Политическая онтология
Глава 3 Формирование новой постклассической картины политического мира XXI в.
Во времена зодчества мысль превращалась в каменную громаду и властно завладевала определенным веком и определенным пространством. Ныне же она превращается в стаю птиц, разлетающихся на все четыре стороны, и занимает все точки во времени и пространстве... Разрушить можно любую массу, но как искоренить то, что вездесуще?
3.1. Информационный взрыв и институциональный кризис
Начало информационной эры ознаменовалось существенными изменениями в политической картине мира, которые носят ярко выраженный постклассический характер. Информационная революция разворачивается в современном обществе как процесс радикальных изменений, вызванный информационными технологиями. Политическая система, основанная на развитии институтов и политических норм, испытывает сегодня колоссальное давление со стороны глобальных сетей богатства, информации и могущества. В виртуальном информационном пространстве, где каждое явление становится многозначным, происходит разрыв между политикой представительства и политикой информационного вмешательства, что неминуемо приводит к кризису легитимности всех прежних институтов политической власти. На наших глазах политическое пространство начинает формироваться по новым правилам и принципам политической игры, которые диктуют законы информационной революции.
Между тем наше политическое зрение так привыкло к сакраментальным политическим организациям — трем ветвям политической власти, государственным структурам, ярким знаменам и лозунгам политических партий, что мы испытываем вполне понятное чувство растерянности перед виртуальными формами политической борьбы, перед натиском информационной агрессии, стремительно расширяющимся миром символов.
Для российских политологов главный парадокс современной ситуации состоит в том, что именно сейчас, когда в нашей стране наконец начали развиваться и набирать силу институты политической демократии, они перестали играть главную роль в политическом мире. Трагедия и фарс современности — в развитии парадоксальной тенденции информационного общества: чем современнее становится общество, тем большее значение в нем придается не институтам и нормам, а самим действующим лицам и их имиджам, причем на виртуальной политической сцене.
Французский политолог А. Турен в одной из своих последних книг «Способны ли мы жить вместе? Равные и различные» (1997) подчеркивает: самой яркой чертой современности является ослабление традиционного социально-политического поля[64]. Действительно, картина политической жизни, которую дает классическая политология, представляется сегодня абстрактной и весьма далекой от наблюдаемой политической реальности.
Где можно обнаружить политические ценности, превращающиеся в политические нормы, и политические нормы, создающие политические системы, формы власти и политические статусы? И что самое главное — где политический субъект, формирующийся согласно классической модели, принимающий те или иные политические роли и завоевывающий политические права?
Во многом постклассический субъект политики формируется сегодня не в рамках политической системы, а вне ее и вопреки ей — в неравной борьбе с политическими структурами и силами рынка. Как остроумно замечает Турен, современный политический актор уже не стремится создать идеальное государство, идеальный политический строй: «он осваивает и защищает лужайку, которую постоянно пытаются захватить»[65]. Человек политический сегодня скорее обороняется, чем участвует в борьбе, скорее защищается, чем пророчествует. Другими словами, он — сила освобождения, а не архитектор политического порядка.
3.2. Информационный ресурс политической власти: искушения и разочарования
Вместе с тем развитие науки и техники, высоких технологий и массовых коммуникаций способствовало виртуальности, стохастичности, нелинейности и дискретности политических процессов. Если в классической политической системе политическое знание соотносилось со сферой политического бытия, политического существования, то информационная революция, используя виртуальное пространство, мгновенно переводит новую информацию в сферу политического действия. Использование информации для нахождения наиболее эффективных способов ее применения на практике — это и есть политическое управление в информационном обществе.
Доступ к новой информации становится важным ресурсом политической власти, и этот ресурс она может использовать в дальнейшем по своему усмотрению, не исключая различные информационные манипуляции в своих интересах. Дело в том, что информация как политический ресурс обладает целым рядом принципиально новых качеств, которые особенно эффективно можно использовать именно в политической сфере. В отличие от природных, трудовых и денежных ресурсов, информация не убывает по мере ее использования, поэтому ее политического влияния хватает на любую аудиторию; информация неотчуждаема, и приобретение новой информации не уменьшает нашей способности приобрести еще столько же.
