С убийством Геты, по-видимому, связан и вопрос об ординарном консульстве 212 г. Уже давно было принято, что император становится од ним из ординарных консулов года, следующего за его вступлением на трон. При этом, даже если второй консул умирал или попадал в опалу, год все равно назывался по именам их обоих. Поскольку равными принцепсами стали оба сына Септимия Севера, то было бы естественным, если бы оба они стали и ординарными консулами 212 г. Были ли они действительно назначены (может быть, уже отцом, находившимся на смертном ложе) консулами этого года, неизвестно. Но в любом случае Каракалла встал перед серьезной, с его точки зрения, проблемой: как быть с консульством и соответственно наименованием года. И он сделал совершенно нетривиальный ход. Ординарными консулами 212 г. стали отец и сын Юлии Асперы — Г. Юлий Аспер и Г. Юлий Галерий Аспер, причем отца он назначил и префектом Рима вместо казненного Фабия Цилона[134]. Отец Аспер был «новым человеком» и профессиональным юристом, введенным в сенат или Марком Аврелием, или Коммодом. При последнем он достиг должности консула-суффекта и затем был приближен Септимием Севером[135]. Разыгрывая из себя справедливого императора, Север поручил Асперу защиту обвиняемых провинциалов. Несомненно, что император был уверен в полной лояльности такого адвоката. И теперь Аспер второй раз стал консулом, и на этот раз ординарным. И только уже в 213 г. Каракалла, как это и было заведено, стал ординарным консулом вместе с будущим императором Бальбином. Правда, вскоре оба Аспера попали в опалу и фактически были изгнаны из Рима, но 212 г. назывался годом двух Асперов. Этот эпизод показывает нетривиальность мышления Каракаллы, его умение находить устраивавшее его решение, не останавливаясь перед нарушением установившегося обычая.
Правление Каракаллы ознаменовалось изданием знаменитого эдикта 212 г., называемого еще constitutio Antoniana, разработанного явно видными юристами того времени, в том числе Ульпианом[136]. Едва ли эдикт был составлен на скорую руку, его подготовка явно шла некоторое время. Вполне возможно, что он начал постепенно разрабатываться еще при Септимии Севере. Этот эдикт предоставил римское гражданство почти всем свободным жителям Империи. Исключение составляли так называемые дедитиции (dedititii)[137]. Как бы ни решать о них вопрос, ясно, что после эдикта подавляющее большинство свободных жителей Римской империи стали римскими гражданами. Трудно сказать, каковы были конкретные мотивы, подвигнувшие Каракаллу издать свой эдикт. Возможно, что целью императора было распространение на всех провинциалов единой налоговой системы, позволявшей, с его точки зрения, эффективнее наполнять казну. Не исключено, что это могло быть благодарностью римским богам, которые упомянуты в начале эдикта, за выздоровление больного Каракаллы или даже за помощь в убийстве брата. Возможно еще одно объяснение. По эдикту гражданами становились наименее романизованные в социальном и культурном плане люди, а таковых было довольно много в северобалканских и придунайских землях, откуда происходило большинство солдат, активно поддерживавших Северов. И если сами солдаты через свою службу гражданство получали, то их родственники, оставшиеся в своих общинах, таких привилегий не имели. Так что эдикт мог быть и жестом благодарности легионерам. Наконец, император и его юристы могли иметь в виду превращение большей части свободного населения Империи в относительно однородную массу подданных. Но важны не столько конкретный мотив действия принцепса, сколько реальное значение данного акта.
Constitutio Antoniana завершала долгий процесс романизации подчиненных Риму территорий, интеграции их в единое политико-правовое пространство. Если не считать отдельных случаев дарования римского гражданства в награду за заслуги перед римским народом, то реальным началом данного процесса стала Союзническая война, в результате которой (хотя на деле и не сразу) римскими гражданами стали практически все жители Италии. Значение принятых в конце этой войны законов заключалось в том, что впервые римское гражданство давалось не отдельным лицам в качестве награды, а целым общинам и народам на основании закона. С Цезаря началась активная романизация провинций. С переменным темпом политику романизации продолжали и принцепсы. Этот процесс резко ускорился после гражданской войны 68–69 гг., когда в Риме были устранены все препятствия для полной интеграции провинций в единое государство, и, как говорилось выше, к середине II в. почти завершился. Теперь речь шла о его полном завершении. Гражданство распространялось и на тех, кто до сих пор его, несмотря на все успехи романизации, не имел. Эти люди, как правило, получали официальное родовое имя Каракаллы, становясь Аврелиями. И если, например, среди преторианцев, бывших ранее солдатами дунайской армии, в 210 г. Аврелиев было меньше 5 %, то в 227 г. таких было уже около 95 %. Все новые солдаты, появившиеся в 214 г. в гарнизоне в Дура-Европос в Месопотамии, были уже Аврелиями. В римском обществе имена служили в значительной степени показателем социального статуса. И в западной части Империи новые граждане принимали обычные римские три имени. Стремление этих людей показать свою «романность» вело иногда к тому, что они упоминали в системе своих имен несуществовавшие римские трибы, например трибу Флавию. В восточной части положение было несколько иным. Становясь римскими гражданами, местные жители вместо римского когномена сохраняли старый патронимик, т. е. имя отца в родительном падеже.
