[932], социалистическая партия стала напоминать американских демократов. Опрос показал, что половина электората в целом и 40 % сторонников лейбористов согласились с тем, что партия в последние годы «слишком поправела». Среди тех, кто голосовал за лейбористов в 1997 г., но не стал голосовать за них в 2001 г., эта доля составила 60 %[933].
Тори были слишком непопулярны среди своего традиционного электората из среднего класса. В 1997 г. явка среди сторонников консерваторов снизилась из-за нежелания твердых сторонников тори голосовать за Мейджора, с одной стороны, и из-за нежелания голосовать против своих консервативных убеждений, с другой. По этой же схеме действовали и 8 % абсентеистов-лейбористов на выборах 2001 г. Отсюда, рост голосов, полученных либеральными демократами за счет «разочарованных тори» и «разочарованных лейбористов»: нежелание голосовать за явного противника в сочетании со стремлением «наказать» свою партию приводит к росту голосов за третьи партии.
Тори во все возрастающей степени теряли поддержку «среднего класса». Полем битвы, на котором выигрывают или проигрывают выборы, стали округа с высокой концентрацией этой социальной группы. В 1980-х гг. они были бастионами тори, на выборах же 2001 г. поддержка «средним классом» (по классификации британских социологов – группы АВС1) консерваторов упала до рекордно низкого уровня в 38 %, а лейбористов поднялась до рекордно высокого – 36 %[934]. Более того, численность «среднего класса» в электоральном корпусе существенно возросла: в 2001 г. численность избирателей из рабочего класса и «среднего класса» сравнялась, составив примерно по 50 %.
Что касается распределения голосов по возрастным группам, то молодые избиратели в основном голосовали за лейбористов, а люди старшего возраста – за консерваторов, поддержка либеральных демократов распределялась по возрастным группам равномерно. Две трети абсентеистов составила молодежь [935]: среди молодежи царила апатия, а среди остальных – антипатия, писала «Санди тайме»[936].
Жители Шотландии и Уэльса – регионов, в которых была проведена деволюция и созданы свои законодательные органы с делегированием им части полномочий центра, предпочли направить в парламент страны представителей общенациональных партий, и лидерство лейбористов было неоспоримым. Более того, консерваторы провели одного депутата от Шотландии (на выборах 1997 г., получив 500 тыс. голосов, не завоевали ни одного места в парламенте), но не за счет лейбористов, а за счет ШНП. По сравнению с первыми выборами в парламент Шотландии в 1999 г., ШНП потеряла почти 9 % голосов избирателей, а поддержка либеральных демократов возросла.
Однако в Северной Ирландии избиратели поменяли предпочтения в 7 из 18 округов с далеко идущими последствиями[937]: произошла политическая поляризация среди католиков и протестантов. Шинн Фейн и Партия демократических юнионистов Я. Пейсли получили соответственно на 5,6 % и 9 % голосов больше, а умеренные партии (лидеры которых получили Нобелевскую премию мира) – Партия ольстерских юнионистов Д. Тримбла и СДЛП Дж. Хьюма – на 6 и 3 % голосов меньше, чем в 1997 г. Таким образом, неспособность Лондона и Дублина добиться разоружения террористов ИРА вызвала поляризацию в регионе, поставив под угрозу мирный процесс. «Кризис» и «неопределенность» – так определяли наблюдатели результаты выборов в Ольстере. Лидер ольстерских юнионистов Д. Тримбл подал в отставку.
Реформа избирательной системы при выборах в национальный парламент с введением элементов пропорционального представительства назревала, утверждаясь де-факто в предпочтениях избирателей. Успех ПЛД во многом объяснялся тем, что она, страдавшая от «несправедливости» мажоритарной системы, с выборов 1997 г. стала активно использовать желание избирателей прибегнуть к тактическому голосованию.
Естественно, вопрос о пропорциональном представительстве всегда стоял в повестке дня ПЛД, но любая правящая партия всегда игнорировала реформу избирательной системы, поскольку получала победу благодаря мажоритарной системе. Так, неуверенный в исходе голосования 1997 г. и нуждавшийся в поддержке либеральных демократов, Блэр заявлял о реформе, но спустил на тормозах после своей первой «обвальной» победы. Консерваторы после поражения на выборах в феврале 1974 г., когда лейбористы получили больше мест в парламенте и сформировали Кабинет при более низкой, чем у консерваторов, доле полученных голосов (37,2 и 38 % соответственно[938]), также подумывали о ней. Тогда и появилось известное выражение «выборная диктатура», принадлежащее консерватору лорду Хейлшэму. Его слова зажгли искру интереса в глазах консерваторов, но в последующие годы уже своего правления тори были против реформы избирательной системы.
