При всей «несправедливости» мажоритарной системы она в идеале обеспечивает правящей партии большинство в парламенте, а, следовательно, стабильность правительства и последовательный политический курс на протяжении срока полномочий парламента.
Пропорциональная система, «справедливо» представляя интересы различных групп общества, подобную стабильность и последовательность не обеспечивает. Более того, ПС способствует расколу партий и формированию мелких партий, которым нет нужды объединяться в крупные – ведь они будут все равно представлены в парламенте. Так, вспомним судьбу СДП, возникшей в результате откола правого крыла Лейбористской партии («банда четырех»), которая вынуждена была влиться в Либеральную партию в 1988 г., потерпев неудачи на парламентских выборах при мажоритарной системе. Введение же ПС позволило бы получить представительство в парламенте и партиям на полюсах политического спектра (в первую очередь, правым националистическим).
Коалиция устраивала консерваторов, поскольку либдемам пришлось разделить с тори ответственность за непопулярные решения (как писала «Телеграф», «руки в крови» будут и у либерал-демократов), чего многие либдемы не хотели[951]. Такие опасения со стороны либеральных демократов звучали сразу.
Далеко не все условия коалиционного соглашения, изложенного на 30 страницах, были выполнены по тем или иным причинам. Действительно, референдум по ПС в мае 2011 года одновременно с местными выборами (по инициативе Н. Клегга) через год после формирования коалиционного правительства стал не столько голосованием собственно по ПС, сколько оценкой деятельности правительства, принимавшего «трудные» для населения меры. Стал он и оценкой «соглашательства» либеральных демократов: при явке в 42,2 % британцы проголосовали против введения ПС (67,9 %), хотя еще совсем недавно не возражали против «подвешенного парламента». Их надежды на то, что партии прислушаются к избирателям, не оправдались.
В 2014 г. состоялся референдум о независимости Шотландии. За 2 недели до шотландского референдума доли сторонников и противников независимости опасно сравнялись, и Кэмерон мог стать премьер-министром, развалившим страну. Как и в случае с референдумом о ПС, Д. Кэмерону удалось добиться результата, совпадавшего с его позицией.
В середине срока правления опросы показывали, что консерваторы серьезно отставали от лейбористов. Не сумев примирить евроскептиков и еврооптимистов в своей партии, пытаясь избежать раскола в стане тори и оттока избирателей к ПНСК, премьер-министр Д. Кэмерон в январе 2013 г. дал обещание вынести вопрос об отношениях Британии с ЕС из партийных кулуаров на референдум. В преддверии выборов 2015 г. рейтинги партий сравнялись, но преимущества у консерваторов не было: респонденты считали однопартийное правительство консерваторов «наименьшим злом» (least bad option) по сравнению с остальными вариантами[952].
На протяжении последних двух десятилетий обе ведущие партии показали, что императив завоевания государственной власти заставил их сдвинуться к центру, чтобы одной сбросить с себя имидж партии для богатых, а другой – имидж партии высоких налогов и непомерных госрасходов (tax-and-spend party). В предвыборной кампании 2015 г. тори объявляли себя «партией трудящихся», а лейбористы – «партией фискальной ответственности», то есть они перекрашивались в цвета друг друга.
Итоги выборов 2015 г. показали, что в последний момент 3 % «стыдливых» (shy) сторонников консерваторов или колеблющихся избирателей, утверждавших в опросах о симпатиях к лейбористам, заполнили избирательный бюллетень в пользу тори. Соотношение же мест в парламенте изменилось судьбоносно: тори – 51 %, а лейбористы – 36 %. В выигрыше оказалась и ШНП: 50 % голосов шотландцев принесли ей 95 % мест от квоты региона – почти вдвое больше доли голосов. Среди проигравших – либдемы. Их представляют 8 депутатов при 7,9 % голосов (чуть более 1 % мест) – в 6,6 раз меньше доли голосов.
Неожиданная победа партии тори, когда все опросы указывали на формирование «подвешенного парламента» и, соответственно, еще одно коалиционное правительство[953], заставила Д. Кэмерона выполнить обещание провести референдум о членстве Британии в ЕС.
Система сдержек и противовесов (checks and balances), которая складывалась веками для примирения позиций сторон, методы представительной демократии были отринуты. Конституционные изменения обычно требуют квалифицированного большинства голосов. Однако в Британии историческое судьбоносное решение о Брекзите было принято пусть с бесспорным, но не столь значительным перевесом голосов (51,9: 48,1) при беспрецедентной явке в 72 %[954]. Некоторые обозреватели считают, что Британия явила не пример демократии, а сыграла в русскую рулетку.