Информация мгновенно распространяется в пространстве, и ее одновременно могут потреблять самые разные политические акторы. С точки зрения политической мобилизации общества информационный ресурс обладает преимуществом всеохватности и одновременности воздействия, что до информационной революции было практически неосуществимо.
Но совершенно особое значение в информационном обществе имеет фактор времени. Политическая информация особо чувствительна к политическому времени: одна и та же информация за час до политических выборов и через час после них может стремительно обесцениться и полностью потерять свое политическое значение. Повышенная чувствительность к временному фактору вызвала к жизни целые новые политические отрасли — сеть специализированных политических фондов и агентств, занимающихся опросами общественного мнения.
Более того, новая информация сегодня применяется для систематических нововведений и новаторства в политике, что делает политические практики нелинейными и дискретными. Можно без преувеличения сказать: информация стала самым главным, а не просто одним из ресурсов политики. При этом серьезная опасность информационной революции в том, что новации принимаются ради них самих. Как-справедливо отмечает Э. Гидденс, «мы живем в мире, который целиком конституирован через рефлексивно примененное знание, и мы никогда не можем быть уверены, что любой его элемент не будет пересмотрен»[66].
Новации становятся серьезным дестабилизирующим фактором политического развития в полном соответствии с библейским предупреждением о «благих намерениях, которыми устлан путь в ад». Прежде всего это касается непредумышленных последствий нововведений, которые никогда заранее полностью не удается предусмотреть.
Синергетический закон эволюционных корреляций утверждает, что каждое структурное, организационное нововведение помимо прямого и планируемого результата приводит к параллельным незапланированным всплескам энтропии в соседних и промежуточных сферах[67]. Это требует от реформаторов опережающей технической, организационной и интеллектуальной реакции, выработки линии корректирующего менеджмента, что может в несколько десятков раз увеличить стоимость планируемых инноваций. Во многом политические риски именно потому и не учитываются, что они слишком дорого стоят. Но в конечном счете, когда наступает «час X» и негативные результаты шоковой политической терапии становятся очевидными для всех, последствия слишком дорого обходятся обществу.
К тому же масштабы современной технической мощи достигли колоссальных величин, а экологический кризис вырос при этом до некоторых предельных «точек роста», так что сегодня плата за возможные неадекватные политические новации и упущения в выработке антиэнтропийной стратегии может стать трагически высокой — речь идет о выживании человечества в целом.
Еще одной опасностью информационной революции стало то, что более точные и полные знания о политическом процессе не приводят к усилению контроля над политикой. Проблема в том, что в информационном обществе мы сталкивается с дифференцированностью и власти, и информации. Получение информации осуществляется не единообразно, наиболее значимая ее часть остается засекреченной спецслужбами, и при этом информация в разной степени доступна для тех политических структур, которые способны поставить ее на службу групповым интересам. Вместе с тем общие потоки информации становятся все более неконтролируемыми, правдивость, точность и корректность сведений практически никем не проверяются, что способно привести к непредсказуемым политическим последствиям. В сети Интернета сегодня могут оказаться любые политические призывы, ложная информация способна посеять панику и вызвать неадекватные массовые реакции.
3.3. Виртуальное поле политических сражений
Прежде всего отметим главное — информационная революция превратила СМИ в виртуальную «четвертую» ветвь политической власти, которая по силе, оперативности и проникновению своего влияния намного превосходит все три традиционные ветви власти вместе взятые. Политическая борьба стала все больше разворачиваться в виртуальном информационном пространстве и приобретать новые, посттрадиционные виртуальные формы. Новым кредо виртуальных информационных политтехнологов стал девиз: «То, что не показали по ТВ, вообще не произошло в политике». Мозаичность событий на виртуальной политической сцене, которую каждый телеканал освещает в разных ракурсах, делает восприятие политического процесса еще более дискретным и стохастичным.
