Ясно, что Сатин сообщил Андрею о поимке его посла в с. Павловском до 2 мая. Сложнее дело обстоит с Яковом Веригиным. Весьма вероятно, что он, хорошо зная обстановку, догнал бежавшего удельного князя в Бернове, где последний сделал остановку[490]. Из Берново в Москву бежал В. Ф. Голубой Ростовский. Он рассказал Елене, что «Андрей еще не приговорил на которое ему место бежати»[491]. Берново находилось в Новоторжском уезде, в 60 верстах от Старицы. Далее путь Андрея мог пролегать в двух направлениях: через Торжок — за рубеж в Литву или в Новгород[492]. Старицкий князь решил двигаться к Новгороду.
«Повесть» подробнейшим образом рассказывает о продвижении войск Андрея к Новгороду, сообщая при этом ценные сведения о настроениях в среде старицкого дворянства. На третьем стане, «проехав Волочек Вышний на реке на Цне» — из лагеря Андрея Старицкого «побегоша дети боярские два Валуевых, Василий да Ондрей Мешковы братья Валуева, да Проня Бекетов сын Дедевишина, да Вешняк Дурной Ефимов сын Харламова, и те убегоша…»[493].
Одного из беглецов, Андрея Валуева, «стража ухватиша» и привели к удельному князю. Андрей Иванович повелел Каше Агаркову его «блюсти крепко». В свою очередь, Каша Агарков «повеле» своим людям связать Валуева по рукам и ногам и пытать: «многих ими в думе был измените князю». Беглеца раздели «и вергоша его в озерко в одной срачици, а главу ему выскитиша на брег озерка того, дабы он не залился»[494]. А. Валуев не выдержал пытки и сказал «на многих». Об этом тотчас донесли Ю. А. Оболенскому. Тот взял с собой Кашу Агаркова, привел к старицкому князю и доложил «все поряду, что Каша сказывал Ондреевы речи».
Реакция старицкого князя на доклад В. А. Оболенского и «речи» Агаркова до конца не ясна. Узнав об измене старицких детей боярских, он «повелел то закрыта, понеже не всех тех переветати бе бо их умножиася изменников тех, грех ради государевых, которых князь Ондрей Иванович чаял собе испринним слугам, те все с ним ездиша во отступления ума своего, богатства ради, понеже бо у них остались жоны и животы их сильные и не разсудиша того, где то хто взял у кого выслужили, и забыша бога и правды, и все с ним ездиша весеце вел (так в рукописи. — А. Ю.) и упився безумьем своим яко пьяни»[495].
По тексту «Повести» не совсем ясно, что значит «повеле то закрыта». И. И. Смирнов считал, что Андрей не хотел предавать гласности показания Андрея Валуева (это могло послужить толчком к новому бегству из полков) и поэтому решил «закрыта» показания. И. И. Смирнов писал о «массовом» бегстве старицких дворян. Между тем в «Повести» рассказывается об «измене» как о факте бегства немногих, конкретно названных детей боярских[496].
Размышления автора «Повести» об изменах детей боярских нельзя принимать за доказанный факт массового бегства дворян по той простой причине, что автор на конкретных примерах рассуждает здесь вообще об измене своему сюзерену, резко осуждая всех тех, кто забыл «бога и правды», «не рассудиша того, где хто взял и у кого выслужил». Тем не менее личное негативное отношение автора «Повести», вероятно, участника происходивших событий, к тем, кто бежал и кто собирался это сделать, показывает нам, что далеко не все в лагере Андрея были уверены в победном исходе борьбы с Москвой. Брожение умов усиливалось по мере продвижения к Новгороду. Показания Андрея Валуева нам неизвестны. Возможно, он указывал на такое большое количество «изменников», желавших бежать, что дальнейший розыск был бы действительно неуместным.
Повеление Андрея Старицкого «то закрыта» в таком случае (и здесь прав И. И. Смирнов) можно рассматривать как закрытие дела об «изменах» старицких детей боярских.
В это время, продолжает автор «Повести», в Коломне, где размещались высланные из Старицы еще в апреле 1537 г. войска Ю. А. Оболенского, стало известно о бегстве Андрея[497]. В «Повести» с умилением рассказывается о том, какое впечатление произвело это известие на старицкого воеводу: «…и начат молитися со слезами пред образом Спасовым… дабы… Спас человеколюбец и Пречистая Богородица сподобила его доехати своего государя князя Ондрея Ивановича»[498].
Ю. А. Оболенский, утоясь от воевод великого князя и детей боярских, отъехал из Коломны, перебрался через Волгу и настиг своего князя на Новгородской дороге. Андрей Иванович неожиданно и приятно был обрадован приезду своего верного слуги, обещал его жаловать, одарил многими подарками и «учиниша ему честь велию пред всеми».
