Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории — страница 37 из 76

Свой бомбомет Василевский придумал за ночь из подручных средств, которые были в штабе. Он состоял из стакана, вделанного в деревянный брусок и притянутого проволокой или железным хомутом, а для придания угла возвышения подкладывался поперечный брусок, — [рассказал на вернисаже куратор] Федор Зорин. — Представляете, за ночь изготовили шесть таких бомбометов и уже утром открыли огонь по германским окопам512.

Известно, что Первая мировая — это время появления совершенно нового типа оружия и предметов военного быта, но с сохранением многих уже существовавших ранее элементов. Эта пограничная ситуация перехода от старого к новому миру способствовала тому, что сохранился обширный предметный ряд, в том числе предметы, которые были в использовании не так долго и которые современный человек видеть не привык. Судя по отзывам посетителей, сильное впечатление произвели такие неожиданные предметы, как «противопехотный капкан», а также сосуществование в витринах «современных» предметов несовременного вида (гранаты и противогазы) наряду с саб­лями и шашками, напоминающими скорее о XIX веке.

Оружие является одним из экспонатов, интересующих посетителей именно своей подлинностью. Интерес к осмотру подлинного оружия в музее объясняется или профессией посетителя (историк, инженер, военный), или местом жительства туриста (бывшие закрытые города, работавшие на военно-промышленный комплекс), или любительским интересом к военной истории. У знатоков оружия, встреченных в Артиллерийском музее, было несколько целей: посмотреть в реальности на оружие, которое они до этого видели только на фотографиях, получить дополнительную информацию о его технических характеристиках, обнаружить новый вид оружия, который они до этого еще не видели, прийти в компании друзей для совместного обсуждения, сфотографировать предметы, чтобы вывесить фотографии в блогах для виртуальных друзей. На форуме Guns.ru любители оружия из небольших городов ждут с нетерпением фоторепортажей из Петербурга и Москвы: «Господа, если не будет трудно побольше фоток с выставки накидать. Желательно некоторые модели крупным планом. А то у нас таких музеев нет с боевой техникой и оружием»513.

Во всем мире в последние двадцать лет изменилось отношение к экспозиции предметов быта Первой мировой. Английские исследователи отмечают, что долгие годы экспонировались в основном оружие и военная форма514. Многие предметы, а также ряд тем (военнопленные, дезертирство, гендерный аспект войны) музеями не показывались и не обсуждались. «Эмоциональный поворот» в музейном деле, как и открытие новых тем в историографии войны, сказались на том, какие предметы считаются достойными показа. По мере того как политическая история войны стала уступать место социальной истории и микроистории, повысилась ценность других артефактов — прежде всего личных вещей военных, в результате чего они стали все больше появляться в музеях. В России, поскольку политическая, социальная и культурная истории Первой мировой войны вернулись в музейное пространство одновременно, посетители увидели сразу весь спектр военной и гражданской материальной культуры начала ХХ века.

Интересным примером передачи смыслов посредством группировки, презентации и контекстуализации предметов военного быта была выставка «Великая война» в Новом выставочном зале Музея городской скульптуры в Петербурге — кураторский проект, представивший предметы как из музеев, так и из частных собраний515. История этого проекта и результаты его реализации, рассказанные в интервью его создателем Алексеем Арановичем, ставят много вопросов об «эмоциональном музее», эмоциональном восприятии вещественно-бытовой среды периода Первой мировой войны и о том, как вещи, подлинные и неподлинные, могут быть проводниками исторического знания.

Алексей Аранович, доктор исторических наук, специалист по Первой мировой войне и по истории костюма, является президентом санкт-петербургского Военно-исторического общества, которое объединяет как профессиональных историков, так и любителей и специализируется с начала 1990‐х годов на исторической реконструкции. Специалист широкого профиля, Аранович является преподавателем, автором исторических публикаций, изготовителем костюмов с использованием специальных технологий, организатором и режиссером батальных сцен на местах сражений. В период столетнего юбилея он участвовал в организации двух выставок, в Петербурге и в Гусеве (Гумбиннене), и реконструкторских спектаклей, среди которых реконструкция Гумбинненского сражения на месте битвы при участии пятисот человек из разных городов и стран и семидесяти тысяч зрителей516. Осуществляя деятельность по изучению и популяризации Первой мировой в разных направлениях и для разной аудитории, он имеет компетентное мнение по поводу того, как предметы, связанные с этой войной, могут быть проводниками исторического знания.

Центром притяжения для посетителя куратор считает вещи с биографией, которые показывают, как большая история пересекает жизнь человека. На выставке «Великая война» были показаны эполеты кайзера Вильгельма II, который до войны был шефом двух русских полков. Генерал-фельдмаршальские эполеты кайзера под шефский мундир 85-го пехотного Выборгского полка конца 1880‐х годов символизируют одновременно слом в биографии отдельного человека и искусственность разрыва между элитами воюющих стран, внезапное превращение во врага того, кто был в качестве родственника царя близок к Императорскому двору.

