональную и достигшую высшей степени обработку почвы, — праздный, и на него не может быть ответа. Тут следует учитывать настоящее положение и ближайшее будущее на протяжении нескольких веков, а между тем, как это можно предвидеть, те же самые причины, которые действовали до сих пор, будут сдерживать слишком сильное размножение. Социалистические теоретики не смотрят на естественную тенденцию человечества к перенаселению как на причину бедствий, болезней, слишком ранних и слишком многих жертв, а винят в этом его социальную организацию. В своем оптимистическом рационализме они упускают из виду, что социальная организация не есть произвольное явление, но такая же часть природы, как и тенденция к размножению; что естественное отношение человека к доходу от земли не есть только общественное, но скорее имеет властный характер и не может быть отменено или изменено правительственным декретом или нравственною проповедью, так как в нем находит свое выражение равновесие естественно-закономерных инстинктов и сил. Когда, например, Р. Ф. Оппенгеймер, указывая, что среднее, приходящееся на человека, количество средств к существованию повысилось, думает этим опровергнуть мальтузианскую теорию, то он ошибочно говорит о среднем количестве, так как тут происходит социальная борьба за лучшую и более обильную пищу, за обладание многим, за богатство и бедность, за лучшие места для питания, — словом, тут существуют социальные условия, которые в человеческой природе также обоснованы и неискоренимы, как и честолюбие, и стремление к владычеству.
Чрезмерное размножение и вызываемая им борьба за существование принимают в человеческом обществе своеобразный характер. Социальное развитие и социальный отбор действуют совместно с другими средствами и приводят часто к другим следствиям, нежели мы привыкли видеть это в отношениях животного и растительного мира. Поэтому и возникает вопрос, насколько естественный отбор в борьбе за существование может быть рассматриваем как средство прогресса в политической и умственной истории культуры.
У животных, живущих изолированно и для себя, может быть речь только о физическом отборе. Социальный отбор наблюдается только у высших животных, связанных в жизненные сообщества, и притом в двояком смысле, т. е. происходит, во-первых, отбор индивидуумов в борьбе за выдающееся социальное положение, и, во-вторых, сами стада животных, как замкнутые общества, в борьбе с другими видами, также подвергаются отбору. Но и формы социальной организации подвержены избирающему отбору, как и любые другие органические или инстинктивные способности расы.
Из стада животных развилась человеческая орда, которая дифференцировала далее, уже приуготованные в первом, условия отбора и таким путем ввела политическую и умственную историю, причем тут вступили в действие экономические, моральные и интеллектуальные силы и цели отбирающего соревнования.
Техническое и хозяйственное снаряжение человека возникло во внешней борьбе с соперниками других родов, но впервые оно развилось и достигло более дифференцированных форм все-таки лишь после того, как возникли более многочисленные человеческие расы и вступили во взаимное соревнование. Экономическая обстановка служит первоначально физическому отбору; но лишь только наступают имущественные различия, которые основываются не на естественных индивидуальных способностях, а на привилегиях и внешних семейных наследованиях, то при известных условиях может быть нарушен первоначальный параллелизм между социальным положением и естественным отбором.
Рост рассудка вызвал не меньшие изменения органического отбора, причем последний все превращался в отбор мозга, а другие органы потеряли при этом свое значение для отбора.
Как юридическое унаследование техническо-экономического имущества, так и умственное унаследование связано не непосредственно и не необходимо с унаследованием органически обусловленных свойств: оба вида социального унаследования зависят естественным образом, от форм социальной организации, из которых (т. е. форм) лишь те имеют наилучшие шансы сохраниться в борьбе за существование, которые допускают наивозможно более параллельную передачу экономического имущества вместе с органическим унаследованием.
Третье существенное различие между органическим и социальным отбором порождается моральными чувствами и представлениями, которые посредством подачи помощи стараются сохранить слабых, больных, глупых и порочных, между тем как в обществе животных все менее ценные элементы выключаются путем строгого отбора. Однако сохранение таких слабых индивидуумов посредством социальной защиты становится тем опаснее для расы, чем порочнее плохая организация и чем скорее она может передаваться по наследству и вызывать таким образом вырождение.
