Прежде чем молодым мужчинам будет разрешено вступление в брак, они должны бывают, во многих местах, подвергнуться испытанию зрелости и мужества. У диких обитателей Формозы, например, молодой человек, желающий жениться, должен принести своей будущей невесте голову китайца как трофей. У других племен требуются от мужчины экономические действия. У вадо кандидат в мужья должен доказать, что он знает всякую полевую работу и может сам выстроить жилице.
Также и в других случаях находят много правовых постановлений, которые направлены к поддержанию физиологических и хозяйственных задач семьи. Так, Карл Великий повелел, чтобы новобрачный в первый год своего брака был освобожден от всех военных повинностей и государственных тягот.
У многих племен существует обыкновение подготовлять, путем воспитания, подрастающих и созревающих в половом отношении детей, именно — девушек, к брачной жизни. У вадо, например, молодая девушка, впервые менструировавшая, отдается на дом к учительнице, которая должна обучать ее всем обычаям и обыкновениям, касающимся жизни женщины. Здесь обнаруживается здоровое понимание половой жизни, которое высоко превосходит неестественное жеманство (Pruderie) цивилизованных народов, у которых девушка вступает в брак, большею частью не имея достаточного ясного представления о физиологических задачах супруги и матери.
Жена, которая рождает ребенка, кормит и воспитывает его, должна заботиться о молодом поколении и работать для него. У многих первобытных племен мужчина мало или совсем не заботится о детях. Так, о первоначальных обитателях Кола и Коброер, которые бродят по лесам и держатся на деревьях и в пещерах, сообщают, что у них дети принадлежат матери, которая обязана заботиться об их воспитании.[226] Что это происходит не вследствие грубости и небрежности отца, но необходимым образом вытекает из естественного положения вещей, доказывается тем, что эти лесные жители очень любят своих детей. У короадосов вся тяжесть домашней работы, собирание пищевых продуктов, ношение всех тяжестей и маленьких детей лежат на жене. Мужья занимаются только охотою. Но последняя часто бывает очень трудной и опасной и требует силы, терпения и искусства.[227]
Независимо от забот о детях и домашнем хозяйстве, где таковое уже существует, женщины уже рано принимают участие в хозяйственных работах, так что в первобытных состояниях на их долю выпадает большая часть ремесел и обработка почвы. Германцы, например, любили охоту и войну, предоставляя обработку полей женщинам, старикам и рабам.
Что женщина является изобретательницей земледелия, это показали исследования фон-ден-Штейнена в Центральной Бразилии. Естественным последствием этого является то, что женщина в своей области труда приобретает такие же познания и искусство, как и мужчина в своей области, и поэтому она также «может вставить свое словечко».[228]
Женщина изобрела гончарное искусство, когда племена сделались оседлыми. Плетеные корзины обмазывались глиной и должны были первоначально заменять, служившие для переноски воды, тыквы. Равным образом изготовление циновок, прядение, тканье и плетение повсюду были делом женщин. Деятельность, которою никогда не занимались женщины, это — изготовление стрел и лука, железного оружия и сосудов. Это выделывалось либо самими мужьями, либо изготовлялось и продавалось странствующими кузнецами — первыми ремесленниками.
Разделение труда между обоими полами — в том смысле, что мужчина является воином и охотником, а женщина — работницей и носительницей тяжестей — должно быть рассматриваемо как вполне естественное и целесообразное. Мы склонны, однако, видеть в этом несправедливость и жестокость. Но у бедных культурой народов, живущих большею частью при суровых условиях существования, охота отнюдь не есть воскресное развлечение, а изобилующее опасностями и жестокими лишениями занятие. Следствием этого является то, что у племен, собирающих растения, и у низших охотников социальное положение женщины бывает очень незавидным. С нею обращаются, как со своего рода вьючным и рабочим скотом. Женщины не смеют, например, принимать участие в общей трапезе и должны часто довольствоваться растительной пищей, в то время, как мужчины потребляют мясо. И исключаются они и из религиозных празднеств и общественных совещаний.
В те периоды, когда женщина занимается земледелием и ремеслами, положение ее становится более самостоятельным по отношению к мужчине. Эта самостоятельность, однако, исчезает, лишь только мужчина посвящает себя земледелию и ремеслам, а женщина ограничивается только заботой о детях и ведением домашнего хозяйства.
Только в позднейшие времена, когда женщина снова обратилась к мужским занятиям, сделалась фабричной работницей и ученой, ее самостоятельность больше утвердилась по отношению к мужчине и в общественной жизни.
