ых изменений. Он продолжил курс Т. Блэра на европейском и американском направлениях, успешной в первом случае, но менее удачной во втором. Российскому направлению внешней политики при Г. Брауне за все время пребывания у власти новых лейбористов уделяется меньше значения, чем во времена консервативного Дж. Мэйджора.
Развитие российского направления в период правления Г. Брауна можно разделить на два этапа: 2007–2008 гг. сопровождался дальнейшим охлаждением отношений, сменившись постепенным стремлением руководства Великобритании к их улучшению в 2008 – начале 2010 гг.
Новый глава лейбористского правительства довел отношения с Россией до «оледенения» в первый же год правления. В политической сфере диалог государств зашел в тупик. Г. Браун отказывался идти на компромисс в деле Литвиненко, закрытии отделений Британского Совета в России. Россия также не сдавала своих позиций. По мнению В. А. Гусейнова, такое состояние дел относилось не столько к «кризису британо-российских отношений, сколько к кризису британской внешней политики на российском направлении». Концептуально яркий запал в отношениях, сложившийся в период правления Т. Блэра, себя изжил. В годы Г. Брауна среди руководства партии не было ясности в видении места российского направления и перспектив развития в этой сфере.
Некий идеологический кризис сказывался на развитии политических отношений.
Однако нельзя не отметить некоторое увеличение внимания месту российского направления в последний год правления Г. Брауна, что в ряду других причин может быть связано с изменениями в российско-американских отношениях в тот период, началом их «перезагрузки». Хотя Лондон начал делать шаги навстречу Москве еще в 2008 г., но именно в 2009 г. лейбористы стали проявлять стремление к их улучшению, ярким примером которого стал официальный визит Д. Милибэнда в Россию в ноябре – первый визит министра иностранных дел Великобритании в Россию с 2004 г. Важность этого события становится еще более понятной, если учесть, что с момента прихода Г. Брауна к власти стороны встречались лишь в рамках международных мероприятий, и не посещали друг друга с визитами. Кроме того, постепенное смягчение подхода было также связано с пониманием значимости и неизбежности взаимодействия Великобритании с Россией, как на двусторонней основе, так и в мировых делах.
Важно выделить не только отличительные особенности, но и единую неизменную линию Соединенного Королевства в отношении нашей страны. Для поддержки этой линии в Форин-офисе назначено официальное лицо – постоянный заместитель министра, который был призван обеспечивать преемственность внешней политики Лондона независимо от того, какая партия находится у власти. Этот факт подчеркивает надпартийный характер британской внешней политики в отношении Российской Федерации.
Можно выделить определенные сходства в политике Г. Брауна и Дж. Мэйджора. Оба лидера пришли на смену блистательным и харизматичным М. Тэтчер и Т. Блэру. Оба политика продолжили курс своих предшественников в отношении России, развили и углубили их, но в диаметрально противоположном направлении. Дж. Мэйджор принял от М. Тэтчер курс на улучшение отношений СССР, а с становлением новой России продолжил политику расширения сфер сотрудничества и усиления развития кооперационных связей в двусторонних отношениях и в мировой политике. Натянутость отношений России и Великобритании из-за Ирака, дела Литвиненко и других проблем при Т. Блэре Г. Брауном не была преодолена, но и еще более усугубилась.
Если при Дж. Мэйджоре российское направление находилось на одном из первых мест после американского и европейского, то при Т. Блэре и особенно при Г. Брауне, оно относилось Лондоном к разряду «сотрудничество с остальными странами мира». Это можно понять и по структуре Форин-офиса[904]. Страновое распределение по департаментам еще раз подтверждает, что основными направлениями являлись американское и европейское. Российское направление относилось к отделению в составе Политического департамента МИД Великобритании. Этот отдел занимался также странами Ближнего Востока, Северной Африки, Южной Азии, проблемами международной безопасности, международными институтами, вопросами прав человека и демократии. Таким образом, Россия причислялась к числу важных с экономической точки зрения, но «проблемных» стран, требующих пристального внимания, ведения дел с опаской к их внутри– и внешнеполитическим шагам. Объединение российского направления, Центральной Азии и Кавказа в единое отделение также это доказывает.
