точника. Сильной стороной отечественных гуманитарных наук являлось развитие таких направлений, как методология и методика анализа текста, история государственной системы управления, а также исследования литературоведов и искусствоведов. Исследования советской цензуры последнего десятилетия, несмотря на интенсивность, отличаются, в определенной степени, локальностью и отсутствием институционального подхода.
Имеющаяся источниковая база отличается масштабностью, разнообразием происхождения источников и особенностями отражения в них действительности. Искусственная распыленность документов по различным архивохранилищам, наличие лакун в основных архивных фондах, засекреченность подавляющего массива источников выдвинули перед автором данной книги задачу реконструкции корпуса источников в качестве принципиально важного метода научного исследования данной проблемы. Главным элементом реконструирования источников является документальная обеспеченность исследования всех этапов и элементов многосложного механизма принятия цензурных решений, включая все «этажи» политической власти – партийной, государственной, общественной, а также возможность проанализировать информационно-творческий процесс изнутри.
Очерки истории русской советской журналистики. 1917-1932. М., 1966 и мн. др.
С. 6-17; Она же. Рождение административно-командной системы управления // Административно-командная система управления: Проблемы и факты. М., 1992. С. 4-27; Она же. Основные черты административнокомандной системы управления // Формирование административнокомандной системы, 20-30-е годы. М., 1992. С. 146-165; Она же. Советское государство и его учреждения: ноябрь 1917 – декабрь 1991 г. М., 1994; Коржихина Т.П., Сенин А.С. История российской государственности. М., 1995.
Глава II ЦЕНЗУРА XX ВЕКА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ ФЕНОМЕН
Становление основных видов цензуры и практики цензорской деятельности
Цензура берет свое начало в период существования древних цивилизаций. То, что мы сегодня понимаем под цензурой, возникло не с появлением письменности, а тогда, когда одна группа людей, обладающих властью и имуществом, стремясь удержать их в своих руках, стала навязывать свою волю остальным. Язык – один из наиболее точных фиксаторов времени – отражает приблизительно эпоху рождения правового института цензуры. Это слово происходит от латинского «ценз» («census»), что в Древнем Риме означало периодическую оценку имущества для значительного разделения на податные разряды. Еще одно значение этого слова – «ограничение условия допущения лица к пользованию какими бы то ни было правами и преимуществами, например избирательными». Соответственно, цензор в Древнем Риме являлся должностным лицом, ведавшим проведением ценза и следившим за поведением и благонадежностью политической ориентации граждан[241].
Становление и оформление цензуры в качестве обязательного атрибута власти произошло в эпоху античности. Древние хроники свидетельствуют о фактах сожжения в Афинах книги Протагора о богах (480-410 гг. до н. э.), за критику властей в своих пьесах был посажен в тюрьму Гней Невий (ок. 217-210 гг. н. э.), во времена Римской империи (при Августе, Калигуле, Нероне и др.)[242] репрессии за свободомыслие стали составляющей государственной политики[243]. В трудах древних авторов (Платона, Цицерона, Иоанна Златоуста и др.) прослеживается позитивное отношение к цензуре как инструменту государственной и религиозной власти, предназначенному для поддержания порядка и благонравия в обществе. Однако исторические факты свидетельствуют о противодействии народных масс насильственному влиянию государства. Единственным конкурентом государства в борьбе за умы являлась церковь, история которой сопровождалась увеличением масштабов духовной цензуры, приобретшей форму жестоких репрессий. Родоначальником духовной цензуры считают папу Геласия (ум. 19 октября 496 г. н. э.), выступившего с первым индексом запрещенных книг – «Index librorum prohibitorum»[244]. Это было началом гигантского костра, который запылал по всей Европе и в огне которого сгорали не только книги, но и их авторы. На одном из таких костров в 1415 г. по постановлению Констанцского собора был сожжен Ян Гус. Период Реформации также был отмечен крайней нетерпимостью к своим идеологическим противникам и жестокими мерами по отношению к ним. В 1527 г. в Лейпциге за выпуск крамольных книг был обезглавлен печатник Ганц Гергот[245].
