– Разумеется, от необразованности. Необразованный человек – всё равно что низший организм, а чего же ждать от низших организмов?
– Вот видишь, колбаса! Тебя ещё от земли не видать, а как уж ты поговариваешь!
– «Колбаса», «выкуси»! – какие несносные выражения! А вы, русские, ещё хвалитесь богатством вашего языка! Между тем дело ясное. Вот уже двадцать лет, как вы хвастаетесь, что идёте исполинскими шагами вперёд, и что же оказывается? – что вы беднее, нежели когда-нибудь… что никто не доверяет вашей солидности, никто не рассчитывает ни на вашу дружбу, ни на вашу неприязнь.
АХ, ЧИТАТЕЛЬ, как всё это мучительно напоминает что-то очень знакомое…
А?
Вот то-то и оно…
В этом якобы приснившемся Щедрину разговоре отношения двух народов и их национальные черты представлены были без прикрас. Русско-немецкие противоречия выпирали здесь из каждой фразы и кололи больно, но…
Но немецкое содействие действительно русским требовалось. В середине девятнадцатого века митрополит Московский и Коломенский Филарет говорил о русском народе: «В нём света мало, но теплоты много».
Сказано хорошо, недаром же тот же русский народ признавал: «Ученье – свет, а неученье – тьма». К сожалению, не очень-то в простом народе это ученье ценилось!
А нам недоставало как света, так и ученья. Зато темнота имелась в наличии с избытком. Прикрыв в давние времена Европу от татаро-монгольского опустошения, Россия отстала от передовых народов основательно…
Надо было догонять, надо было учиться.
А у кого?
В Европе (да, по сути, и в мире) было тогда лишь три таких страны, без ясного определения отношений с которыми Россия была обречена на опасную невнятность всей внешней и внутренней политики. И у всех трёх – Англии, Франции и Германии – жадности, зависти к России и спеси было более чем достаточно…
Англия с её отточенным коварством, с её изысканным, бесстрастным бессердечием и полнейшим пренебрежением правами слабейшего была для России партнёром заведомо непригодным. С Англией надо было торговать, учиться её достижениям и ни на минуту не забывать, что «англичанка завсегда гадит».
Франция была внешне легкомысленной, а на деле тоже отменно своекорыстной, жадной и жестокой, что хорошо доказала своим поведением в колониях, в России в 1812 году, в Испании в те же наполеоновские времена… Испанец Гойя разоблачил бесчеловечность французов в своих офортах «Ужасы войны» с фотографической точностью и большой выразительностью: французы разрубали тела испанских повстанцев на части и насаживали на сучья деревьев. И не забудем, что это французам принадлежат ужасные слова: «Труп врага всегда пахнет хорошо».
Русско-французская дружба была выгодна лишь Франции и, косвенно, Англии. Англии это помогало ослаблять опасную в перспективе Германию, а выгоды французов очевидны: отрыв России от Германии – естественного, уже в силу соседства, союзника России… Плюс – защита Франции Россией, рассоренной с Германией…
Вот нас и рассоривали, чтобы в будущем стравить!
Германия, конечно, давала России немало и тупых администраторов, и педантичных педагогов, хотя и пользы от немцев на Руси было немало. А вот Франции вообще нечем было похвалиться: она поставляла России лишь гувернёров не лучшей кондиции, да бойких французских «мамзелей». При этом экономически и цивилизационно французы всё более становились в Европе аутсайдерами.
Немцы же…
О немцах было говорено в этой книге немало. Щедрин определял немецкую культуру и науку как второсортные… Вспоминая хотя бы Канта, Гегеля, Фейербаха, Маркса, Баха, Гёте, Бетховена, Вагнера, можно понять, что Михаил Евграфович судил здесь не очень-то справедливо…
К тому же скончавшись шестидесяти трёх лет от роду, в 1889 году, он не мог знать тогда, что описанный им подросший «мальчик в штанах», которому «никто не препятствовал быть трудолюбивым», изменит место Германии в мире в считанные два десятилетия.
Гельмгольц, Герц, Рентген, Планк, Лауэ, Борн, Гейзенберг, Нернст, Шрёдингер, Габер, Дизель, Бенц, Даймлер, Крупп – эти немцы внесли в мировую науку и технику начинающегося XX века не просто огромный, но просто-таки основополагающий вклад!
Соответственно, Германия и претендовала на многое. В октябре 1916 года в Берлине вышла книга уже знакомого нам Фридриха Наумана «Срединная Европа». Науманн писал о слиянии Австро-Венгрии и Германии и создании «между Вислой и Вогезами, Галицией и Констанцским озером конфедерации народов» при главенстве Германии. Собственно, это был план экономического объединения Европы. И России он был с определёнными поправками – в части, скажем, Галиции – скорее полезен, чем вреден.
Полезен в том, конечно, случае, если бы: 1) согласие с подобными германскими идеями Россия обменяла на широкие преимущества в отношениях с такой европейской федерацией; и 2) Россия стала не монархической, а народоправной, живущей не для «дяди» – дяди Сэма, или там – Жана, Джона, Ганса, а для Ивана да Марьи.
