[415]. Практически спустя 20 лет тогдашний товарищ министра государственных имуществ А.Н. Куломзин заявлял: «Настоящего антагонизма между нами и революционерами нет, вот в чем дело. Непрерывная цепь связывает людей самых благонамеренных с заговорщиками»[416]. В 1881 г. министр внутренних дел жаловался императору на «чиновничью» крамолу. В 1883 г. К.П. Победоносцев возмущался: «Болит моя душа, когда вижу и слышу, что люди, власть имущие, но, видно, не имущие русского разума и русского сердца, шепчутся еще о конституции»[417].
Можно согласиться с тем, что чиновничество в значительной своей части не было довольно существовавшим политическим строем и порой даже не скрывало своих оппозиционных взглядов. По оценке журналиста С.Ф. Либровича, министр юстиции Д.Н. Набоков был сторонником конституции[418]. Будущий министр земледелия и человек, близкий С.Ю. Витте, Н.Н. Кутлер еще в феврале 1905 г. выступал за радикальную политическую реформу. 21 февраля 1905 г. он писал брату: «Дело в том, что наш государственный строй нуждается в коренной реформе и не может быть поддержан мелкими поправками. Нам нужна конституция, а не добавление к Государственному совету совещательного установления от выборных людей. Я пришел к этому заключению медленно и, откровенно сознаюсь, неохотно, не видя в нашем обществе элементов для прочного возведения конституционного строя. Да и сейчас думаю, что российская конституция явится чем-то крайне несовершенным, быть может, даже уродливым. И тем не менее, она необходима»[419].
1 января 1902 г. А.Н. Куропаткин долго общался с С.Ю. Витте. Тот прибывал в дурном настроении, на будущее смотрел мрачно. «Мы ходили по зале, где были собраны члены Государственного совета, министры, сенаторы. Там же стояли офицеры Кавалерийского полка. Показывая на толпу эту рукой, Витте сказал: “Уверяю Вас, что все они, за исключением офицеров, думают о конституции в России”. Потом он поправился и сказал, что не так выразился, что надо принять, что 80 % находившихся в зале недовольны правительством». По мнению Витте, во всех домах говорили о конституции. С этим он связывал и студенческие беспорядки[420]. Видимо, Витте несколько преувеличивал. Тем не менее в его словах была немалая доля истины.
Будущий видный член партии кадетов князь В.А. Оболенский в 1893 г. поступил на государственную службу – в Отдел (с 1894 г. Департамент) сельской экономии и сельскохозяйственной статистики Министерства земледелия. Там он занял должность младшего редактора, что в других департаментах соответствовало должности столоначальника (иными словами, он практически сразу оказался на «среднем этаже» российской бюрократической иерархии). Именно в эти годы Оболенский сблизился с марксистами, часто встречался с А.Н. Потресовым и П.Б. Струве, подумывал о непосредственном сотрудничестве в социал-демократическом издании[421].
Оболенский был далеко не единственным из чиновников, кто по завершении государственной карьеры оказался в рядах оппозиции. В их числе был и товарищ министра внутренних дел князь С.Д. Урусов, и главноуправляющий землеустройством и земледелием Н.Н. Кутлер. Немалый опыт государственной службы был у историка А.А. Корнилова, который до 1900 г. заведовал крестьянскими делами при иркутском генерал-губернаторе. И.В. Гессен долгое время был чиновником Министерства юстиции. В этом же ведомстве служил и его родственник В.М. Гессен. Б.Э. Нольде возглавлял Второй департамент МИД. Все они впоследствии вошли в партию кадетов или же были близки к ней. Среди видных октябристов (и членов фракции «Союза 17 октября») бывших чиновников было и того больше: попечитель Казанского, а впоследствии Харьковского учебного округа М.М. Алексеенко, попечитель Харьковского, а затем Санкт-Петербургского учебного округа В.К. Анреп, чиновник особых поручений при финляндском генерал-губернаторе Э.П. Беннигсен, руководитель отдела печати МИД и директор Санкт-Петербургского телеграфного агентства А.А. Гирс, чиновник особых поручений при
министре народного просвещения Е.П. Ковалевский, старший инспектор Государственного банка Г.Г. Лерхе, директор и председатель Совета Санкт-Петербургского телеграфного агентства Л.В. Половцев, директор департамента в Министерстве земледелия и государственных имуществ Н.А. Хомяков. Эту же должность (правда, позднее) занимал другой заметный представитель «Союза 17 октября» С.И. Шидловский. Стоит упомянуть и кутаисского губернатора В.А. Старосельского, который вскоре после отставки вступил в РСДРП[422].