Впервые в истории человечества политическая культура формируется электронными СМИ, которые в большинстве случаев ориентированы на максимальные экономические или политические прибыли. Никогда прежде общество не допускало, чтобы формирование политических ценностей зависело от получения прибыли или личного своекорыстия богатых соискателей политической власти. Особую опасность эта ситуация приобретает в условиях непрерывного расширения зрительской аудитории, когда телевидение становится всепроникающей культурной силой.
Американские социологи подсчитали, что средний американский подросток смотрит телевизор 21 ч в неделю, проводя 5 мин в неделю наедине с отцом и 20 мин — с матерью. К тому времени, когда ребенок становится подростком, он уже видел на экране 18 тыс. убийств. Средний американец старше 18 лет смотрит телевизор 18 ч в неделю и в той же степени находится под его влиянием. Эти цифры являются, наверное, достаточно репрезентативными для любого современного общества и дают возможность политикам использовать телевидение как важный инструмент прямого политического воздействия на массовую аудиторию.
При этом эмоциональное восприятие информации, полученной с экрана, намного выше всех других типов информационного воздействия. Не секрет, что в виртуальном мире телевидения политиками особо ценится визуальное воздействие на эмоции и страхи, а не привлекательность строгой логики мысли. Особое значение имеет негативная политическая реклама, с помощью которой обычно пытаются победить на политических выборах, «утопив в грязи» политического оппонента. Большинство телезрителей отрицательно относится к негативной рекламе, но результаты электоральных кампаний показывают: такая реклама весьма эффективно действуют и именно поэтому политики продолжают ее использовать.
Однако нельзя не заметить, что негативная реклама наносит ощутимый моральный урон обществу в целом: она искажает политический процесс, прививает циничное отношение к политике и политикам, создает отвратительное впечатление, что «политика — грязное дело». Так, информационная революция, отданная на откуп силам свободного рынка, рождает информационный и моральный кризис. Электронные СМИ изменяют систему политических ценностей, что неминуемо изменяет саму природу нашего политического мира. Но есть и обратная сторона медали: массовая культура в свою очередь достаточно жестко контролирует самих политических лидеров, которые вынуждены изменять свой политический имидж в угоду публике. И этот порочный круг в эпоху информационного бума пока не представляется возможным разомкнуть.
Можно назвать и еще одно измерение информационного кризиса: человечество сегодня буквально «тонет» в море информации, и это также не безобидно. Мы производим ежедневно и ежечасно столько статистических данных, формул, образов, документов и деклараций, что не в состоянии их усвоить. И вместо того чтобы искать новые способы осмысления и переработки информации, все более быстрыми темпами продолжаем производить новую информацию. В результате большие объемы неиспользуемой информации превращаются в информационное загрязнение окружающей среды.
И здесь возникает серьезная политическая проблема: некоторая часть беспорядочно накапливаемой информации опасна — например, чертежи атомной бомбы и других видов оружия массового поражения, открытия в сфере биотехнологий и производства новых химических веществ. Если такая информация попадет в руки террористов или мафиозных структур, это может привести к опасным политическим последствиям. Однако тщательное отслеживание и секретное хранение этих данных становится все более сложной задачей в условиях компьютеризации: как показала практика, опытные компьютерные «хакеры» способны проникать на самые секретные сайты спецслужб.
3.4. В виртуальной паутине сетевых структур
Еще одной важной чертой постклассической картины политического мира становится постепенное преобладание нового принципа организации политическою пространства по сетевому признаку. Именно сети составляют новую политическую морфологию (структуру) современных обществ, а принадлежность к той или иной сети определяет важнейшие источники власти. Это позволило известному испанскому политологу М. Кастельсу охарактеризовать современное общество как «общество сетевых структур», главным признаком которого является доминирование политической морфологии над политическим действием[68].
