417 (1917–1927), повлияли скорее на развитие сети краеведческих музеев, нежели на их экспозиционную политику. Так, выросло количество музеев (с 94 в предреволюционные годы до 576 в 1927 году). Однако до более поздних реформ они имели крайне хаотическое управление, иногда даже подчиняясь финансово независимым от государства организациям (например, музей в Якутске с 1917 года несколько лет находился под управлением независимого «Общества по изучению Сибири и улучшению ее быта»)418. Возросло количество музеев в национальных автономиях, причем как за счет того, что этнические меньшинства получили возможность сохранять культурные традиции после прекращения начатых в царское время процессов русификации, так и благодаря проводимой Советами политике национального строительства419. В 1927 году «золотой век» закончился решением III Всероссийской краеведческой конференции420 о передаче Центрального бюро краеведения под управление Наркомата просвещения. Кроме того, были изданы первые документы, на федеральном уровне регулирующие деятельность краеведов; начали появляться и первые документы, регламентирующие не только управленческую деятельность, но и непосредственно музейные экспозиции.
В результате уже к 1930 году Главное управление научными, научно-художественными и музейными учреждениями (Главнаука) издало методическое письмо «Об основных положениях работы и задачах краеведческого музея»421, в котором был прописан единый экспозиционный план. Отныне всем краеведческим музеям необходимо было иметь следующие отделы:
1) введение;
2) естественно-исторический (должен был представлять ландшафты через показ геологии, рельефа, животного мира и т. д.);
3) историко-культурный (демонстрировал развитие классовой борьбы на фоне сменяющих друг друга орудий труда и средств производства, а также связи между культурой и средствами производства);
4) строительства социализма.
Этот момент можно считать одним из наиболее важных в истории становления принципов краеведческих экспозиций. «Центр» не «услышал» провинцию и на долгое время подавил разнообразные локальные инициативы, начав вводить четкие правила, действующие на всей территории Советского Союза. Подобные инструкции были изданы на разных уровнях и незначительно отличались в зависимости от «подведомственной» каждому музею территории422. Можно сказать, что с этого момента краеведческие музеи официально потеряли автономию и возможность самостоятельно выстраивать экспозиционную политику.
В 1930 году произошло два важных для краеведения события423: состоялись IV Всероссийская краеведческая конференция и I Всероссийский музейный съезд. На конференции были окончательно обозначены различия между «старым» и «новым» — советским — краеведением и пути развития последнего. «Новое краеведение» должно было уйти от традиций «случайного любопытства прошлого»424, а также «изучать в качестве основного объекта комплекс явлений двух категорий в их взаимоотношении и диалектическом развитии, а именно: природу и общественную жизнь»425.
На I Всероссийском музейном съезде426 теоретик, практик и методист краеведения Натан Шнеерсон представил общие принципы функционирования «новых советских» краеведческих музеев. Помимо научных задач, которые заключались в выстраивании краеведческих работ согласно принципам диалектического материализма и нуждам социалистического строительства427, Шнеерсон также уточнил общие принципы построения экспозиций. Например, он говорил о построении в экспозиции искусственных бытовых комплексов, без которых «вся экспозиция музея является мертвой схемой»428.
В 1934 году было еще раз подчеркнуто, что в основе краеведческих экспозиций должны лежать принципы диалектического материализма как «единственного правильного метода, показывающего явления природы, социальные отношения и изменение природы волей и руками человека»429. Основной же целью краеведческого музея становилась демонстрация эволюции природы и человека и развития человеческого общества. Дореволюционные музеи показывали «старые диковины» по «систематическому принципу» и экспонировали «вещи, а не идеи, без связи», говоря «о прошлом, а не о будущем»430. Новые экспозиции имели «комплексную форму» (эпистема современности, по Фуко): демонстрируемые объекты были представлены «в отношениях» друг с другом и передавали скорее мысли, идеи и процессы (изба, интерьер или биогруппа в диораме)431. Впоследствии описанная выше четырехчастная структура экспозиций неоднократно критиковалась и уточнялась, однако в истории краеведческих музеев до сегодняшнего дня не было более крутого поворота, чем введение этой единой унифицированной системы.
