Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории — страница 29 из 76

Как уже упоминалось во введении, мною была проведена работа в двадцати двух краеведческих музеях России (три музея в Якутии, три — на Чукотке, четыре — в Пермском крае, четыре — в Томской области, пять — в Татарстане, три — в Тверской области). Экспозиция каждого из музеев была тщательно задокументирована и проанализирована, были выявлены основные теоретические принципы построения экспозиционных комплексов, а также задокументирован личный зрительский опыт и технологии эмоционального вовлечения зрителя в экспозицию. Формат данной статьи, к сожалению, не позволяет мне в полной мере изложить результаты проведенного анализа и осветить все исследованные экспозиции. Опираясь на выявленную в предыдущем разделе доминирующую экспозиционную структуру краеведческих музеев советского времени, продемонстрируем ряд наиболее характерных черт экспозиций современных краеведческих музеев439. Безусловно, существующая выборка не претендует на всеобъемлющий характер и не может использоваться для генерализации выводов на всю сеть краеведческих музеев. Однако приведенный выше анализ развития институциональной сети вокруг краеведческого движения позволяет нам с большой долей вероятности предположить небольшой потенциал развития альтернативных краеведческих нарративов440. Исключением является лишь музей в Анадыре, который был радикально перестроен в 2002 году.

Практически все музеи имеют структуру, довольно четко формирующую порядок прочтения экспозиции: залы пронумерованы, нарратив имеет линейный характер и заранее программирует последовательность посещения и осмотра залов и отдельных групп экспонатов. Многие музеи (Якутский, Томский, Казанский) не меняли здание с советских времен. Поэтому архитектура экспозиции и заложенный в ней порядок просмотра остались неизменными.

В отделе «Природа» доминируют принятые в 1930‐х комплексные, ландшафтные подходы к отображению природы. Эти принципы, демонстрирующие высокую степень заимствования краеведением основ советской географической школы, представляют «природу» набором дискретных ландшафтных зон, которые характеризуются рядом параметров (климатических, почвенных, растительных). Главные принципы, прослеживающиеся в исследованных музеях: антропоцентризм; крайне утилитарный подход к природе — как к источнику ресурсов и среде, формирующей и меняющей орудия человеческого труда и быта; дарвинизм и ландшафтный принцип как основа построения структуры экспозиции. В отдельных музеях некоторые из этих концепций доведены до абсурда.

Так, например, в Колпашевском краеведческом музее приведена схема комплексного использования кедровых лесов, то есть лес представлен исключительно как потенциальный источник ресурсов для человека. Животные представлены в виде созданных кураторами сценок, которые, видимо, отражают «характерное» поведение представителей фауны. Довольно часто встречается подразделение животных на «полезных» и «вредных» для человека, что подтверждает тезис об антропоцентризме экспозиций. Например, в музее в Казани представлено чучело огромной белуги и приведены характеристики этой рыбы как промысловой.

В исторических отделах современных краеведческих музеев наблюдается бóльшая неоднородность, чем в отделах природы. Как упоминалось выше, исторические рамки отделов «плавают» от показа исключительно XIX века (в музее города Калязин Тверской области) до 80‐х годов ХХ века (в Пермском музее). Нарративы же, которые они создают, варьируются от радикального переосмысления советской истории (Томский краеведческий музей и экспозиция «Сибирь вольная и невольная») до пассивной поддержки исторических отделов, сохранившихся с советского времени. Локальные нарративы обычно выстраиваются на фоне больших событий, доминирующим из которых в истории ХХ века становится Великая Отечественная война. Даже в регионах, которые оказались в тылу и практически не были задеты военными действиями (Республика Якутия), в экспозиции истории ХХ века доминирует ВОВ, а не, например, система лагерей ГУЛАГа, большое количество которых существовало в Якутии в это время.

Стоит отметить, что в отделах истории крайне редко встречаются архивные документы; их заменяют обобщения, авторские (кураторские) тексты, цитаты советских лидеров. Это продолжает программирование зрительского опыта и не дает возможности конструирования собственных выводов и заключений на основе архивных документов.

Отдел «Общество» претерпел максимальные изменения в общей структуре построения постоянной экспозиции краеведческого музея. Границы его экспозиций часто бывают размыты, или он может не фигурировать как отдельный отдел (например, в музее в Казани). Однако его смысловые элементы все равно присутствуют: в большинстве музеев представлены гендерные роли в обществе, отношение к малым народам (только в мультиэтнических регионах), религия, политический строй и т. д. В абсолютном большинстве исследованных музеев доминирует крайне патриархальный подход к изображению женщин и мужчин и их ролей в современном обществе. В музеях и регионах, в которых в значительной степени присутствуют другие этносы, кроме русских (например, Якутия, Татарстан, Чукотка), национальные меньшинства редко становятся частью отображаемого «общества», которое оказывается представлено русскими. Так, в Якутском музее для описания проживающих в регионе малых народностей Севера показаны четыре листа бумаги формата А4 с черно-белыми фотографиями и краткой справкой. В дальнейшем эти народности полностью исключены из контекста экспозиции. В регионах с более однородным этническим составом (Пермский край, Томская и Тверская области) другие этносы, проживающие на территории России или же локально в данном регионе, не представлены в экспозициях. Таким образом, краеведческие музеи функционируют как институты конструирования национальной идентичности.