Сетевая структура — это децентрализованный комплекс взаимосвязанных узлов открытого типа, способный неограниченно расширяться путем включения все новых и новых звеньев, что придает сети гибкость и динамичность. Яркими примерами являются информационная сеть Интернета, сеть финансовых потоков, сеть средств массовой информации, сеть мафиозных структур. Сетевую структуру имеет управление Европейским союзом: сегодня им руководит сеть советов министров различных европейских государств. По сетевому признаку организованы транснациональные корпорации, многие бизнес-структуры и финансово-промышленные группы.
Важным законом сетевых структур является ускорение политического времени и уплотнение политического пространства в рамках одной сети: любая информация максимально быстро распространяется именно по сетевому признаку. Расстояние, интенсивность и частота взаимодействий между двумя политическими акторами короче, когда оба они выступают в качестве узлов одной политической сети, нежели когда они принадлежат к разным сетям. Типичным примером являются первичные организации любой политической партии. Включение в сетевые структуры или исключение из них, а также конфигурации сетевых потоков, которые задают информационные технологии, становятся доминирующими политическими тенденциями, формирующими постклассический политический мир.
За всем этим стоит более глубокая проблема политической онтологии: происходит преобразование материальных основ общества, организованного вокруг пространства, где циркулируют сетевые потоки, в которых практически отсутствует время. Сетевые потоки, образуя глобальные метасети, способны подчинять себе большие группы людей, обесценивая целые территории. Предельно уплотненное в сети политическое время становится способным поглощать политическое пространство: так действует сеть международного терроризма, в которой команды, отданные на одном континенте, становятся основой для мгновенного начала террористических актов на другом конце планеты.
Стремительное развитие информационной революции приводит к тому, что информация становится основным структурным компонентом нашей политической организации, а потоки идей и образов составляют основную логику политической структуры. Технологи по связям с общественностью, многочисленные пиар-компании являются яркой приметой развивающейся информационной революции в сфере политики. В этом процессе образуется разрыв между информационной метасетью и большинством видов политической деятельности и политическими акторами. Однако ни политические акторы, ни отдельные виды политической деятельности не исчезают — исчезает их прежнее структурное значение в поле политики, переходящее в новую логику информационного пространства.
Главная особенность сетевых структур в сфере политики состоит в том, что политическая власть в таких обществах больше не является монополией институтов государства и политический партий — она распространяется по глобальным сетям богатства, информации и имиджей, которые циркулируют и видоизменяются, не привязанные более к какому-то одному определенному географическому месту. Как замечает Кастельс, «новая власть заключается в информационных кодах, в представительских имиджах, на основе которых общество организует свои институты, а люди строят свои жизни и принимают решения относительно своих поступков»[69].
Механизм осуществления политической власти в информационном обществе сетевых структур также имеет свои особенности. Только тот, кто способен подключить свою сеть к средствам массовой информации, став владельцем одного из информационных каналов, обзаводится своеобразным «рубильником» — главным рычагом власти, способным формировать виртуальный мир общества и манипулировать им.
Сближение политического процесса с информационными технологиями позволило создать виртуальное политическое пространство, с помощью которого новая политическая власть активно стремится подчинить реальный мир политики. Тем самым сама политическая власть становится отражением бесконечной информационной битвы вокруг политических имиджей и политических кодексов общества, а центрами этой виртуальной битвы становятся умы людей.
И самым опасным следствием информационной революции в политике является то, что вне зависимости от того, кто становится виртуальным победителем на виртуальной политической сцене, именно он будет обладать реальной политической властью, поскольку никакие институционализированные политические механизмы в информационную эру не способны соперничать с умами людей, опирающихся на власть информационных сетей.
Одновременно важно подчеркнуть, что информационная революция разворачивается в нестабильном, стремительно глобализирующемся мире, где с помощью информационных технологий необычайно усилились взаимозависимость и взаимопроникновение разнородных политических систем, произошло стирание жестких политических границ и разбалансирование формализованных прежде политических систем. Новая встреча цивилизаций и культур в условиях информационной революции необычайно накалила вольтову дугу межкультурных, межэтнических и межконфессиональных противоречий, что привело к распространению множества конфликтов низкой интенсивности по всему миру.
