Дэвид Юм в данном вопросе не столь многословен. Главное его критическое замечание состоит в том, что система правления превращается в массовую, что, согласно античным классикам, потенциально ведет к возрождению абсолютизма[268]. В целом Юм не принимал партий в том виде, в котором она сложилась к XVIII веку. Свое отношение он иллюстрирует цитатой из римского полководца I в. до н. э. Статилия: «Все люди глупцы или сумасшедшие и не заслуживают того, чтобы мудрец рисковал из-за них головой»[269]. Подобную позицию, почерпнутую во многом из стоических идеалов античности, можно охарактеризовать как «этический торизм». К примеру, поступок Сократа, во имя долга отказавшегося бежать из темницы пред казнью, расценивается как «торийский»[270].
Однако Юм не отказывается от анализа партий и приводит их классификацию. Деление на «земельный интерес» и «денежный интерес» он, снова сближаясь с Болингброком, отвергает как устаревшее[271]. Все партии он делит на личные и реальные. Первые основаны на дружбе или вражде отдельных индивидов и групп. Вторые – на различиях во взглядах и интересах. Реальные в свою очередь подразделяются на те, что основаны на интересе, на принципе, на привязанности. Появление «партий принципов» он относит к своей эпохе, указывая на особую роль религии в их формировании[272]. По всей видимости, учитывая контекст критики олигархического правления, а также неприятие им религиозного фанатизма[273], следует говорить об отрицательном отношении Юма к «партиям принципов».
Партии не должны находиться в остром столкновении, а составлять коалицию. Если мелочные интересы можно оставить за партиями, то основой союза должны быть принципы гражданской свободы в сочетании с уважением к традиционным учреждениям (включая монархию с ограниченными полномочиями)[274]. Парламент мыслится автором как учреждение в основном аристократическое, в котором сталкиваются интересы крупных дельцов[275].
В понимании Юма партии призваны создавать и поддерживать монополию аристократии на власть. Сама политическая система мыслится весьма демократично, но в очень узких сословно-классовых рамках. Многочисленные группировки в парламенте должны руководствоваться только материальными интересами, ни в коем случае не привнося борьбу принципов. Принципы, в данном случае понятые как синтез гражданских свобод и умеренного монархизма, – это прерогатива правящей элиты в целом, а не отдельных ее частей. В одном из писем Юм излагал свои принципы следующим образом: «Мой взгляд на вещи больше соотносится с вигскими принципами; мои представления о личности – с торийскими предрассудками»[276].
В поэтической форме свое негативное отношение к государственному строю Великобритании (к партиям, в частности) выразил также друг Свифта и Болингброка Александр Поуп. Она, по словам поэта, «то призовет монарха, то спровадит»[277]. По поводу этих кратких замечаний следует указать на то, что Юм высказался относительно текущей ситуации олигархии вигов, а Поуп – о системе, сложившейся после 1688 г. в целом.
Обобщая вышеизложенное, следует сказать, что критика политического устройства Великобритании 20-50-х гг. XVIII в. торийскими мыслителями носила двойственный характер. С одной стороны, скептическому пересмотру подлежит сам конституционный порядок, ставший итогом Славной революции. Роль аристократического и демократического элементов правления преуменьшается в пользу монархии. Такой подход демонстрируют А. Поуп и Э. Берк, занимавшие исторически крайние позиции в рамках торийской оппозиции. Поуп – католик, во многом принадлежал еще Августианскому веку (хотя исследователи и отмечают его склонность к деизму)[278]. Тогда как политические искания Берка неотделимы от предромантизма второй половины XVIII в[279].
С другой стороны, атаке подвергаются не принципы конституционализма, а их искажение «денежным интересом», в чем откровенно признавался Болингброк[280]. Здесь тори и виги меняются местами, в тирании и нарушении «обычаев страны» обвиняется уже парламент. Проблематика Болингброка и Юма, чьи сочинения отражали накал борьбы 30-40-х гг. XVIII в., более актуальна. Исходя из двойственности политической критики указанных авторов, следует поставить вопрос об идее законности. Можно ли утверждать, что оппозиция считала допустимым ниспровержение порядков, заложенных Славной революцией?