Впоследствии в четырех созывах Думы было немало депутатов с опытом государственной службы.
Подсчитано по: Государственная дума Российской империи, 1906–1917: Энциклопедия / отв. ред. В.В. Шелохаев. М., 2008.
Показательна фракционная принадлежность этих депутатов.
Подсчитано по: Государственная дума Российской империи, 1906–1917: Энциклопедия.
Все это не было случайностью. Партийность бывшего чиновника чаще всего не обозначала радикальной смены взглядов. Оппозиционные взгляды были распространены на среднем и нижнем «этажах» российского чиновничества, что ставило под сомнение его надежность как инструмента управления. По словам товарища министра внутренних дел С.Е. Крыжановского, в период выборов в Государственную думу «правительство не могло быть даже уверено, что стоящие у избирательных ящиков должностные лица не будут действовать ему во вред»[423]. В России же местная бюрократия, вопреки воле своего начальства, иногда даже поддерживала оппозицию. Так, во время выборов в Первую Думу некоторые члены избирательных комиссий (а их составляли государственные служащие) вместе с билетами на вход раздавали готовые бюллетени с кадетскими списками кандидатов в выборщики[424]. В ходе выборов во Вторую Думу податные инспекторы Орловской губернии открыто агитировали в пользу конституционных демократов[425]. Аналогичный случай имел место в Ярославской губернии: податной инспектор разъезжал по волостным правлениям и раздавал воззвания партии кадетов, членом которой он состоял. В Саратовской губернии податной инспектор распространял противоправительственные прокламации[426].
До 1905 г. о настроениях в чиновничьей среде можно лишь догадываться. Революция создала ситуацию политического выбора, перед которым оказались и бюрократы разного уровня. Тогда с очевидностью и выяснилось, что они в значительной своей части отнюдь не сочувствуют существующему политическому строю. Уже в январе 1905 г. появились кружки, в которые вошли представители самых «высших сфер». Они обсуждали перспективы политической реформы. В один из них вошли будущий обер-прокурор Синода князь А.Д. Оболенский, министр земледелия и государственных имуществ А.С. Ермолов, начальник Главного управления уделов князь В.С. Кочубей, петербургский губернатор А.Д. Зиновьев и т. д. Участники этого объединения отстаивали славянофильскую политическую программу, иными словами, идею созыва законосовещательного представительства[427]. К апрелю 1905 г. оформился сравнительно многочисленный «Отечественный союз», которому, правда, не хватило отчетливой программы и выстроенной организационной структуры, чтобы стать партией. И в этом объединении тон задавали неославянофилы, призывавшие к коренному обновлению политической системы[428]. В союз вошли заметные фигуры: 41 предводитель дворянства (в том числе 8 губернских и 33 уездных)[429], 8 сенаторов[430], 15 военных в звании генерала[431] (примечательно, что, судя по сохранившимся анкетам, всего в «Отечественный союз» входило около 350 чел.)[432]. Иными словами, многие представители высшей бюрократии вполне откровенно заявили о своем неприятии сложившегося положения вещей и стали требовать серьезных политических преобразований[433].
Они же оказывали непосредственное влияние на императора. Следуя советам флигель-адъютантов А.Ф. Гейдена и Н.Д. Оболенского, Николай II дал аудиенцию представителям нелегально созванного земского съезда (6 июня 1905 г.)[434].
Многие чиновники отнюдь не стыдились своих конституционалистских взглядов. В полной мере это сказалось после издания Манифеста 17 октября 1905 г. По воспоминания В.И. Гурко, товарищ министра внутренних дел Д.Ф. Трепов был в восторге от этого решения императора и заявил начальнику петербургского охранного отделения А.В. Герасимову: «Вся страна будет завтра праздновать великий патриотический национальный праздник нарождения новой, свободной России». Градоначальник же Санкт-Петербурга В.А. Дедюлин «собирает у себя вечером 17 октября высших чинов полиции, читает им Манифест, целует его и приступает затем к обсуждению не столько способов охранения спокойствия в городе, сколько порядка оглашения Манифеста, причем даже высказывается мысль об объявлении его посредством особых герольдов»[435]. Впрочем, среди государственных служащих были и убежденные в том, что Манифест – лишь первый шаг в деле демократизации страны. В начале ноября 1905 г. в Совете министров государственный контролер Д.А. Философов и министр путей сообщений К.С. Немешаев поставили вопрос о введении всеобщего избирательного права, в сущности, солидаризировавшись с радикальной оппозицией. По мнению В.И. Гурко, лишь благодаря вмешательству председателя Совета министров С.Ю. Витте руководители ведомств нехотя «умерили» свои требования