3.5. Новый политический конфликт информационного общества: внесистемное «самобытное сопротивление» против системы
Новыми постклассическими политическими акторами на современной политической сцене стали транснациональные корпорации и антиглобалисты, медиамагнаты, монополизировавшие ведущие каналы СМИ, и телекиллеры, вооруженные «черным пиаром», экологисты и «зеленые», террористические группировки и неуправляемые миграционные потоки, маргинальные и криминальные «мафиозные» структуры. В последние годы в политический словарь прочно вошли такие термины, как «камикадзе», «боевики», «группы захвата», «зачистки территории».
При всем разнообразии политических субъектов информационного общества их можно разделить на носителей власти и внесистемную оппозицию. При этом большинство из них принадлежит именно к внесистемной политической оппозиции и делится на две большие группы — легальное «самобытное сопротивление», которое находит себе опору в традиционных и нетрадиционных ценностях сообщества, и нелегальные криминально-мафиозные сети, подрывающие основы общества.
Очень важно подчеркнуть, что основной силой легального и нелегального сопротивления является сегодня исключительно сетевая, децентрализованная форма организации и политических действий. Характерный пример — стремительно нарастающее движение антиглобалистов, которое строится на основе национальных и международных сетей, активно использует Интернет, и при этом сети обеспечивают не только организацию их деятельности, но и совместное использование информации.
Антиглобалисты, экологисты, «зеленые», женские движения с помощью сетевой структуры организации выступают в качестве создателей и распространителей новых политических принципов и правил поведения, этических кодексов и норм, причем не только в рамках своей сети, но и с помощью взаимообменов и взаимодействий. Последний Социальный форум антиглобалистов во Франции (ноябрь 2003 г.) собрал свыше 60 тыс. человек. При этом их влияние в обществе отнюдь не обусловлено единой стратегией и управлением из единого центра, как это было характерно для политических движений классического типа, опиравшихся на централизованные иерархические партийные структуры.
Напротив, именно децентрализованный, неуловимый характер сетевых структур сопротивления антиглобалистов и друг их самобытных движений столь затрудняет их восприятие и идентификацию со стороны власти. Новые гибкие сетевые структуры внесистемной оппозиции являются сегодня главным козырем в борьбе с неповоротливыми традиционными институтами политической власти, которая в большинстве случаев имеет старую иерархическую политическую организацию и только отдельные силовые подразделения в ней перестроены по сетевому принципу.
К сожалению, преимущества сетевой организации прекрасно осознают не только легальные, но и подпольные посттрадиционные субъекты политики. Для решения своих политических проблем террористические и мафиозные структуры, сформировавшиеся вне политической системы, используют нелегальные, полулегальные и криминальные методы политической борьбы, игнорируя сложившиеся политические нормы и традиции, нарушая законы, расшатывая политическую систему по всем измерениям. Взрывы в Нью-Йорке и Москве свидетельствуют о том, что террористические группировки стали настоящей проблемой не только для политической периферии, но и для «большой политики».
Американский политологе. Хантингтон подчеркивает, что сегодня официальные политические лица для характеристики новых нелегальных посттрадиционных политических акторов не случайно используют такие термины, как «стоящие вне закона», «аморальные», «преступные», тем самым отводя им место вне цивилизованного политического порядка и рассматривая их в качестве легитимной мишени для контрмер со стороны правительства. По существу, речь идет о новой гражданской войне, и сегодня в этой необъявленной войне погибает больше людей, чем на объявленных полях сражений[70].
И здесь необходимо коснуться важного противоречия современного общества — противоречия между институтами и принципами современной плюралистической демократии и сетевой структурой информационного общества. Политический и организационный плюрализм, разделение властей и демократические процедуры становятся реальным препятствием на пути сетевой организации официальных структур политической власти. В этом смысле тоталитарные и авторитарные политические системы с их гомогенной властной структурой значительно быстрее способны воспользоваться преимуществами сетевой организации. Это позволило Э. Гидденсу заметить, что тоталитаризм и модернити взаимосвязаны не только условно, но и по самой своей сути.
