[569] и дал понять, что сам к этому непричастен. Затем зашла речь о д[окто]ре Г[еббельсе]. Мы сошлись во мнении – этот человек с моральной точки зрения представляет собой тяжелейшую проблему для н[ационал] – с[оциализма]. Г[иммлер] сообщил мне, что относительно спорного дела чешки Б[ааровой][570] заметил фюреру: «Вы знаете, тип таких людей, как д[окто]р Г[еббельс], был мне всегда чужд, тем не менее, я проявлял сдержанность в суждениях. Однако на сегодняшний день этого человека ненавидят в Германии более, чем кого – либо. Прежде мы ругали генеральных директоров – евреев, которые сексуально домогались подчиненных им женщин. А сегодня этим занимается д[окто]р Г[еббельс]. Ясно, что это происходит не по любви, а потому что он – мин[истр] проп[аганды]». – Фюрер пришел в ужас. Я рассказал Г[иммлеру] о случае, о котором мне стало известно от Ге[ринга] (его имя я не упоминал): таких случаев десятки. Женщины одна за другой дают показания о том, что их принуждали. У госпожи Г[еббельс][571] и в гестапо. Часть протоколов я передал фюреру.
Я: Все средства бессильны, фюрер, исходя из интересов государства, предпочел замять дело. Г[иммлер]: Госпожа Г[еббельс] дала согласие лишь на три месяца, она хочет попробовать еще раз. Однако на примирение это не похоже, в январе вопрос будет обсуждаться повторно.
Я: Но Г[еббельс] пишет книгу о фюрере: результат его ежедневного присутствия за одним столом с последним.
Г[иммлер]: Я не думаю, что фюрер даст разрешение на публикацию.
Я: Еврейский погром повредил репутации государства не меньше. Д[окто]р Г[еббельс], руководствуясь общ[ими] распоряжениями фюрера, санкционировал проведение акции от его имени. Приказ Геринга об отмене происходящего пришел слишком поздно. Ущерб, нанесенный народному имуществу, равен объему финансовых средств, собираемых «Зимней помощью» за два сезона: почти 600 миллионов!
Г[иммлер]: Да, а теперь все списывают на других.
Я: За все, что делает Г[еббельс], приходится платить нам. Это ужасно.
Мы были едины и в оценке ситуации, и в оценке личности этого человека. Д[окто]р Г[еббельс] в партии морально изолирован, его презирают. Он показал себя таким, каким я сумел разглядеть [его] еще 12 лет назад. У него нет товарищей, в том числе среди своих сотрудников, лишь ставленники или люди, которых удерживает на их постах долг.
Гёрлицер[572] на днях не смог скрыть оттенка презрения в голосе; Ханке[573] сообщил Урбану, что ощущает куда более тесную связь между собой и мной, нежели между собой и своим боссом. В кругах деятелей искусства царит единодушный гнев. Но в руках Г[еббельса] сосредоточены все рычаги исполнительной власти, и он без зазрения совести использует их с целью прославления своей персоны. Он полагает, что сумеет выстоять и задушить все здоровые начинания.
18.12.[1938]
Украинский вопрос занимает теперь умы всех политиков; каждый полагает, что разбирается в нем. Причем те, кто до недавнего времени не подозревал о его существовании, держатся так, словно изучили его вдоль и поперек – в их числе господин ф[он] Р[иббентроп]. Именно я около 12–15 лет тому назад ввел эту проблему в поле политической борьбы в Германии и произвел [теоретическое] обоснование исторических возможностей. Однако в ведомствах, которые занимались изучением большевизма и проч., до сегодняшнего дня были в ходу совершенно иные представления. В Министерстве проп[аганды] заседали антикоммунисты, однако они являлись сторонниками «единой национальной России» и на протяжении многих лет отравляли жизнь моим сотрудникам всеми мыслимыми способами. 16.12 после обеда у фюрера ко мне подошел Ханке. Он считает, что та деятельность Антикоминтерна[574],о которой его проинформировал Лейббрандт, должна быть прекращена – он лично позаботится об этом и приложит усилия к тесному сотрудничеству. Теперь ему точно известно, каковы соображения фюрера: они в точности соответствуют высказанным мной 15 лет назад… Просветление наступило далеко не сразу.
За обедом ф[он] Р[иббентроп] рассказал о карте, опубликованной в Б[ерлине] и подготовленной группой укр[аинцев]: граница неподалеку от Варшавы. Фюрер заказал ее для себя и задал относительно Украины кое-какие вопросы. – Я направил ему служебную записку, касающуюся конфликта с ОКВ. Оно намеревалось направить в укр[аинское] представительство в Б[ерлине] уроженца Польши. Мы полагали, что там должен работать некто с территории СССР, поскольку мы не можем позволить себе создать впечатление, будто мы сегодня поддерживаем антипольскую украинскую группировку (Ярый[575]). Адмирал Канарис пришел в возмущение: в результате нашего вмешательства его акция может оказаться под угрозой срыва. Ведь это, как он утверждает, его дело – очередная попытка вермахта заниматься чистой политикой в обход абвера, а также попытка оспорить и наши политические компетенции. Интересно, чем закончится эта маленькая, но имеющая характер принципиальной афера.