Крайности системы пропорционального представительства – чехарда коалиционных правительств при широком представительстве интересов (вспомним пример Италии) – очевидны. «Несправедливость» мажоритарной системы, выражающаяся в резком несоответствии доли полученных голосов избирателей доле мест в парламенте, но обеспечивающей стабильное правление, не вызывает сомнений.
С одной стороны, Лейбористская партия раскинула свой идейный шатер настолько широко, что лишь немногие в основных трех партиях не могли укрыться под ним, так что к власти пришло не столько правительство лейбористов, сколько правительство национального единства. С другой стороны, из политической системы совершенно выпали около 40 % избирателей, не видящие в избирательном процессе способ если не решить, то хотя бы заявить о своих проблемах. В то время как в Вестминстере укреплялся правоцентристский консенсус, за его стенами росла политическая фрагментация. Твердые левые добились весьма скромных успехов: Социалистический альянс в общей сложности набрал менее 2 % голосов в округах, где выставлял кандидатов. Социалистическая лейбористская партия А. Скаргилла не набрала и этих голосов. «Зеленые» практически удвоили количество полученных голосов до 3 %, так и не став 4-ой политической силой. Протестное или «анти-системное» голосование прошло дома.
Эти настроения выливались в поддержку независимых кандидатов или внепарламенские формы протеста, в том числе ультра-правого толка. В 17 округах, где выставляли кандидатов Британская национальная партия или Национальный фронт, они получали больше голосов, чем твердые левые или «зеленые»[939], набрав, например, в Олдэме (Oldham), где весной 2001 г. прошли расовые волнения, 16 и 11 % голосов[940].
Консерваторы получили самое низкое количество голосов с введения избирательного права в 1928 г. Даже М. Фут в 1983 г. при предвыборном манифесте, который окрестили «самой длинной запиской самоубийцы в истории», получил больше.
Если вспомнить три критерия Вустера, то Хейг был настолько непопулярен, что 4 из 10 сторонников его же партии не считали его достойным быть премьер-министром. Более того, в соотношении 50:32 избиратели считали, что интересы Британии в Европе Блэр представит лучше, чем Хейг[941]. Даже по вопросу налогообложения, коньку тори, выступающих за их снижение, избиратели отдали предпочтение лейбористам (31:18)[942].
Отставка Хейга, самого молодого лидера партии (40 лет), не стала неожиданной. Партии было предложено выбирать из двух кандидатов, занимающих полярные позиции, и вместо примирения и объединения среди консерваторов обострилась внутрипартийная борьба. Предпочтя К. Кларка, парламентская партия направила ясное послание рядовым ее членам – разногласия по вопросу о Европе и по социально-экономическим вопросам следует оставить ради главного – завоевания политической власти. Из всех политических деятелей-консерваторов К. Кларк пользовался наибольшей популярностью среди избирателей, хотя в партии его взгляды разделяет меньшинство. И. Дункан Смит, малоизвестный в стране, не имел опыта работы в правительстве и занимал ярые «евроскептические» позиции, раскол из-за которых уже стоил партии провала на выборах. Борьба шла за «сердце и душу» партии, и вопрос стоял только один – может ли известный своим «еврофильством» кандидат стать лидером партии «евроскептиков». Рядовые члены партии отдавали некоторое предпочтение Кларку, считая его не столь способным объединить партию, сколько вернуть ей популярность избирателей, но выбор во многом определяли освобожденные партийные функционеры.
«Гардиан» правильно считала, что «Европа – единственная часть наследия Тэтчер-Хейга, закрытая для прагматичного конкордата»[943]. Если по вопросам социально-экономической политики в партии осознавали необходимости перемен, то противостояние по вопросу о евро могло прекратиться только после общенационального референдума, который снял бы проблему с политической повестки дня.
Обозреватели тогда отмечали, что кто бы ни стал лидером консерваторов, ему придется возглавлять оппозицию Ее Величества лет десять, прежде чем стать премьер-министром, поскольку за время, оставшееся до парламентских выборов (2005 г.), партия не сможет консолидироваться и выдвинуть программу, которую поддержали бы избиратели. Таким образом, даже если популярность лейбористов во главе с Блэром к середине второго срока пребывания у власти неизбежно должна была снизиться, партия тори не стала бы «избираемой».