Итальянскому философу А. Грамши принадлежит понятие гегемонии – способности правящих кругов артикулировать интересы различных социальных групп в общепризнанных консенсусных рамках. Их единство обеспечивает идеология, выработкой которой занимается прослойка интеллектуалов. В обществах с развитым гражданским самосознанием степень интеграции социальных сил такова, что свергнуть власть силовыми средствами практически невозможно. Политическая борьба там представляет собой борьбу за интеллектуальный контроль, т. е. за установление заинтересованными кругами гегемонии в общественных институтах[281]. Поскольку в Великобритании XVIII в. конституционные порядки находились в процессе формирования, дилемма «революция или легальная оппозиция?» стояла весьма остро.
Данная проблематика разобрана Г. Болингброком довольно подробно и последовательно. Прежде всего он нивелирует различия между конфликтом, связанным с принятием Великой хартии вольностей XIII в., Войной Роз XV в. и революциями XVII в. По его мнению, значение революции состоит в обновлении конституции, возвращении ее к оригинальным принципам[282]. В силу законов политэкономии равновесие между элементами власти (король, лорды, общины) с течением времени нарушается. Только периодические революции обеспечивают их устойчивость[283]. Такая установка, по мнению автора, не противоречит гражданским свободам. Поскольку политическая система строится на договоре, расторгнуть его в одностороннем порядке нельзя. Если парламент попирает конституцию, то и народ не обязан ее соблюдать. Сама конституция становится источником зла, когда правительство коррумпировано. «Нет порока хуже совращенной добродетели» – иллюстрирует он свою мысль народной пословицей[284]. По всей видимости, революцию автор считает неизбежным следствием утраты правящим слоем гегемонии в обществе.
В каком случае революция становится необходима? Автор указывает на некую «наивысшую точку» растления власти, но не дает конкретного пояснения[285]. Судя по косвенным данным, речь идет об угрозе государственной независимости. Овладевший народом «дух продажности» способствует тому, что группа совершенно бездарных людей может привести к разрушению государственных устоев. Автор прочит Британии судьбу Рима, павшего из-за коррумпированности, роскоши, развращенности власть предержащих[286]. Трансформация общественно-политических отношений происходит поэтапно. Восшествие на трон «короля-патриота» означает возрождение «духа конституции». Реформирование его выдвиженцами государственной сферы является вторым шагом. Наконец, народ под влиянием политических институтов преобразует всю общественную жизнь[287]. Здесь следует обратить внимание на провозглашенную виконтом жесткую кадровую политику. Король инициирует борьбу в высших эшелонах власти, волевым решением должен низвергать и возвышать. Ранее мы уже останавливались на силовых методах кадровой политики «короля-патриота». Важно, что правовые аспекты данного процесса автор подменяет этическими понятиями покровительства и патриархальной справедливости[288]. Огромное значение моральных принципов свидетельствует об их системообразующей роли в установлении общественной гегемонии.
Вместе с тем революция середины XVII в. автором осуждается. Он возлагает вину за конфликт на пуританские секты и полагает, что истинные сторонники конституции оказались по разные стороны баррикад[289]. Очевидно, отвергая кровавый мятеж черни, Болингброк признает только управляемую «революцию сверху». Однако его инструментальный подход и преувеличение роли субъективного фактора, по-видимому, обусловлены недооценкой сложившихся гражданских институтов. Его попытка атаковать правительство «в лоб» как в политике (якобитский заговор), так и в воинствующей публицистике, потерпела закономерный крах.
В отличие от Болингброка Д. Юм, как отмечено исследователями[290], придавал большое значение вопросу легитимности власти. Однозначным сторонником «пассивного повиновения» философ позиционирует себя в одноименном эссе[291]. Данный факт, как правило, считается одним из ярчайших проявлений торийских взглядов автора[292].
Механика легитимности проанализирована в единственном на данную тему эссе «О первоначальных принципах правления». В основе идеи законности лежит определенное мнение народа о правительстве. Мнение может касаться, с одной стороны – интереса, с другой – права. В первом случае речь идет об осознании социальными группами и властными кругами общих интересов. Во втором случае мнение подразделяется в соответствии с классификацией права. Во-первых, существует право на власть (законное правительство). Во-вторых, право на собственность (власть как гарант собственности)