Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории — страница 22 из 76

Музей истории и мужские тела

Две концепции квир-архива, представленные выше, имеют как точки соприкосновения, так и важные отличия. Первая версия, которую можно назвать «архивом-музеем», основывается на предпосылке принципиальной идентифицируемости определенного опыта, позволяющей этот опыт классифицировать, вписывать в существующий контекст и хранить для будущих поколений. Эта версия учитывает феминистское определение истории как большого нарратива, упустившего из виду часть общей картины, и предлагает внести в официальный архив альтернативную историческую запись о «неучтенном» опыте. Вторая версия квир-архива не предполагает идентификации какого-либо объекта как подходящего для архивации. Скорее эта версия основана на понимании того, что любой объект может быть проанализирован множеством разных способов, в том числе через «линзы» квир-теории. Это позволяет преодолеть протяженность времени и указывает на моментальность любого объекта, создаваемого сиюминутными условиями и интерпретациями и всегда открытого для новых прочтений. Я предлагаю посмотреть, как при помощи этих концепций можно описать разные формы манифестации сексуальности, существующие в современной России.

Первый мой пример связан с открывшимся в 2014 году «Музеем истории ЛГБТ в России». Он функционирует как онлайн-архив материалов о прошлом российских геев и лесбиянок323. Этот музей — структурированное по темам собрание информации, демонстрирующее, что у российского ЛГБТ-сообщества есть история. В противовес незамысловатому суждению о том, что геи и лесбиянки были завезены на территорию России «заморскими» врагами, архив локальной гей-истории рисует противоположную картину. Здесь собраны достоверные свидетельства повседневной жизни российских квир-субъектов на протяжении нескольких веков. Текущие смыслы, оформляющие сексуальный опыт российских граждан, разделяют сексуальность на «традиционную» и «нетрадиционную» через политические дискуссии и правовое регулирование324. Этот онлайн-музей вписывает ЛГБТ в историческую традицию — на сайте даже есть раздел «ЛГБТ традиции», прослеживающий укорененность существующих норм в прошлом.

Исторические материалы музея представляют собой публикации историков, журналистов и литераторов о событиях ЛГБТ-жизни в XIX веке, в советское время или в недавнем прошлом. Таким образом создается протяженность времени, маркируемого личным опытом прошлого геев и лесбиянок. Публикации позапрошлого века основаны на работе историков в официальных медицинских и полицейских архивах, однако музей также активно пользуется и неофициальными ЛГБТ-архивами активистов. Например, речь может идти об огромной и уникальной коллекции «Архива лесбиянок и геев», которую собирает Елена Гусятинская уже больше двадцати лет. Сюда включены среди прочего газеты и журналы для ЛГБТ, которые издавались маленькими тиражами или в самиздате и зачастую просто недоступны широкой публике.

В качестве примера я хотел бы рассмотреть одну из публикаций музея, рассказывающую об ЛГБТ-прессе 1990‐х годов. Этот пример позволяет хорошо передать характер возможного повествования идентитарной истории ЛГБТ в России, с одной стороны, а с другой — поставить теоретические вопросы о квир-архивировании. Обзор «Гей-пресса России в 1990–2000‐е годы»325, согласно тексту «архивной» записи, дает яркие примеры того, какие газеты издавались в разных регионах и городах страны для гомосексуальной аудитории до развития интернета. Это, конечно, не все публикации, касающиеся этой темы, но тем не менее виртуальная экспозиция оформлена так, чтобы показать широкую совокупность соответствующего архивного материала: от уголовной тематики до объявлений о знакомствах. Выбранные для демонстрации экспонаты предлагают читателям разные формы идентификации с материалом и воспроизводят конкретные нормы сообщества в их исторической форме. Так, страницы газеты «Голубок», издаваемой в Чите, представляют собой яркий пример относительно полного набора норм российского мужского гомосексуального сообщества. Здесь публикуются новости, эротические фотографии, объявления о вечеринках и дискотеках, реклама видеокассет с фильмами, которые можно заказать по почте из города Ангарска-13, поздравления с праздниками и объявления о знакомствах.

Первый номер газеты «Голубок» открывается приветствием редактора, в котором он радостно сообщает: «Коллектив нашей редакции приложил максимум усилий и вот результат — ты держишь в своих ручонках первый номер газеты для читинских гомосексуалистов. С чем тебя и поздравляю!»326 В этом высказывании отражается исторически конкретная форма мужской гомосексуальности, выраженная ныне устаревшим словом «гомосексуалист», использование которого сегодня уже не считается приемлемым в сообществе. Но важнее другое — та специфическая эстетика, в которой написана редакционная колонка: она в англоязычной литературе обозначается словом «camp» — китчевая эстетика субкультуры геев, популяризирующая гендерные перевоплощения, ироничный язык и «манерный» стиль. Однако кажущаяся «легкость» «кэмпа» дополняется политической повесткой угнетенной сексуальности. Так, открытие летнего сезона работы танцевального клуба «Голубая звезда», анонсируемое на первой странице газеты, приурочено к четвертой годовщине отмены статьи за «мужеложство». В ироничной манере этот день называется «Всероссийским праздником гомосексуалистов». Российская гей-идентичность того периода была бы неполной без отсылки к собственно сексу:

Женьке (221), Павлу Д., Джону, Вовчику (О-ля),

Юре (Якутск), Тёмке (Кр-к)

Люблю тебя, как рыба воду.