На том основании, что Ю. А. Оболенский бежал из Коломны один, И. И. Смирнов делал вывод об активно враждебном отношении старицких дворян в Коломне к мятежу Андрея Старицкого. С этим выводом историка трудно согласиться. Ю. А. Оболенский бежал один, возможно, потому, что вывести сколько-нибудь значительное ополчение из Коломны было нереально. Добираться одному всегда легче. К тому же необходимо учитывать, что Ю. А. Оболенскому пришлось догонять Андрея в тот момент, когда по направлению к Новгороду уже двигались войска И. Ф. Овчины Оболенского.
Новгородская II архивская летопись сообщает, что Андрей Старицкий подошел к Новгороду 6 мая. В полном смятении новгородцы «обложили» город на Торговой стороне так, что можно было обороняться «от ратных» князя Андрея[499]. Руководители обороной Новгорода наместник Борис Горбатый и дьяки Яков Шишкин и Русин Курцов организовали в кратчайший срок, в пять дней (по «Повести» в три), возведение укреплений в человеческий рост.
О подготовке Новгорода к отражению возможного нападения, а также о довольно быстром продвижении войск Оболенских к Новгороду Андрею Старицкому стало известно в тот момент, когда он находился в 60 верстах от города[500].
Старицкий князь надеялся опереться на Новгород в своей борьбе с Москвой и с помощью новгородцев добиться военного преимущества. Но просчитался в главном.
Войска И. Ф. Овчины Оболенского, подходившие к Новгороду, создавали положение, при котором в случае начала боевых действий Андрею Старицкому пришлось бы отражать атаки как новгородцев, так и москвичей.
Андрей Старицкий хотел привлечь новгородских помещиков на свою сторону. Для этого он рассылал по всем погостам Новгородщины грамоты, в которых заявлял: «Князь велики мал, а держат государство бояре. И вам у кого служити? И вы поедьте ко мне служити, а яз вас рад жаловати»[501].
К старицкому князю стали прибывать новгородские помещики. Об этом стало известно в Москве. Елена Глинская, увидев привезенные в Москву грамоты, адресованные новгородцам, тотчас же отправила гонца к И. Ф. Овчине с предложением — скорейшим образом двигаться к Новгороду, дабы упредить в этом Андрея Старицкого.
И. Ф. Овчине приказывалось по прибытии в Новгород укрепить его, привести новгородцев к присяге великому князю и «заодин» с ними оборонять город. Однако еще до прихода войск великого князя навстречу мятежникам из Новгорода был послан отряд воеводы И. Н. Бутурлина, оснащенный артиллерией[502].
Войска Андрея Старицкого ожидало окружение. Тем не менее инструкция Елены предусматривала действия оборонительные, а не наступательные.
«А нечто будет князь Андрей людьми силен добре, и князь Миките быти в городе и дела великого князя беречь со владыкою и с наместники заодин», — отмечала официальная летопись. Далее в Воскресенской летописи находим еще большую неуверенность в предписаниях Елены Глинской московским воеводам: «И приедет князь Андрей к Новугороду, и князю Миките, укрепясь с людьми да и с наместники, да против князя (Андрея стояти), сколько бог поможет, и посада ему жечь не дати»[503].
Нерешительность и оборонительная тактика в предписаниях правительства московским воеводам может быть объяснена многими причинами. Здесь не последнюю роль, возможно, сыграло отсутствие своевременной информации о продвижении войск старицкого князя, о количестве мятежников. Но наибольшую тревогу и опасения, отсюда и нерешительность, вызывало в Москве известие о грамотах Андрея, обращенных к новгородским служилым людям. В них старицкий князь призвал служилых к открытому выступлению против боярской олигархии.
С отрядом старицких дворян и бояр Андрей Иванович не представлял опасности для Москвы. Но он стал бы значительно сильнее, если бы служилые помещики Новгорода поддержали его призывы и в массе своей встали на его сторону. События развивались так стремительно, что уследить в Москве за тем, какой успех имеют грамоты Андрея среди населения, было невозможно. Не теряя времени на раздумья, правительство Елены Глинской действует решительно, используя при этом всю возможную политическую гибкость и дипломатию.
От неудачи с посылкой духовной миссии церковных иерархов в Старицу правительство перешло к политике активного привлечения новгородских служилых помещиков на свою сторону. По дорогам и новгородским пятинам, сообщает Воскресенская летопись, великий князь и его мать «послали встречу к детям боярским»[504]. Служилым сначала велено прибыть в Москву, затем «спешити» за князем Иваном Овчиной[505]. Трудно сказать, сколько новгородских помещиков выступило на стороне правительства.
К Андрею Старицкому пришло около 30 человек. Это известно из Воскресенской летописи, по которой 30 новгородцев за участие в мятеже было повешено «не вместе и до Новгорода»