Стоит заметить, что, несмотря на отсутствие концептуальных изменений, музеи чаще стали использовать современные технологические и экспозиционные средства, недоступные в советское время. В экспозиции Якутского музея использованы роботы, имитирующие жизнь до­исторических людей; в экспозиции музея города Березники вся экспозиция обновлена, внедрены интерактивные аудио- и видеоинсталляции, голограммы; в экспозицию Томского музея внедрены элементы игры для школьников и возможность тактильного опыта. Это производит двойственное впечатление. С одной стороны, безусловно, попытки внедрения современных средств создания «опыта», «эмоций» и дружественных зрителю экспозиционных методов делают музей ближе к зрителям — и их уровень «включения» в экспозицию возрастает. С другой — без радикальной смены нарратива современные средства выглядят странно на фоне сохранившейся советской повестки, которую они лишь усиливают441.

«Новое краеведение» и существующие альтернативные подходы к экспозициям краеведческих музеев

Отмеченная в статье ригидность принципов построения экспозиции влечет за собой гораздо более масштабные последствия, чем изношенность экспозиционного фонда или ветхость зданий. Огромная культурная сеть, определяющая идентичность регионов и играющая не последнюю роль в образовательной системе, транслирует крайне ограниченный и во многом неактуальный подход к изображению этого региона, формирует односторонний взгляд на репрезентацию истории, природы и общественных основ региона.

На этом фоне нельзя не отметить ряд существующих инициатив в области построения новых экспозиций в краеведческих музеях и переосмысления предлагаемых ими нарративов. Движение к переосмыслению понятия «краеведение» и предложения по смене экспозиций можно наблюдать с двух сторон: локальные инициативы со стороны самих краеведческих музеев и изменения, спровоцированные внешними агентами — будь то интервенции современных художников или начинания, предпринятые государственными фондами.

Так, например, конкурс Российского фонда культуры «Гений места. Новое краеведение»442 уже не первый год оказывает региональным музеям финансовую помощь в создании новых экспозиций. Фонд переосмысляет понятие «краеведение», вводит понятие «новое краеведение» в современный контекст и делает акцент на воспоминаниях людей, их биографиях, личной и семейной памяти. К сожалению, мне пока не удалось побывать ни в одном из поддержанных фондом музеев, чтобы оценить новые экспозиционные подходы, однако эта инициатива, безусловно, заслуживает пристального внимания. Заметны попытки диалога как со стороны сообщества современных художников — работы Владислава Ефимова, Павла Отдельнова, выставки, инициируемые Волго-Вятским филиалом Государственного центра современного искусства в составе РОСИЗО443, — так и со стороны музейного сообщества (например, в недавнем интервью «Коммерсанту» Александра Селиванова говорила о Музее авангарда на Шаболовке как о краеведческом444). Безусловно, привлечение современных художников важно и потому, что советская срежиссированность опыта посещения краеведческого музея ослабевает, уступая множественности восприятия и трактовок художественных интервенций.

Нельзя не отметить перемены, происходящие в Томском краеведческом музее. Выставка «Сибиряки вольные и невольные», поддержанная Фондом Владимира Потанина, является примером локальной инициативы по пересмотру доминирующего исторического дискурса. Экспозиция на основе архивных документов современными средствами выстраивает историю ссыльных семей в регионе. Выставка построена вокруг «столыпинского вагона», в который зрители могут войти, чтобы ощутить условия пересылки заключенных. Смена исторического дискурса происходит и в филиале Томского краеведческого музея — «Следственной тюрьме НКВД». Экспозиция, расположенная непосредственно внутри бывшей тюрьмы, помимо фактологической (архивной) части, имеет часть, направленную на создание у зрителя опыта посещения тюремной камеры. Тем самым зритель получает не только доступ непосредственно к документам (что само по себе редкость), но и телесный опыт.

Помимо прочего, необходимо создание открытого поля для дискуссий о кардинальном изменении принципов экспонирования краеведческого материала. Уже сейчас существуют музеи, которые, осознавая эту проблему, трансформируются: Томский областной краеведческий музей, Чукотский окружной краеведческий музей в Анадыре, Приморский государственный объединенный музей имени В. К. Арсеньева во Владивостоке и многие другие. Одно из самых радикальных преобразований принципов построения постоянной экспозиции в краеведческом музее произошло в 2002 году в музее в Анадыре. Классическая трехчастная система была заменена на серию экспозиционных блоков, призванных отобразить разные стороны жизни современной Чукотки. Экспозиция была предложена командой специалистов из Москвы, что можно расценивать как продолжение подавления локальных инициатив «центром» и навязывание им определенного нарратива «периферии». Несмотря на новизну подходов и выбора визуальных средств экспозиции, декодировать заложенные в ней нарративы и принципы оказывается сложной задачей.