В эти же годы мы встречаем замечания о влиянии музея на зрителя: так, в 1934 году подчеркивается, что «музейная экспозиция — могучее орудие пропаганды, более убедительное, чем книга или живое слово»432. То есть человеческий опыт и то, что зритель считывает в экспозиции, становится важным (чтобы не допустить возможных нежеланных трактовок). В целом строгие правила построения экспозиций включали в себя и режиссирование зрительского опыта, и невозможность допуска «неправильного» прочтения экспозиций. Контроль над зрительским опытом доходил до анекдотов: так, Александр Котс, один из авторов новых принципов построения подотдела о природе, в 1944 году критикует возможность использования «живых животных» в экспозициях. Его главным аргументом становится именно невозможность контроля над поведением животных и тем самым — над реакцией зрителя: «А животные могут выкинуть движения не предусмотренные никакими планами и тем самым только отвлечь массового зрителя от понимания экспоната. Можно уверенно сказать, что одно лишь кваканье лягушки или вылетевший из аквариума жук способны обесценить всю экспонатуру залы, приковав внимание массового зрителя к этим непредусмотренным программами просмотра эпизодам и сорвать сверхценность обобщающей его идеи»433. Этот кажущийся абсурдным комментарий хорошо иллюстрирует общую озабоченность советских практиков правильностью прочтения нарративов, созданных в краеведческих музеях, и недопустимостью создания «второго мнения».
Следующая важная реформа краеведческой сети и краеведения произошла в 1937 году, однако на музейную деятельность она оказала косвенное влияние, вызвав в основном институциональные изменения внутри сети (в частности, были ликвидированы практически все краеведческие общества). Со временем в большинстве музеев исчез отдел «Введение» — и экспозиция краеведческого музея приобрела свою ставшую классической форму:
1) «Природа» (строился по ландшафтному принципу, показывал взаимодействие человека с природой, связи между объектами живой природы в контексте теории эволюции Дарвина, а также полезные ресурсы края);
2) «История» (показывал участие края в событиях истории страны)434;
3) «Общество» (рассказывал об устройстве быта русских, культурной и общественной жизни)435.
Процесс централизации завершился в 1955 году, когда Центральный научно-исследовательский институт методов краеведческой работы436 был переименован в НИИ музееведения, а также претерпел ряд внутренних реформ, в результате которых краеведческие музеи стали менее управляемыми и контролируемыми центральной властью, перестали мыслиться как орудия пропаганды и проект советской власти по сбору данных437. Если до 1955 года (пока существовал государственный орган управления краеведением) дебаты и пересмотры принципов построения экспозиций присутствовали, то впоследствии попытки осмысления структуры краеведческих экспозиций, их региональной дифференциации и теоретических принципов, лежащих в их основе, практически сошли на нет.
Из-за устранения институциональной базы и отсутствия ее (и критического дискуссионного поля) в современной России комплексных попыток пересмотреть установившуюся централизованную систему построения экспозиций не осуществлялось. После 1955 года — и до сих пор — попыток переосмыслить краеведческие экспозиции и выработать альтернативные решения практически не наблюдалось.
Таким образом, сегодня большинство российских краеведческих музеев представляют информацию о регионе в формате, предложенном в 1930‐е годы, и отражают уровень знания и преобладающие теоретические концепции дисциплин того времени. В зависимости от отдела на экспозиционные принципы могли влиять доминирующие концепции в географии (ландшафтный подход, марксизм-ленинизм в приложении к географии, дарвинизм и антропоцентризм), политика СССР по отношению к малым народам (на отделы «Общество» и «История») и советская пропаганда (при показе исторического материала). Единственный поворот, который стоит отметить, — массовая десталинизация438 в 1955–1960 годы, затронувшая исторические отделы. Однако отделы, посвященные природе и обществу, по-прежнему строятся на теориях и концепциях, актуальных для 1930–1950‐х, но никак не 2000-x годов.
Отсутствие смены краеведческого дискурса также не привело к попыткам переосмыслить музейный опыт с точки зрения зрителя и внедрить какие-либо современные практики эмоционального вовлечения зрителя в экспозицию.
В следующем разделе рассмотрим несколько экспозиций из краеведческих музеев современной России, строящихся на этих же принципах.
Современные экспозиции краеведческих музеев
Выше была приведена краткая история становления экспозиционных принципов музейной работы краеведческой сети, которые зачастую превалируют и в современных краеведческих музеях. Убеждена, что основные принципы построения экспозиций — нарративы и зрительский опыт, создающиеся краеведческими музеями, — в основном не менялись с 1930–1950‐х годов. Однако при отсутствии действующих документов, регламентирующих экспозиционную политику современных краеведческих музеев, возникает методологическая сложность: история регулирующих документов заканчивается, возвращая нас к большому количеству локальных историй и уступая место децентрализованной системе (напоминающей дореволюционную), проанализировать которую довольно сложно. Анализ существующих локальных и региональных экспозиций ни в коем случае не должен быть экстраполирован на всю систему: мы не можем делать выводы о состоянии всей краеведческой музейной сети на основе нескольких примеров. Эти примеры скорее могут служить иллюстрацией и подтверждением выводов, сделанных при анализе эволюции институциональной сети краеведческого движения, которая утратила централизованное управление.