Теперь резюмируем различие между органическим и социальным отбором индивидуумов: 1) отбор у животных надо отнести к органическим средствам борьбы за существование, между тем как у человека присоединяются сюда технические орудия, умственные идеи и моральные побуждения, которые не стоят ни в какой необходимой связи с личными способностями отдельных индивидуумов; 2) унаследование у животных носит органический характер, так что результат отбора, переживание наиболее приспособленных, всегда органически связанным образом переносится на потомство; у человека же сюда присоединяется еще социальное унаследование безличных хозяйственных, умственных и моральных благ, которое с органическим унаследованием не образует никакого непосредственного параллелизма; 3) у животных борьба за существование является соревнованием за сохранение рода путем произведения и воспроизведения, между тем как в человеческом обществе имеют место самостоятельные состязания за обладание, наслаждение, положение, за моральные деяния и умственные идеи, которые (т. е. состязания) отнюдь не всегда стоят в связи с органическим сохранением расы и даже могут, скорее, вредить ей.
Дифференцирование и унаследование хозяйственных и умственных продуктов способны при известных обстоятельствах уничтожить естественное согласие между индивидуальным самосохранением и сохранением расы. В этом дифференцировании органического и социального отбора лежит, с одной стороны, возможность всякого наивысшего культурного развития, с другой же — в нем заключается и важнейшая причина падения расы. Ибо всякое общество состоит из живых индивидуумов с неравными природными предрасположениями, и все зависит от того, чтобы найти возможно более благоприятные условия отбора в правовых, хозяйственных и умственных учреждениях, которые бы содействовали отбору лучших индивидов, их сохранению и размножению.
Более близкое исследование культурных форм социального отбора указывает, что отношение между индивидуальным самосохранением и сохранением расы, смотря по различным ступеням экономического и умственного развития, бывает очень различно. Отбор существует либо среди рас, либо среди сословий, семейств, индивидуумов и зависит, с одной стороны, от антропологического строения, с другой же — от господствующих избирающих ценностей в хозяйственных способах производства и от обычных и распространенных воззрений, которые служат мерилом в данном обществе.
Культурная история связана с расовой борьбой, в которой развиваются естественные способности отдельных человеческих групп. Расы друг друга теснят, порабощают или уничтожают, но никогда не бывает так, чтобы одна раса физически порождала другую, высшую, которая является единственной носительницей прогресса. Физиологическая непрерывность не бывает присуща только одной расе, одному народу или племени, но расы и племена сменяются и передают высшим степеням культуры не свои более одаренные поколения, но свои технические и духовные произведения. Они уже более не переносят на живых наследников свою более благородную натуру, но только свой моральный пример, свои социальные учреждения и духовные традиции; и только тогда, когда сменяющая раса приносит с собой равноценные природные предрасположения и дарования, может она воспринять оставленные культурные блага и довести их до высшего развития. Ибо творчество культуры является биологической работой, которая физиологически истощает продуктивную силу расы. По мере того, как культура творит внетелесные произведения, усовершенствующий отбор перестает совпадать с органическим дальнейшим воспроизведением и унаследованием рас и личностей. Возникновение и унаследование талантов и гениальных дарований бывает только ограниченным и находится в зависимости от счастливых комбинаций, которые, по расчетам теории вероятностей, встречаются тем реже, чем выше дарование. Вымирание более одаренных индивидуумов, угасание выдающихся семей являются вместе с тем и незаменимой физиологической потерей для расы. Возникновение же духовных культурных форм вызывает вместе с тем упадок естественных органических форм и действует тем сильнее, чем более дифференцированы учреждения отбора и избирающая ценность.
У примитивных народов, где предрасположения и деятельность бывают довольно однородны, значительно увеличивают ценность индивидуума и его потомства физические условия его организации, его конституциональная сила, скорость и ловкость, хитрость, лукавство и способность убеждения. Там, где в обществе развивается разделение труда и организуются профессии, могут выживать и другие варианты телесного, умственного и морального рода, которые при более простых и однородных социальных условиях неминуемо должны были бы погибнуть. Развитие городов и их противоположность сельской культуре, индивидуализирование собственности, накопление в отдельных семьях хозяйственных благ, свободная конкуренция всех со всеми — все это становится новым рычагом социального отбора и сохранения индивидов, разнообразных в интеллектуальном отношении и обладающих известной долей превосходства.
Самым элементарным условием существования расы является ее физическое здоровье, которое может быть гарантировано только продолжительным гигиеническим отбором. В особенности же повальные болезни и детская смертность имеют тенденцию исключать слабых и больных из расового процесса.