«Васисдасом», как пояснял сам Пушкин, называли тогда «фортку», в которую до открытия булочной продавали хлеб.
У гения даже мгновенный набросок глубок и ярок, и Пушкин одной фразой вполне подтвердил это. Всего дюжина слов, а как подмечены тогдашние типично немецкие черты: мирные наклонности, точность, аккуратность и трудолюбие, чистоплотность… А также тот взгляд на жизнь, который выразился в немецкой поговорке: «Утренние часы с золотом во рту».
Так вот и жили в нашей России «русские» немцы.
И была кроме маленькой русской «Германии» другая Германия – непосредственно «германская», раздробленная на мелкие «государства». Но и раздробленная, она думала о будущем объединении под рукой Пруссии и при помощи России.
10 марта 1813 года партизан наш Денис Давыдов, освободив Дрезден от французов, при всех орденах (в том числе прусском «За достоинство») говорил в речи перед городской депутацией «о высокой судьбе, ожидающей Германию, если она не изменит призыву чести и достоинству своего имени; о благодарности, коей она обязана императору Александру, вступившему в Германию для Германии, а не для себя, ибо его дело уже сделано».
Правда, Давыдов шутливо признавался потом, что в этой речи он широко пользовался готовыми фразами из русских прокламаций, «целые груды которых лежали в памяти моей, как запас сосисок для угощения немцев».
Но, во-первых, тон прокламаций говорил сам за себя, да и Давыдов, в общем-то, не фальшивил. Ведь ещё в записках о временах Тильзита (когда Наполеон разбил Пруссию и заигрывал с нашим Александром) Давыдов писал: «Впереди Россия с её неисчислимыми средствами для себя, без средств для неприятеля, необъятная, бездонная. Позади – Пруссия, без армии, но с народом, оскорблённым в своей чести, ожесточённым, доведённым до отчаяния насилиями завоевателей, не подымающим оружия только потому, что не к кому ещё пристать».
Уважение к Германии и понимание сродности её интересов с русскими интересами – налицо. «Пристать»-то Пруссии надо было бы к России при всех издержках такого союза.
Увы, путём взаимно обогащающего и взаимно дополняющего сотрудничества две страны, два народа не пошли. Только великие русские самодержцы – а было их после воцарения Романовых всего-то два: Великий Пётр Первый да Великая Екатерина Вторая – верно увидели интерес России в том, чтобы умно брать у немцев всё нам недостающее.
Александр Первый и Николай Первый этот принцип окарикатурили, отдав политику России в руки немецким по сути и духу графу Канкрину и графу Нессельроде – этому злому гению внешней русской политики.
Александры Второй, а потом и Третий не придумали ничего лучше, как сближаться с Францией.
Россия ослабевала, теряла лицо, и в крепнущей Германии начали развиваться настроения, не очень-то для нас полезные.
В 1880 ГОДУ гениальный русский мыслитель Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин путешествовал по Германии и там случайно познакомился с белобрысым юношей, принятым им вначале по виду за «скитальца из котельнического уездного училища». Но услышал он в ответ: «Я сольдат; мы уф Берлин немного учим по-русску… на всяк слючай!».
Великий наш сатирик писал: «Мы, русские, с самого Петра I усердно «учим по-немецку» и всё никакого случая поймать не можем, а в Берлине уж и теперь «случай» предвидят и учат солдат «по-русску»».
Писал Щедрин тогда и так: «Берлин скромно стоял во главе скромного государства. Милитаристские поползновения существовали в Берлине и тогда, но они казались столь безобидными, что никому не внушали ни подозрений, ни опасений, хотя под сению этой безобидности выросли Бисмарки и Мольтке…
Лучшее право старого Берлина на общие симпатии заключалось в том, что никто его не боялся, никто не завидовал и ни в чём не подозревал, так что даже Москва-река ничего не имела против существования речки Шпрее. В настоящее время всё радикально изменилось. Застенчивость сменилась самомнением, политическая уклончивость – ничем не оправдываемой претензией на вселенское господство».
Смену германских настроений Щедрин уловил прозорливо, а вот относительно неоправданности претензий был неправ. Претензии были-таки в определённой мере оправданы – не на «вселенское господство», конечно, однако на одну из ведущих ролей в мире – несомненно.
Сам же Михаил Евграфович оставил нам (в очерках «За рубежом») в качестве «информации к размышлению» знаменитый «Разговор мальчика в штанах и мальчика без штанов», без хотя бы частичного изложения которого (чисто щедринский текст я выделил ниже курсивом) мне, уважаемый читатель, обойтись невозможно никак!
А началось всё тем, что посреди «шоссированной улицы немецкой деревни» вдруг «вдвинулась обыкновенная русская лужа», из которой выпрыгнул русский «мальчик без штанов» для разговора с немецким «мальчиком в штанах».
Хозяин, протягивая руку, приветствовал гостя:
– Здравствуйте, мальчик без штанов!
Мальчик без штанов, на руку внимания не обратив, сообщил:
– Однако, брат, у вас здесь чисто!
Хозяин был настойчив:
– Здравствуйте, мальчик без штанов!