Все это свидетельствует об опасной тенденции современности, которую рождает логика информационного общества, построенная по сетевому признаку. Уже сегодня многие демократические страны стремительно наращивают репрессивные органы власти. Известно, например, что США расходуют на содержание полиции в несколько раз больше, чем европейцы, а количество заключенных в тюрьмах здесь составляет более 1% населения страны[71].
Что можно противопоставить этой опасной тенденции? Вот вопрос, на который общество должно дать ответ уже сегодня. Синергетика — наука о самоорганизации сложных систем, предупреждает, что платой за очередное повышение уровня структурной организации являются все возрастающие выбросы энтропии в окружающую среду. Тоталитаризм и терроризм с этой точки зрения являются закономерными следствиями внедрения сетевой организации. Для того чтобы сдержать эти тенденции, необходимо увеличить уровень требований к политическому управлению, которое должно ввести в действие новые, более эффективные механизмы сдерживания энтропийных процессов.
Ужесточение репрессивного контроля по большому счету не является выходом из сложившейся ситуации, поскольку только усиливает вероятность мгновенных террористических ответов со стороны внесистемной оппозиции. Синергетический подход предполагает решение проблемы с помощью развития новой этической системы в сфере политики, которая сможет создать более высокий уровень доверия в обществе. Известно, что общества с высоким уровнем доверия, например Япония, создали сетевую систему управления задолго до того, как произошла информационная революция.
Более того, в тех странах, где сложился низкий уровень доверия между людьми и органами власти, возможно так и не удастся воспользоваться преимуществами сетевых структур в политике. Понятие легитимности политического режима основывается на добровольном психологическом принятии большинством граждан существующей системы власти, и именно легитимность делает возможным сетевой принцип управления.
Сегодня в информационной сфере идет «война всех против всех», нет никаких нравственных императивов, агрессивные «телекиллеры» используют самые беспринципные методы для вывода из политической игры своих противников. Но недоверие к «черному пиару» в средствах массовой информации неизбежно оборачивается недоверием к политической власти, которая этот информационный произвол допускает, что в свою очередь подрывает сам принцип эффективного сетевого политического управления.
Настало время для выработки информационного «общественного договора», новой информационной этики, которая в долгосрочной перспективе сделает возможным и эффективное сетевое политическое управления, создав определенный уровень доверия в обществе. Как справедливо отмечает Ф. Фукуяма, доверие в информационном обществе является общественным капиталом, и если его нет, люди вынуждены взаимодействовать лишь в рамках системы формальных правил, которые постоянно пересматриваются, согласовываются, отстаиваются в суде, и обеспечивать их необходимо с помощью мер принуждения[72]. Иначе говоря, преобладание недоверия в обществе равносильно введению дополнительного налога на все виды деятельности, от которого избавлены общества с высоким уровнем доверия.
Таким образом, центральный конфликт современной постклассической политической картины мира — это конфликт между политической системой, которая только начинает перестраиваться под воздействием информационных технологий, и внесистемной оппозицией, использующей сегодня все преимущества гибких сетевых структур. Этот конфликт пока имеет форму «низкой интенсивности», «необъявленной партизанской войны», что накладывает серьезный отпечаток на характеристику постклассической картины политического мира в целом. Сегодня она отличается стратегической нестабильностью, сетевыми структурами, виртуальными формами политической борьбы, нарастанием информационной агрессии и неравновесным состоянием всех политических институтов.
Контрольные вопросы
1. Какое влияние оказала информационная революция на становление новой постклассической картины политического мира?
2. Какие новые постклассические политические акторы появились сегодня на политической сцене?
3. Какие наиболее яркие характеристики постклассической картины мира вы можете назвать?
4. Как вы понимаете метафору «общество сетевых структур»?
5. Каков главный конфликт постклассической картины политического мира?