Британцы, голосуя сердцем, а не разумом, отразили поднявшиеся и в Европе настроения против истеблишмента, против элит, получающих выгоду от глобализации и не желающих прислушаться к мнению людей, против растущего неравенства в доходах. Популизм поднимается не сам по себе – это симптом назревшего нарыва, ответственность за который несут элиты. Британцы выразили общие настроения, характерные для Европы и США, где популярна кандидатура Д. Трампа на пост президента США.
Референдум о членстве Британии в ЕС выявил глубокий раскол по региональному[955], возрастному, социальному, образовательному и в целом классовому (казалось, забытому в годы экономического процветания постиндустриального общества) признакам[956]. Д. Кэмерон, объявив референдум, надеялся сохранить единство собственной Консервативной партии и «закрыть вопрос» на поколение. Однако обнажились набиравшие силу подспудные тенденции, симптомом которых стал поступательный успех ПНСК и раскол в Лейбористской партии.
В основной оппозиционной партии – Лейбористской – резко обострился внутрипартийный кризис как вследствие Брекзита, так и идейно-политического размежевания в стране. Кризис начался после всеобщих выборов 2015 г., вступив в острую фазу после референдума. По традиции, партийные лидеры, проиграв выборы, уходят в отставку. Освободил свой пост и лидер лейбористов Эд Милибэнд (сменивший Г. Брауна). Победил на выборах лидера партии Дж. Корбин, представляющий ее левое крыло. Победу Корбину обеспечила процедура избрания, принятая в 2014 г. на конференции партии при Милибэнде. Она позволяет любому человеку участвовать в выборах лидера ЛПВ – достаточно заплатить 3 фунта, подтвердить приверженность целям и ценностям Лейбористской партии, чтобы зарегистрироваться в качестве «сторонника» (supporter) партии. Статус сторонника партии, наряду с членом партии (full member) и членом аффилированного с партией профсоюза, наделяет его равным правом избрать лидера партии по системе альтернативного голосования. Верхушка партии рассчитывала тем самым потеснить левых, но добилась прямо противоположного, а в эмоциональном плане – шокирующего, результата.
Десятки тысяч людей левых взглядов зарегистрировались в качестве «3-фунтовых» сторонников партии или ее членов. Действительно, численность партии после майских парламентских выборов стремительно росла. К середине августа 2015 г. электорат приблизился к 611 тыс. человек[957].
Дж. Корбин получил 59,5 % голосов: почти половину голосов полных членов партии (49,5 %), около 60 % голосов членов профсоюзов, более 70 % голосов «3-фунтовых» сторонников партии, т. е. прежде всего благодаря сторонникам партии. Энди Бэрнхем (его ближайший соперник и представитель правого центра в партии), ранее считавшийся фаворитом, получил лишь 19 % голосов[958].
Дж. Корбин, депутат парламента с 1983 г. (более 500 раз голосовал против позиции своей партии)[959]. Его взгляды можно охарактеризовать как экономический этатизм и радикальный эгалитаризм. Неудивительно, что Д. Кэмерон и министр обороны в его правительстве М. Фэллон считали его «угрозой национальной безопасности страны»[960].
Причины победы Дж. Корбина объясняются социальным составом электората – это молодые люди с высшим образованием (слишком молодые, чтобы помнить о 18 годах партии в оппозиции). Избиратели Дж. Корбина по сравнению с избирателями других кандидатов – люди политически активные, левых взглядов, бескомпромиссные. Они не поддерживают авиаудары по Сирии, негативно относятся к институту монархии. Среди них меньше людей с доходом выше среднего (26 %) и высоким социальным статусом (36 %). Среди них вдвое больше тех, кто голосовал за либерал-демократов в 2010 г. (18 %), т. е. против лейбористов во главе с непопулярным Г. Брауном и за подававшего надежды Н. Клегга (лидера Партии либеральных демократов – ПЛД). Большинство из них считает США «самой большой угрозой миру (51 %) – среди сторонников Э. Бернхэма таких было 36 %. Идеалистов среди них также большинство (67 % присоединились к словам Дж. Леннона «Вы можете считать меня мечтателем»). Твердые левые составляют среди них большинство (74 %) в то время как в электорате Британии таковых лишь 14 %. Таким образом, сторонники Корбина – это коалиция «старых левых» и молодежи протеста, нон-конформистов, людей вдохновения, а не рацио. Отринув прагматизм, они требуют идейной альтернативы, пусть и не рассчитывая на перемены в стране[961].
Корбин выиграл, несмотря на то, что респонденты отмечали более высокий уровень компетентности у других кандидатов и их способность привести партию к победе на следующих выборах (хотя последнее качество не превышало 25 %). Корбин выиграл по моральным качествам – честный, принципиальный, мужественный