Такая внутренне развитая и крепкая Россия могла бы спокойно взирать на любые коалиции и конфедерации. Внутрь такой России ни одна из них не двинулась бы!
Не рискнула бы!
И такая Россия вполне могла рассчитывать не только на уважение, но и на дружбу с немцами – народом, хорошие отношения с которым для нас имели первейший смысл.
Причём дружба была возможна, в общем-то, при любом государственном устройстве Германии.
ЦАРСКУЮ Россию сменила Советская Россия, и уже в годы первой пятилетки она построила тысячи новых предприятий, но главное – построила новую экономику, основанную на тяжёлой индустрии. А создавалась новая, «машинная», Россия при помощи прежде всего Германии.
Американский строитель Днепрогэса получил от Совета Народных Комиссаров СССР табакерку с бриллиантами… На немецких же инженеров, вложивших в наши первые пятилетки свои ум и силы, не хватило бы и всей сокровищницы Алмазного фонда.
Основу новых отношений двух стран заложил Рапалльский договор… 10 апреля 1922 года в Генуе открылась международная экономическая и финансовая конференция. В немалой мере инициатива её созыва принадлежала Ленину, а Верховный совет стран Антанты в начале 1922 года во французских Каннах принял решение о проведении конференции в Италии.
Пять «приглашающих держав»: Англия, Бельгия, Италия, Франция и Япония вкупе с США в качестве «молчаливого наблюдателя» – пригласили в Геную 23 страны, в том числе Германию и Советскую Россию.
Целью провозглашалось «изыскание мер к экономическому восстановлению Центральной и Восточной Европы», а на самом деле в Италии Запад хотел попробовать русских на прочность и попытаться навязать нам свою волю.
Из этого не вышло ровным счётом ничего, зато через неделю после начала Генуэзской конференции в местечке Рапалло под Генуей нарком иностранных дел Чичерин и его германский коллега Вальтер Ратенау подписали договор между РСФСР и Германией.
Их первые беседы прошли 4 апреля, когда наша делегация была в Берлине проездом. Ратенау тогда на предложения Чичерина откликался неохотно. По словам заведующего восточным отделом МИДа Веймарской республики Мальцана, Ратенау рассчитывал на Геную и на то, что вместе с Францией и Англией, особенно с первой, он добьётся от нас большего.
А вышло так, что англо-французы германскую делегацию от обсуждений устранили, и Ратенау начал беспокоиться: как бы, наоборот, русские не договорились с Антантой за счёт немцев. Ратенау этого в Германии не простили бы, он и так держался «в седле» ненадёжно…
Растерянный Мальцан стал наведываться к Чичерину, а поздней ночью устроил с Ратенау и коллегами историческое «пижамное совещание». Речь шла о том, подписывать ли мирный договор с русскими. 16 апреля Ратенау с ведома Берлина решил: подписывать!
Россия и Германия восстанавливали дипломатические и консульские отношения и режим наибольшего благоприятствования в торговле. Провозглашалось экономическое сотрудничество, а сотрудничество политическое подразумевалось.
Мы взаимно отказывались от всех имущественных и финансовых претензий. Немцы – от возмещения за советские меры национализации, русские – от компенсаций, положенных России по Версальскому договору. Последний отказ имел значение даже более важное, чем можно было предполагать.
При составлении Версальского ультиматума Германии Антанта не забыла-таки о России. Статья 116 договора давала ей право на возмещение военных долгов за счёт Германии на сумму в 16 миллиардов золотых рублей при наших долгах Антанте в почти 9 миллиардов. Кроме того, по статье 177 мы имели право на репарации. Расчёт был неглупым: миллиарды-то были более на бумаге, но если бы мы польстились на эту приманку, то, во-первых, сразу же привязывали бы себя к союзникам. А во-вторых, на долгие годы осложняли бы отношения с Германией.
Вышло иначе! Да ещё и как иначе! Даже до Рапалло в 1921 году в министерстве рейхсвера была создана спецгруппа майора Фишера для налаживания контактов рейхсвера с Красной Армией! 11 августа 1922 года было заключено первое временное соглашение между ними.
Однако обе страны были намерены сотрудничать не столько в сфере «пушек», сколько в сфере «масла». 23 марта 1922 года (тоже до Рапалло) между Россией и компанией «Фридрих Крупп в Эссене» был заключён концессионный договор о сдаче 50 тысяч десятин в Сальском округе Донской губернии сроком на 24 года «для ведения рационального сельского хозяйства». Концессионер полностью ставил хозяйство со всем инвентарём и сооружениями, а в качестве платы передавал нам пятую часть урожая, но главное – опыт.
В этой поучительной истории и взаимные выгоды, и взаимные недоразумения, и пути их устранения отразились как в капле воды. Уже после подписания соглашения московским представительством Круппа немецкие директора заартачились, хотя о концессии просили сами. Ленин предложил нажать на Круппа, и у нас было чем нажать… В Швеции и в Германии, у Круппа, Россия размещала заказ на паровозы и железнодорожное оборудование. От добрых отношений с немцами зависела их доля. Начались переговоры, и 17 марта 1923 года Крупп договор подписал. Его сельскохозяйственная концессия существовала на Дону до октября 1934 года.