Разделение власти между обоими полами не есть следствие произвола или обдуманного действия, но результат физиологической естественной необходимости. Превосходящая сила и дееспособность мужчины делают брак первоначальнейшим учреждением социальной власти. Из него выходит семья как самое маленькое образование владельческой организации, как первое звено в цепи развития власти. Стремление к господству, лежащее в основе семьи, делает ее впервые способной к большим культурным задачам, ибо это стремление «пользуется детьми и наследниками, чтобы сохранить достигнутую меру власти, влияния и богатства… и физиологически и таким путем подготовить в течение веков образование инстинкта солидарности».[229]
Когда Бахофен открыл материнское право, он впал в роковую ошибку, смешав его с гинекократией, или господством женщины. Однако власть и политика были всегда делом мужчины. И в тех случаях, где действуют материнское право и наследование по материнской линии, отец или брат матери держит в своих руках господство в семье и домашнем быту. Например, у первобытных племен Центральной Бразилии сыновья хотя и принадлежат к роду матери, однако главой семьи является отец; и не мать, а брат матери считается равным с отцом защитником ребенка, и во всяком случае он принимает на себя все обязанности отца, когда последний умирает. Он тогда распоряжается собственностью умершего, а не мать.[230]
За немногими исключениями, жена на всех ступенях брака и семьи подчинена мужу. Естественное физическое и духовное превосходство мужчины делают его господином жены и детей. Женщины и дети были первоначально собственностью мужчины, так как он должен был путем тяжелых усилий добывать и защищать их. Подвергаясь опасности, он похищал женщину или же приобретал ее собственным трудом или борьбой, как и всякую другую часть своего владения. Жена и дети, однако, представляют ценное имущество, если только они являются рабочим орудием. Они служат средством власти, а для богатых, кроме того, и предметом значительной роскоши. О дуаллах, например, сообщают, что у них жены, как у всех негрских племен, занимают очень подчиненное положение и только чуть-чуть ставятся выше животных, составляя вместе с рабами владение мужа. «В глазах последнего они имеют цену только сообразно со своею плодовитостью, причем женщина, имевшая хоть раз двойню, ценится высоко».[231]
Жена приобретает участие в семейной власти лишь там, где она присваивает себе важные хозяйственные способности и знания и где существуют тенденции к длительному единобрачию. Почти во всех случаях полигамии одна жена является законной или главной. Известного равноправия она достигла тогда, когда имеет право давать свое согласие на всякий следующий брак, в который ее муж желает вступить. Также и положение наложниц, или конкубин, бывает различно. То они являются только прислужницами официальной жены, то пользуются с нею почти равными правами. Но и в последнем случае правом наследования пользуются большею частью только дети главной жены.
Развитие обычая брака с приданым является причиной повышения правового положения жены в том смысле, что увеличение наследственных благ ведет и к увеличению самостоятельности и власти наследующих. Так как это обстоятельство у земледельческих народов появляется наряду с прочным местожительством, то мы и находим у них женщину как хозяйку дома, и через это она приобретает косвенное влияние на общественную жизнь.
У китайцев мы наблюдаем троякую зависимость женщин. Они говорят: «пока женщины не замужем, они должны зависеть от своего отца, замужние — от своего мужа, вдовы — от своих сыновей». Китайцы, по-видимому, переняли эту поговорку от индусов, ибо законодательство Ману высказывается очень решительно о самостоятельности женщин. «В детстве, — гласит оно, — женщина должна зависеть от своего отца, в супружеском возрасте — от своего мужа, а когда он умрет — от своих сыновей; когда у нее совсем нет сыновей — от близких родственников своего мужа; если же у него нет совсем родственников — от родственников своего отца, а когда она не имеет совсем кровных родственников со стороны отца, то должна зависеть от владетеля страны. Женщина никогда не должна стремиться к независимости» (V. 148), «ибо она никогда не в состоянии ее вынести» (IX. 3). «Если даже муж не соблюдает принятых законов и любит другую женщину или не имеет никаких хороших качеств, то все же добродетельная женщина должна почитать его как бога» (V. 154).
Как власть мужчины над женщиной, так и его право распоряжаться детьми основываются на их естественной слабости и потребности в защите. Применявшийся на всех ступенях дикого и варварского состояния и существовавший даже еще в античное время обычай умерщвления детей служит крайним выражением этой власти над новым поколением, вызываемой и оправдываемой скудным состоянием, в котором находятся многие первобытные племена. Именно девушки, как малоценное потомство, в