С другой стороны, издание эдикта нарушало не только основные принципы власти Рима над подчиненными народами, но и некоторые весьма существенные аспекты римской имперской идеологии. Теперь рах Romana представал не как мирное и благополучное существование вселенной под благодетельной властью римского народа, а как общее бытие всех (точнее — почти всех) свободных жителей Империи под властью римского императора. И в этом акте, может быть, выразилась нетривиальность мышления Каракаллы, позволившая ему найти выход из ситуации, созданной убийством Геты, когда он, отказавшись от давнего обычая, назначил ординарными консулами не себя и еще кого-то, а Асперов.
Политического значения римское гражданство уже давно не имело. Комиции, даже если еще и сохранялись, никакого влияния на политическую жизнь государства не оказывали. «Право голосования» (ius suffragium) исчезло полностью. Но остальные права римских граждан сохранялись, в том числе ius commercium — право вести экономическую жизнь под защитой римских законов, ius conubii — право вступать в законный брак, обеспечивавший сохранение гражданства и за всеми потомками, ius militiae — право служить в римских легионах, а не во вспомогательных частях. Последнее право, в частности, давало возможность выходцам из наименее романизованных территорий, добившись ранга центуриона, в будущем войти в правящую элиту государства. После проведения эдикта Каракаллы в жизнь изменилась в некоторой степени структура Римской империи. Исчезло разделение всех общин на муниципии (полисы), колонии, города латинского права, перегринные общины, а среди последних — «свободные» разного ранга. Все стали общинами римского права. Большинство городов превратилось в муниципии (municipia civium Romanorum). Наряду с ними продолжали существовать колонии римских граждан. Почти исчезло и разделение свободного населения на римских граждан, латинских граждан и Перегринов (иностранцев). По существу, произошла унификация правового статуса общин и отдельных людей (разумеется, только свободных) в рамках как всей Империи, так и отдельных городов. Фактически все превратились в подданных императора. А поскольку Римская империя теоретически мыслилась как вселенское государство, то столь же теоретически создавалось всемирное гражданство. Это означает, что окончательно исчез один из основных принципов античного общества — противопоставление гражданского коллектива всем остальным.
Одним из следствий создания всеобщего гражданства явилось изменение в судебно-правовой сфере. Одним из старинных прав римского гражданина было ius provocationis — право обращения в случае несогласия с вынесенным приговором. Во времена республики гражданин обращался к народу, во времена империи — к императору, который и выносил окончательный приговор[138]. Но когда численность граждан достигла десятков миллионов человек, реальное осуществление этого права стало немыслимым. И для граждан, живших в провинциях, оно фактически было отменено, и право окончательного решения передавалось провинциальным наместникам. Другим следствием стала частичная, по крайней мере, унификация налоговой системы. Конечно, она была неполной, ибо не учитывать местные особенности при сборе налогов было невозможно, но все же разнообразие в этой области было сокращено.
Создавая практически вместо римского общеимперское гражданство, constitutio Antoniana тем не менее не отменяла вовсе местное гражданство. Люди по-прежнему могли быть не только римскими гражданами, но и гражданами своих городов, общин, племен. Однако внутри этих городов, общин, племен создавалось юридическое равенство людей одинакового гражданского состояния (при сохранении, естественно, деления на «почетных» и «низких»). И все-таки нивелировка по общеримскому образцу понравилась далеко не всем. Особенно недовольство проявлялось на Востоке, где существовала своя давняя эллинистическая правовая традиция.
Глубинной целью издания эдикта, явно не осознаваемой самим императором, была новая попытка выйти из кризиса путем расширения сферы античного уклада на территории внутри империи, ранее находившиеся вне ее. Но этой цели эдикт, конечно, не достиг, ибо в социальном отношении многие окраинные народы, такие как испанские васконы или африканские берберы, были очень далеки от античного общества. Более того, разрушая имманентно свойственный античному обществу принцип ограничения гражданства, эдикт наносил новый удар по античному строю, углубляя его кризис.