Три укр[аинских] министра из Карпато – У[краины][576] побывали в моем ведомстве. Я не захотел их принимать. Они были у д[окто]ра Л[ейббрандта] и просили передать мне благодарность от своего имени и от имени укр[аинского] народа, так как именно я указал Европе на укр[аинский] народ.
Д[окто]р Л[ейббрандт] представил отчет о поездке в Рим: Италия также наблюдает за Укр[аиной]. Старый д[окто]р Инсабато по-прежнему активен и склоняет Муссолини защитить карпато – укр[аинцев] от притязаний венгров, которые, заручившись нашей поддержкой, решили, что, смогут вернуть себе былое господство над прочими народами.
1939 год
6.2.[1939]
Доклады отнимают у меня теперь все больше и больше времени. Многие просьбы из провинции приходится отклонять, иначе справляться с ежедневной работой будет невозможно. Однако эти просьбы дают мне ощущение внутреннего удовлетворения: они доказывают, что моя борьба за дух и позицию партии уже сегодня принципиально увенчалась победой. Издевки «исполнительной власти» и моих завистников не смогли остановить этот процесс. Они и сами чувствуют это, а потому начинают проявлять «лояльность».
Январь: традиционный праздник в Липпе/Детмольд[577]. На следующий день вручение грамоты почетного гражданина – замечательная работа мастера – в Мюнстере и большая манифестация с участием 12 000 человек. Выступления гауляйтера и бургомистра отличались той внутренней порядочностью и стройностью, которые всегда были присущи д[окто]ру Мейеру[578]. Вечером католический Мюнстер, давний оплот Ватикана, приветствовал меня несмолкающими аплодисментами, которые говорят о том, что великий прорыв продолжается, и теперь остается лишь не допустить, чтобы навстречу хлынула вода. Чтобы господство Рима было сведено на нет, все бастионы должны быть разрушены до основания.
18 [января] совещание со Шварцем и Леем, посвященное Высшей школе. После некоторых препирательств старое предложение заменили моим, с одним дополнением, которое я одобрил из соображений лояльности к Лею.
23 [января] выступал с докладом перед командирами дивизий в Военном министерстве, а 4.2 выступал в Бад – Тёльце[579] перед 200 ротными командирами, приехавшими из разных уголков Рейха. Тема доклада: «Противоборствующие м[иро]в[оззрения] современности». Прямым текстом, но логически обоснованно. После сдержанности в начале слушатели согласились со мной. Здесь тоже необходима непрерывная работа: вермахт должен быть инструментом н[ационал] – с[оциалистического] м[иро]в[оззрения]. Руководитель учебных курсов вермахта – генерал Рейнике[580], был, как мне показалось, доволен. Перспектива на ближайшие годы: когда мы выполним свою задачу, эти офицеры будут направлены в наши учебные центры, а молодые н[ационал] – с[оциалисты] к ним в качестве призывников. Лишь тогда можно будет добиться сплоченности рядов.
4.2. Урбан вновь говорил с Ханке, который честно прилагает усилия к сотрудничеству. Он не преминул разоткровенничаться, когда У[рбан] упомянул о том, как ему непросто – ведь о докторе Г[еббельсе] все, начиная от гаулейтера и заканчивая уборщицей, высказываются в самом нелицеприятном свете. Ханке сказал, что собирался даже оставить свой пост. Фюрер был глубоко потрясен и заметил Ханке, что держит д[окто]ра Геббельса из государственно – политических соображений, в душе же он давно с ним покончил. Он знает, что поддерживает его в ущерб своей собственной репутации…
Каждый день мы наблюдаем этот гнойник на теле нашей революции, представляющий собой угрозу для здоровых тканей. У д[окто]ра Г[еббельса] нет ни одного друга, ни одного товарища, его собственные ставленники бранят его.
Д[окто]р Ф.[581] сказал мне на днях: за сексуальные домогательства со стороны начальника в адрес служащих женского пола полагается тюрьма. Д[окто]р Г[еббельс] в чине рейхсминистра совершал подобные проступки десятки раз и даже пытался втянуть в это Ханке. Все, чего он заслуживает, это презрение как реакция на это многолетнее вредительство и злоупотребление доверием, которое было оказано ему фюрером.
27.1. я выступал перед экономическими консультантами гау в Мюнхене. И здесь позиции укреплены, все единодушно меня поддерживают.
1.3.1939, вечер
Только что вернулся с приема, который фюрер ежегодно дает для дипломатического корпуса. Дарре рассказал мне следующее: на партийном приеме (25.2.) в Мюнхене Геббельс заявил – фюреру не подходит его образ жизни, – ему следовало задуматься над этим еще в 1924 году! И хотя мне известно о том, что у д[окто]ра Г[еббельса] гадкий характер, я был поражен откровенностью высказывания и поинтересовался, к кому именно Г[еббельс] обратил такие речи. Д[арре]: «[Слова были адресованы] моей жене и жене Керрла». Он позвал свою супругу, и та рассказала мне, что в Мюнхене д[окто]р Г[еббельс] заметил: о нем говорят так много, вместо этого следовало бы разрешить ему жить так, как ему хочется. Д[окто]р Лей, якобы, тоже заявил фюреру, что тому следовало задуматься еще в 1924 году, иначе выбор [Лея] пал бы на другую партию…!