6 мая 2010 г. в Великобритании состоялись всеобщие парламентские выборы. Прогнозы большинства аналитиков себя оправдали, и победу в них одержала Консервативная партия, сформировавшая правительственную коалицию с партией либеральных демократов. В предвыборных манифестах Консервативной и Либерально-демократической партий о России упоминалось лишь по одному разу и в разном ключе. Консерваторы призывали к прекращению финансовой помощи таком странам, как Китай и Россия, перенаправив средства «наибеднейшим странам, с акцентом на развитии в рамках Британского Содружества»[905]. Либеральные демократы говорили о необходимости увеличения роли и большего вовлечения Великобритании в политику Европейского Союза, что будет способствовать повышению влияния Лондона «в определении отношений ЕС с такими странами, как Россия, Иран и урегулировании на Ближнем Востоке»[906].
Коалиционное правительство Д. Кэмерона – Н. Клегга поначалу пошло по пути улучшения британо-российских отношений, в том числе и на заложенных при правительствах Т. Блэра и Г. Брауна основах. Однако, после краткого потепления в 2010–2013 гг., ввиду как имевшихся неразрешенных проблем, так и ввиду расхождения в вопросах мировой политики диалог вступил в фазу очередного охлаждения.
В 2014 г. отношения несколько осложнились в связи с событиями в Крыму. Хотя, по мнению российского посла в Лондоне, одним из важных факторов сотрудничества на мировой арене, стимулировавших активное взаимодействие двух стран, стали параллельные председательства России в «двадцатке» и Великобритании в «восьмерке» в 2013 г., однако уже в 2014 г. Россия была исключена из «группы восьми», причем Великобритания была одной из инициаторов и самых активных сторонников ее исключения. Острота момента особенно понятна, если учесть, что в 2014 г. Россия была председательствующей страной и саммит «восьмерки» планировался 4–5 июня в Сочи, но был оперативно перенесен в Брюссель.
В марте 2014 г. в рамках «вопросов премьер-министру» в палате общин Д. Кэмерон заявил, что действия России в отношении Крыма являются «совершенно неприемлемыми»[907]. Присоединение Крыма к России рассматривалось как аннексия. Кроме того, в отношении России были введены экономические санкции, на что в Кремле ответили зеркальными действиями. Ввиду обострения ситуации в восточных районах Украины был введен второй пакет санкций. Следующее расширение санкций произошло в связи с авиакатастрофой, падением Boeing 777 в Донецкой области 17 июля 2014 г., причиной которого, по мнению западных лидеров, в том числе Д. Кэмерона, стали действия пророссийских повстанцев.
24 февраля 2015 г., выступая в Комитете по связи Палаты Общин, британский премьер уведомил о решении направить британский военный персонал на Украину «для обеспечения совета и спектра тренировок, начиная от тактической разведки до логистики и медицинского обслуживания». Не исключая возможность более деятельной помощи совместно с США, он сказал, что пока, по решению Совета национальной безопасности, британская сторона ограничится поставками оборудования нелетального характера и обучением персонала[908].
Ситуацию в ДНР и ЛНР в Лондоне рассматривали не иначе как «агрессию России на Украине». В отношении жителей этих территорий в печати использовался термин «сепаратисты».
Стоит заметить, что из ведущих европейских держав Великобритания занимала наиболее жесткую позицию в отношении РФ. Британский премьер заявлял о необходимости расширения и усиления санкций, полном эмбарго на поставки оружия в Россию, критиковал Францию за готовность поставлять вертолеты Mistral, сделка по которым впоследствии была расторгнута.
В противоположность официальной позиции правительства консерваторов и либерал-демократов, часть общественности Великобритании придерживалась иной точки зрения[909].
Помимо украинского кризиса, в рассматриваемый период активно разворачивались события в странах Ближнего Востока и Магриба. В Лондоне с восторгом относились к событиям Арабской весны и свержению правящих режимов в Египте, Тунисе, Йемене. В Москве же эти события вызывали серьезные опасения. Великобритания в союзе с США выступала за свержение режима М. Каддафи, способствовала вооружению повстанцев и в составе сил международной коалиции участвовала в нанесении авиаударов по позициям правительственных войск. Россия же выступала за сохранение территориальной целостности Ливии. Кроме того, как справедливо отмечал А. Мухин, директор московского аналитического Центра политической информации, если на Западе М. Каддафи изображался жестокой, хотя и клоунской фигурой, то Россия всегда рассматривала его как надежного союзника[910]. Гражданская война в Ливии, крупнейший по числу жертв среди конфликтов в ходе Арабской весны, привела к фактическому развалу страны, дестабилизации ситуации в других странах региона.
Позиции двух стран по сирийскому вопросу расходились. По мнению премьер-министра Великобритании, ответственность за происходящее лежала на президенте Б. Асаде, а британская сторона поддерживала оппозицию[911]