олжающуюся борьбу с врагом. Но она символизирует и своеобразный досуг, поскольку с помощью этого же инструмента пленные вышивали макраме вокруг фотографий любимых женщин. Иголки с нитками часто упоминались пленными в письмах как свидетельства их особой жизненной ситуации520.
Послание музейных предметов публике в контексте юбилея заключается также в том, каким образом они коррелируют с «сувенирами», оставшимися от войны и хранящимися у людей дома, и, соответственно, с семейной памятью. Значимость этой корреляции мы видим, например, в ходе празднования годовщины победы во Второй мировой войне 9 мая, когда награды и другие реликвии в той или иной форме «выходят» из домов в публичное пространство. В Великобритании и многих других европейских странах семьи хранят различные предметы, оставшиеся от Первой мировой или напоминающие о ней. Помимо подлинных реликвий и личных вещей ветеранов, в домах хранится утварь и посуда, отсылающая к военному быту, например вазы, изготовленные в послевоенные годы из снарядов. Согласно британским антропологам, вещи создавали «мост памяти» между военным и послевоенным периодами, являясь модераторами отношений между живыми и убитыми521. Между музейными предметами и семейными реликвиями, таким образом, существует тесная связь.
Что касается ситуации в России, то музейным предметом, который напоминает о семейных реликвиях, является, по-видимому, лишь фотография. Других примеров посетители музеев не приводили. В силу различных обстоятельств ХХ века — миграций, репрессий, потери имущества — сувениры Первой мировой были утеряны или же была забыта генеалогия этих вещей, в результате чего существует достаточно большой разрыв между музейной предметной средой и семейной.
Эмоции современников войны в текстуальных и визуальных документах 1914–1918 годов
Благодаря эмоциональному повороту в социальных науках был сформулирован тезис, что преобладание определенных эмоций в обществе может обусловить установление в нем политического и социального порядка, соответствующего этим эмоциям522. Следуя этой логике, можно предположить, что эмоции современников войны — это ключ к пониманию политических событий периода 1914–1918 годов. Поэтому большое значение имеют документы, свидетельствующие о мыслях, чувствах, переживаниях, надеждах, страхе, гневе, любви и ненависти на фронте и в тылу; документы, которые посетитель может сам прочитать и интерпретировать. Показ таких документов на выставках может позволить ему самому вступить в диалог с современниками.
Наибольшее количество отобранных кураторами текстуальных и визуальных документов (письма, открытки, плакаты, фотографии, распоряжения муниципалитетов, афиши культурных событий) иллюстрирует тему патриотического подъема элит и всего населения в первые два года войны, который проявлялся прежде всего в благотворительности.
Выставка «Москва в годы Первой мировой войны» в Музее Москвы была посвящена благотворительной деятельности москвичей. В начале войны Москву охватила филантропическая лихорадка. В частных домах, учебных заведениях, театрах были организованы лазареты для раненых. Собирались деньги и вещи для фронта и всех нуждающихся. «Кружечный сбор» денег «на табак солдату», на борьбу с чахоткой и в помощь беспризорникам позволял собирать по копейке немалые суммы. Значительное место на выставке занял показ «Фургонного сбора», осуществлявшегося в городе на протяжении пяти недель. К каждому дому в определенный день и час подъезжал запряженный лошадью фургон или даже автомобиль, куда можно было положить все, «что может напитать и утешить раненого». Внимание большинства посетителей привлек наиболее заметный объект на выставке — фургон Ford, с помощью которого собирали вещи523.
Музеи бывшей имперской столицы уделили теме благотворительности еще большее место. На выставке «Петроградский дневник», представленной в Особняке Румянцева, специальный раздел был посвящен военно-санитарным поездам, которые организовывали на свои средства состоятельные горожане, члены императорской семьи и представители высшей аристократии. Одна из владельцев особняка Дарья Лейхтенбергская (1869–1937) организовала санитарный поезд и сама отправилась на Юго-Восточный фронт. В самом здании особняка в годы войны находился лазарет артистов императорских театров. На фотографии, экспонировавшейся на выставке, были запечатлены артисты Мария Савина, Владимир Теляковский, Юрий Юрьев в день открытия лазарета. На выставке реконструирован быт лазарета с использованием подлинных предметов и военной формы, произведенной реконструкторами.
Музей-квартира Александра Блока сделала акцент на благотворительных концертах, спектаклях и поэтических чтениях, в которых участвовали деятели культуры. Благотворительная деятельность русской аристократии, в том числе царской семьи, в госпиталях и в Красном Кресте была показана на выставке «Эра милосердия», организованной в Конюшенном корпусе Центрального парка культуры и отдыха им. С. М. Кирова. На выставке Русского музея «Первая мировая война. 1914–1918» смысловой доминантой стало участие художников в создании патриотического дискурса. Как показано и в этом и в других музеях, благотворительные акции военного периода были немыслимы без визуальной агитации524.