– Пристал как банный лист… Ну, здравствуй! Дай оглядеться сперва. Ишь ведь как чисто – плюнуть некуда!
Мальчика в штанах интересовало многое. Спросил он, естественно, и отчего русский мальчик ходит без штанов. Ответ для немца был не очень-то понятным:
– У нас, брат, без правила ни на шаг. Вот и я без штанов, по правилу, хожу. А тебе в штанах небось лучше?
Мальчик в штанах отвечал:
– Мне в штанах очень хорошо. И если б моим добрым родителям угодно было лишить меня этого одеяния, то я не иначе понял бы эту меру, как в виде справедливого возмездия за моё неодобрительное поведение.
– Дались тебе эти «добрая матушка», «почтеннейший батюшка» – к чему ты эту канитель завел! У нас, брат, дядя Кузьма намеднись отца на кобеля променял! Вот так раз!
Мальчик в штанах ужаснулся:
– Ах, нет! Это невозможно!
Поняв, что «слишком далеко зашёл в деле отрицания», русский мальчик успокоил нового знакомого:
– Ну, полно! это я так… пошутил! Пословица у нас есть такая, так я вспомнил.
– Однако, ежели даже пословица… ах, как это жаль! И как бесчеловечно, что такие пословицы вслух повторяют при мальчиках.
Немец заплакал, а русский ухмыльнулся:
– Завыл, немчура! Ты лучше скажи, отчего у вас такие хлебá родятся? Ехал я давеча в луже по дороге – смотрю, везде песок да торфик, а всё-таки на полях страсть какие суслоны наворочены!
– Я думаю, это оттого, что нам никто не препятствует быть трудолюбивыми. Никто не пугает нас, никто не заставляет производить такие действия, которые ни для чего не нужны… Мы стали прилагать к земле наш труд и нашу опытность, и земля возвращает нам за это сторицею.
Долго говорили ещё мальчики: немецкий – разумно, русский – задиристо:
– Да, брат немец! про тебя говорят, будто ты обезьяну выдумал, а коли поглядеть, так куда мы против вас на выдумку тороваты!
– Ну, это ещё…
– Верно говорю. Слыхал я, что ты такую сигнацию выдумал, что хошь куда её неси – сейчас тебе за неё настоящие деньги дадут?
– Конечно, дадут настоящие золотые или серебряные деньги – как же иначе?
– А я такую сигнацию выдумал: предъявителю выдается из разменной кассы… плюха! Вот ты меня и понимай!
Тут Щедрин пометил: «Мальчик в штанах хочет понять, но не может». А русский мальчик без штанов продолжал:
– У нас, брат, шарóм покати, да зато занятно…
– Что же тут занятного… «Шарóм покати»!
– Это-то и занятно. Ты ждёшь, что хлеб будет – ан вместо того лебеда. Сегодня лебеда, завтра лебеда, а послезавтра – саранча, а потом – выкупные подавай! Сказывай, немец, как бы ты тут выпутался?
Не сразу, но немец ответил:
– Я полагаю, что вам без немцев не обойтись!
– На-тко, выкуси!
– Опять это слово! Русский мальчик! я подаю вам благой совет, а вы затвердили какую-то глупость и думаете, что это ответ. Поймите меня. Мы, немцы, имеем старинную культуру, у нас есть солидная наука, блестящая литература, свободные учреждения, а вы делаете вид, как будто всё это вам не в диковину. У вас ничего подобного нет, даже хлеба у вас нет, а когда я, от имени немцев, предлагаю вам свои услуги, вы отвечаете мне: выкуси! Берегитесь, русский мальчик! это с вашей стороны высокоумие, которое положительно ничем не оправдывается!
– А надоели вы нам, немцы, – вот что! Взяли в полон, да и держите! Правду ты сказал: есть у вас и культура, и наука, и искусство, и свободные учреждения… Да вот что худо: кто самый бессердечный притеснитель русского рабочего человека? – немец! кто самый безжалостный педагог? – немец! кто самый тупой администратор? – немец!…
Тут, с твоего позволения, читатель, я вклинюсь в разговор мальчиков, чтобы сказать в скобках вот что…
Русские люди и сами, конечно, могли положить крепкую кирпичную кладку, вырастить в Сибири отличный урожай… Смогли без немцев пройти до Аляски, обойти вокруг света и без немцев (хотя и не совсем без них) поднять демидовский Урал.
Однако было у нас так много расхлябанности, что немецкая собранность часто воспринималась нами с протестом не по причине немецкого высокомерия, а по причине нашего разгильдяйства, укорачивать которое не желали ни мальчики, ни дяди без штанов.
Да и в штанах – тоже.
Пушкин недаром писал: ««Авось», – о, шиболет народный…». «Шиболет» – это тайное слово, по которому народы узнавали своих. И действительно: на русский «авось» мы надеялись слишком часто. А вот немцы веками вырабатывали в себе ежедневную основательность.
Но «мальчик без штанов» видел иное:
– Только жадность у вас первого сорта, и так как вы эту жадность произвольно смешали с правом, то и думаете, что вам предстоит слопать мир. Все вас боятся, никто от вас ничего не ждёт, кроме подвоха. Есть же какая-нибудь этому причина?