Помимо этого, на выставке «Великая война» важным моментом была композиция предметов — то, как они расположены в пространстве музея. Именно конфигурация предметов отражала основную идею выставки.

Возникла идея показать, что мир изменился в Первую мировую. И мы создали два блока. Один блок самых ярких предметов кануна войны. И другой зал — образ войны. Тут уже страшные вещи, которые появляются в войну. Обезличенность войны, с одной стороны. Все ужасы войны. Колючая проволока, газовая атака. Вот на контрасте. <…> Была изначально заложенная композиционная идея. Что мы хотим на выходе получить. Какие ощущения… Мы знали, что люди придут в первый зал, там расшитые золотом мундиры придворные. Как было до войны. И ты им объясняешь, что вот через день уже все по-другому. <…> Помните: «нет страшнее толпы, чем толпа цвета хаки». Вот у нас в одном зале расшитые золотом яркие мундиры, лейб-гвардии семеновского полка, преображенского, измайловского, кавалергардского. А в следующем зале — те же эти полки, только они все одинаковые. Очень сложно понять, кто есть кто, потому что они все одинаковые. <…> Это была первая война, которая была столь масштабной. Она превратилась из войны армий в войны вооруженных народов. Вот на контрасте важно было показать сломавшийся мир. Первое августа, это та реперная точка. Мир «до» и мир «после». Мир уже совершенно другой с точки зрения восприятия мира, с точки зрения организации мира517.

Алексей Аранович отметил также, что существенным фактором для того, чтобы установить эмоциональную связь между экспонатом и посетителем, являются культурные референции и ассоциации, связанные с выставленными вещами:

Конечно, всех поражали парадные камердинерские мундиры. Они как раз создавали эмоциональный фон России. Мне не нравится этот казенный термин «Россия, которую мы потеряли», но… помните картину «Заседание Государственного совета», где там все в таких мундирах? <…> Есть предметы, которые всех поражают, потому что мы о них знаем, они у нас ассоциации вызывают. Вот тужурка 1888 года. В такой тужурке Государь император изображен на серовском портрете. Портрет с Александрой Федоровной императрицей. Любил государь император такую простую одежду. Очень высокий эмоциональный ряд сразу возникает. Также эмоциональную реакцию вызывали образки, выкопанные на местах боев518.

Являясь одновременно профессиональным историком и реконструктором, Аранович в своей деятельности стремится «совместить две задачи, научно-историческую работу и living history». По его мнению, «живая история — это одна из форм привлечения людей к теме, и [один из способов] глубокого изучения темы». Неподлинные предметы играют свою особую роль и в понимании, и в популяризации Первой мировой:

Я не считаю, что реконструкция — это только игровые моменты. Это то, что называется «прикладные исторические исследования». <…> Фундаментальные направления исторической науки позволяют реконструировать исторические события на глобальном уровне, а прикладные исторические исследования, в частности историческая реконструкция, позволяют это сделать на микроуровне. На уровне жизни человека. Какого-то подразделения. Небольшой общности. Взвод, отделение, рота — это общность людей. Прикладные исторические исследования позволяют понять некоторые явления, которые для нас, если не прощупать все это, непостигаемы, невозможны с точки зрения понимания. Мы мыслим категориями человека XXI века, а реконструкция позволяет нам в какой-то мере построить модель человека конца XIX — начала XX века. Можно пощупать материал, надеть на себя, фактуру понять519.

В настоящее время существуют разные формы сотрудничества между реконструкторами и музеями. Помимо предоставления предметов быта для выставок, в период юбилея реконструкторы участвовали в событиях, являвшихся частью культурной программы музеев, демонстрируя применение оружия или военной радиосвязи. Тем не менее присутствие в музеях новых предметов не лишает подлинные экспонаты ауры.

Особенная значимость подлинных предметов по сравнению с копиями заключается в том, что они свидетельствуют об эмоциональном состоянии человека на войне. Как отмечает Аннетт Беккер, подлинные личные вещи, принадлежавшие военным, имеют особую ценность как музейный предмет благодаря их невоспроизводимости в значении Вальтера Беньямина. Смысл выставленной вещи в том, что она привязана к времени и месту ее использования. Вещь, прошедшая войну, отражает мысли, чувства, эмоции (национальную гордость, стыд у военнопленных, ожидание любви, скуку). Беккер приводит в качестве примера принадлежавший военнопленному швейный набор, выставленный в историале в Перроне (Франция). Обычно швейный набор не является типичным атрибутом мужчины. Однако для военнопленного поддержание в порядке военной формы выступает продолжением борьбы, поскольку форма символизирует принадлежность к нации. Поэтому иголка с ниткой репрезентирует и прод