Тема благотворительности военного периода интересна сегодня именно своими деталями, формами этой деятельности, которые сегодня уже не существуют или видоизменились до неузнаваемости. Количественное преобладание материалов, связанных с патриотическим подъемом, объясняется обилием этой продукции в период войны, но отражает и общую ориентацию государственной исторической политики нашего времени, на которую ориентируются музеи в своей работе. Агитационно-благотворительная визуальная продукция является консенсусным экспонатом, достаточно интересным и экзотичным, чтобы заинтересовать публику, и прекрасно иллюстрирующим правительственный юбилейный дискурс. Тем не менее российские музеи делают свои выставки таким образом, что они видятся по-разному при беглом и при внимательном просмотрах. Например, выставка «Первая мировая война. 1914–1918» в Русском музее была посвящена произведениям, созданным в военные годы, и, соответственно, отражала все художественные тенденции этого периода. Визуально на ней доминировала агитационно-патриотическая художественная продукция. Однако текст аудиогида и каталог уделяли много внимания всем остальным художественным направлениям, что позволяло заинтересованному посетителю выстроить иначе свой визит и получить более объемное — и совершенно иное — представление о настрое современников.
Отметим, что тема патриотизма и благотворительности, занявшая столь важное место в российских музеях, была мало отражена на аналогичных европейских выставках, что показывает, что в европейских странах существует иной запрос общества и государства, иной социальный консенсус по поводу того, какие экспонаты имеют первоочередное значение для широкой публики.
Из исторических публикаций и мемуаров известно, что энтузиазм первых месяцев войны в дальнейшем уступил место другим эмоциям. То, как постепенно уходил из общества патриотический подъем, уступая место безразличию и нигилизму, осталось за кадром российских выставок. Также мало отражения нашли пацифизм и антивоенные настроения части интеллигенции, особенно ее левого крыла525. На европейских выставках, наоборот, уделяется значительное внимание критике войны, страданиям и разочарованиям военных и мирного населения, изнуренных долгими годами лишений и ограничений.
Также на российских выставках чаще, чем на европейских, присутствовали визуальные и текстуальные свидетельства эпохи, связанные с религиозными чувствами военных и с присутствием церкви на фронте. Развивая идею Софи Ваниш о том, что исторический музей музеализирует не историческое знание, а символические системы, можно заметить, что «православная вера» является (наряду со значимостью фигуры царя) одним из символов, усиленных и закрепленных во время юбилея. Многие выставки содержали экспонаты, намекающие на религиозность элит и народа, причем обычно это была не содержательная презентация, а именно намек на то, что это важно. Эта непроговоренность и молчаливое присутствие на стенах, как бы самоочевидность икон или знамен с девизом «С нами Бог» позволяют институционализировать значимость религиозности через выставочные проекты. При показе музеями религиозности народа и религиозных символов, как и в случае с «героизмом», наблюдается нехватка дистанции по отношению к языку современников.
В отличие от этих повсеместных намеков, специализированная выставка в Музее истории религии, посвященная роли Русской православной церкви в событиях начала ХХ века, очень четко продемонстрировала определенную роль священников как профессионального корпуса в армии, а также весь сложный спектр верований, бытовавших на фронте526.
Выставленные экспонаты открывали малоизвестные стороны войны как морального противостояния. В России, как и в других странах, на фронтах были распространены, помимо христианского мистицизма, различные суеверия, вера в сверхъестественные явления, наличие в полках маскотов527, амулетов и чудотворных икон. Военные считали, что высшие силы на их стороне; солдаты воспринимали необычные явления как «знамения» и верили, что смертельно раненым воинам «является господь». На выставке в Музее истории религии был также сделан сравнительный анализ «явления ангелов» во время сражения при Монсе (Франция) и явления русским солдатам Восточного фронта Божией Матери осенью 1914 года перед битвой под городом Августов (Сувалкская губерния Российской империи).
В ситуации падения морального духа войск вследствие отступлений и потерь задача влияния на умы солдат была возложена на полковых священников. Им предписывалось «вести отечески простые задушевные беседы с нижними чинами, наблюдая за слабейшими и поддерживая их» и убеждать, «что каждый шаг неприятеля вперед ослабляет его, что впереди у нас множество сил и средств, тогда как неприятель мобилизовал свои силы и теперь расходует последние свои резервы»