Появление печатного станка существенно изменило общекультурную и политическую картину мира. В Средние века, характеризующиеся противостоянием теократии и светской власти, и в эпоху Ренессанса с ее реформаторскими процессами цензура заняла главенствующее положение в политической жизни. Отсюда стремительная централизация и структурное закрепление функций цензуры за двумя основными господствующими силами: церковью и государством. Церковь сразу попыталась узурпировать власть над печатным станком: следуют распоряжения пап Сикста IV (1471 г.), Иннокентия VIII (1487 г.), решение Лютеранского собора (1512 г.) о введении предварительной церковной цензуры всей литературы. Папа Пий V учредил в 1571 г. Конгресс Индекса – Congrecatio Indicis, по которому ни один католик под страхом отлучения не должен был ни читать, ни держать у себя книги, не входившие в Индекс[246]. В общественно-политической мысли произошло размежевание точек зрения на цензуру: сторонники цензуры в жесткой форме (Б. Клервоский, М. Лютер, Т. Кампанелла и др.) и критики, которые подвергали сомнению целесообразность этого феномена и положительный характер его влияния на культурную и духовную жизнь общества (П. Абеляр, Э. Роттердамский, М. Монтень и др.).
Для мыслителей Нового времени характерны были попытки решить эту проблему на новом уровне. Французские просветители провозглашали идеи о свободе слова, печати и собраний, но в период Французской революции якобинские цензоры быстро перешли от прежних заверений о всеобщей свободе и равенстве к террору. Противоречивые суждения по поводу цензуры высказывались в немецкой классической философии. Так, Э. Кант стоял на позиции личной свободы в выражении своих взглядов перед обществом и государством. Гегель же считал, что свобода публичного сообщения, настоятельное влечение высказать свое мнение обязательно должно контролироваться полицейскими распоряжениями и законами. На рубеже XIX XX вв. следует выделить суждения М. Вебера, который рассматривал цензуру в качестве элемента права и явления легитимного порядка, и оригинальные интерпретации инстинкта запрета 3. Фрейда, рассматривающего цензуру как особую психическую силу, неразрывно связанную с психофизической природой человека[247].
Между тем весь ход истории цивилизации свидетельствует о том, что власть, и государственная, и церковная, осуществляла свои охранительнокарательные функции прежде всего в отношении духовной сферы жизни общества, существенной частью которой является культура. Пиршество массовой культуры, исход интеллигенции во власть и бизнес, относительный кризис общекультурного национального процесса в XX в. – все эти объективные в какой-то мере явления породили неожиданные и, на первый взгляд, пугающие высказывания не только «рядовых граждан», но и отдельных творческих деятелей о причинах кризиса отечественной культуры, которые, как им кажется, заключаются в том числе в утрате института цензуры. Можно было бы успокоиться, пожалев «потерянное поколение рабов», грустящее о потере своих цепей и оказавшееся несостоятельным в условиях личной и творческой свободы, если бы не вечные вопросы, возникавшие не только у современников, но и у многих наших предшественников, задумывавшихся над проблемой соотношения и взаимодействия между культурой и властью.
Для того, чтобы объяснить парадоксальность характера этого взаимодействия, который состоит в том, что высокая степень проявления подавляющих функций государства чаще всего вызывала исключительную интеллектуальную и творческую активность общественной мысли, как бы провоцировала появление наиболее заметных произведений, создавая тем самым питательную среду для развития культуры, некоторые пытались отделять понятия «культура» и «цивилизация». Однако все это не что иное, как попытка практику жизни объяснить старыми способами, поскольку даже на уровне лингвистического анализа «цивилизация» и «культура» одно и то же, а именно – эволюция людей к более высокой организации и более высокой нравственности. В таком случае надо говорить скорее о наличии этической и неэтической культуры и этической и неэтической цивилизации[248].
Культура как важнейший результат человеческого разума и интеллекта является наиболее характерным отражением уровня развития человечества. Во все времена культура испытывала на себе жесткое давление власти, преодоление которого и было высшим проявлением творческого начала и эволюции мысли. Этические, эстетические и идеологические нормы общества создавали тот «водораздел», на котором возник институт цензуры, разделивший культуру на официальную и неофициальную, подпольную. При этом, по наблюдению Ю.М. Лотмана, неофициальная культура, как запретный плод, была исключительно привлекательна для аудитории, оказывая на нее не менее, а в некоторых случаях и большее воздействие[249].
Культура представляет собой некое сооружение, «этажи» которого тесно взаимосвязаны и взаимодополняют друг друга, питая и обогащая этическую, стилистическую и жанровую основу творчества. Культуру как всеобъемлющее социальное явление можно сравнить с айсбергом, в котором официально признанная культура составляет самую незначительную видимую его часть, тогда как неофициальная, подпольная, и, что естественно, большая скрыта под водой. Так было до недавнего прошлого, когда «этажи» культуры довольно четко распределялись между «литературными генералами