Люблю тебя, как зверь свободу.

Люблю тебя, как солнца свет.

А ты меня, наверно, нет?!

Игорь327

Эти стихи представлены в разделе «Happy Birthday» над фотографией мускулистого белого мужчины в нижнем белье, являющегося характерным объектом желания в гей-порно и эротике328. Текст стихотворения адресован сразу множеству мужчин из разных географических локаций. Если гей-идентичность обладает какими-то конкретными чертами, то помимо стилистической и политической составляющей к ним, безусловно, относят богатую парт­нерами сексуальную практику. Хотя опыт конкретных людей может не соответствовать этому образу, фонтанирующая сексуальность продолжает оставаться неотъемлемым культурным шаблоном гей-идентичности329.

Материалы «Голубка» заставляют историзировать гей-идентичность, помещать эту версию гомосексуальности в контекст российской повседневности конца 1990‐х годов — периода неконтролируемой сексуальной гласности. Сам факт существования газеты и представленные в ней материалы показывают, что российская гей-идентичность, несмотря на множественность ее наименования, существовала и обладала обычным набором характеристик: стилистическая субкультурная форма «кэмпа», политический компонент сопротивления прошлому угнетению и сексуальная составляющая. Это понимание гей-идентичности, представленное в музее ЛГБТ-истории, производит новые эффекты в нашем настоящем: она обладает неким подрывным потенциалом, поскольку оспаривает не только тезис об отсутствии геев в России, но и риторику сексуальной невинности российского общества, активно педалируемую сторонниками концепции «традиционной» сексуальности330. Газета «Голубок» явным образом демонстрирует иное видение России в контексте сексуальности.

Этот пример отсылает к конвенциональной версии архива, укорененного в стандартной структуре времени, где есть прошлое, настоящее и будущее, — временная протяженность, предполагающая развитие (в идеале от «плохого» к «хорошему»). Хотя это и конвенциональное понимание времени («не-квир»), тем не менее мы можем согласиться с Цветкович и Хальберстам в том, что архив такого рода тоже является в некотором смысле квир-архивом, поскольку не только воспроизводит нормы субкультуры и концепцию идентичности, но и производит эффект подрыва текущего состояния сексуального дискурса самим фактом демонстрации альтернативного опыта. Получается, что в сугубо гетеронормативном контексте, заданном текущей пуританской идеологией «традиционных ценностей», любая отличная форма сексуальности становится субверсивной.

Теперь я предлагаю рассмотреть другой пример, который намеренно не отсылает к ЛГБТ-тематике, но может быть интерпретирован как квир-архив в его второй версии, представленной выше. Для этого я хочу кратко проанализировать место сексуальности в художественном проекте Славы Могутина «Lost Boys»331. Что архивируется в этом квир-архиве?

«Lost Boys» — это серия фотографий мужчин, снятых в разном постсоветском антураже: на фоне изображений Ленина, в российских полуразрушенных подъездах, в интерьере неотремонтированных квартир многоэтажек. Хотя некоторые из этих фотографий имеют явные отсылки к сексуальности (изображение эрегированных половых органов, интимная близость), другие, напротив, не сексуальны каким-либо очевидным образом. Многие из героев фотографий одеты в военную форму или имеют элементы одежды, ассоциируемые с маскулинными насильственными субкультурами (неофашисты, хулиганы, футбольные фанаты). Эти снимки представляют нам картину, в которой сексуальность имеет определенные смысл и место, однако по отдельности некоторые из них никак не отсылают к сексуальности. Личность самого автора этих фотографий также предполагает, что квир-сексуальность — неотъемлемый элемент художественной задумки332. Иными словами, квир как часть работы Могутина в данном случае является результатом интерпретации — эффектом усилий, которые должен приложить зритель в подходящих контекстуальных условиях.

В таком случае «Lost Boys» — неминуемо сложный и неоднозначный, оспариваемый и открытый для разных прочтений проект сексуальности. К тому же сексуальность на этих фотографиях имеет эфемерное, не всегда отчетливо уловимое присутствие. Она материализуется в форме сию­минутного чувства того, что на фотографиях пре