Политика аффекта. Музей как пространство публичной истории — страница 39 из 76

528. Мы видим на этом примере возможность показа церкви, священников и паствы в музее как определенной исторической конфигурации, а не как вневременного внеисторичного намека на божественное присутствие.

Отметим также, что в музеях Москвы и Петербурга за редким исключением не было отражено участие мусульманского населения империи в войне, хотя ситуация военных-мусульман была еще сложнее, чем православных529. Конечно, эта тема была отражена в региональных музеях, но молчание на эту тему в бывшей и нынешней столицах указывает на то, что наследие Российской империи показывается как русское и православное. Вопрос об участии мусульман в войне является также неоднозначным и даже конфликтным для региональных элит, поэтому его освещение еще ждет своего часа.

Самым универсальным способом передачи эмоций современников войны оказались фотографии эпохи. Фотография — документ, интересный, понятный и доступный посетителям всех возрастов, мужчинам и женщинам, вне зависимости от их уровня образования и знания военной истории. Фотографии были представлены почти на всех выставках.

Самая крупная специализированная выставка фотографий периода 1914–1918 годов из разных стран была организована Мультимедиа Арт Музеем (МАММ/Московский дом фотографии). Она была показана в Москве и в нескольких городах Поволжья. На выставке были представлены сотни фотографий из музеев и частных коллекций и другие аудио- и видеосвидетельства. В публикациях журналистов, пишущих о выставках, проскальзывала мысль, что фотографии наряду с аудиозаписями, возможно, наилучшим образом передают эмоции современников:

Эта выставка была одной из первых, открытых в Москве к 100-летию начала войны, и остается одной из самых интересных, «личных», «эмоциональных». <…> Все это помогает видеть и слышать войну так, как ее видели и слышали люди, жившие в эти годы и в ней непосредственно участвовавшие530.

Фотографии описывали многие аспекты военного быта (окопы, поля сражений, быт солдат, развлечения и досуг на фронте, лазареты, лагеря военнопленных, заводы, разоренные деревни). Если Дом фотографии выставил зарубежные фотодокументы, то Музей артиллерии показал фотографии, сделанные в российских военных частях531. Фронтовые репортажные фотографии российских фотографов носили в основном постановочный характер. Тем не менее и постановочные фотографии способны передать ощущение тягот военного быта как в землянках, так и в лазаретах. Посетители отмечали в интервью, во-первых, лица современников войны («совсем другие лица»), во-вторых, понимание того, что многие из изображенных людей не пережили войну. Произвел впечатление и полевой быт, трудности которого посетитель способен легко домыслить. Также фотографии в большей степени, чем другие предметы, напоминали о семейных историях:

Во-первых, уровень этих фотографий меня очень удивил. Они очень хорошего качества и, в общем, достаточно разнообразные. Особенно удивила фотография с аэроплана. Очень было интересно смотреть «женский батальон», где я никак не могла увидеть женщин. Потом есть вещи, которые накладываются на семейный контекст. Например, моя бабушка работала в Красном Кресте. И вот я увидела там медсестер. У нас дома есть фотография — она в таком же облачении. Тоже она в 1914 году где-то на турецкой границе работала, где-то там. И я увидела таких вот медсестер и подумала, что вот, это как-то координируется с тем, что я видела и слышала дома (женщина, 67 лет, высшее образование, биолог).

Придание смысла опыту переживания войны через обращение к литературе и к поэзии Серебряного века

«Приближался не календарный — настоящий двадцатый век», — из динамика на входе в зал выставки в МАММ на шестом этаже звучит хрипловатый голос Ахматовой. Строки «Поэмы без героя», написанной Анной Андреевной о предреволюционных — и предвоенных — годах, размеренно читаемые автором — словно эпиграф к экспозиции музея о Первой мировой532.

Во многих выставочных пространствах в той или иной форме присутствовала поэзия Серебряного века. Строки из стихов Анны Ахматовой, Александра Блока, Николая Гумилева, Сергея Есенина использовались в названии выставок533, они были написаны на стенах или звучали из репродукторов. Биографии поэтов и создание стихов в период войны также были предметом показа. Весомое присутствие поэзии было оригинальной чертой российских выставок по сравнению с европейскими и общей нитью, которая связывала выставки между собой.

Присутствие стихотворных строк придавало выставкам эмоциональность. Помимо этого, оно вписывало переживания, связанные с Первой мировой войной, в контекст всей русской культуры, напоминая о том, что эта война хоть и была забытой в политике, но оставила след в культурной памяти.

Вкрапления поэзии составляли интересный контрапункт визуальным и текстуальным свидетельствам патриотического порыва, усложняя месседж выставок и погружая посетителей в атмосферу смутных предчувствий. Однако эти намеки были значимы в основном для тех, кто мог их понять и вспомнить за строчкой все стихотворение. Они обращались именно к тому типу посетителя, с которым у музея существует интимная связь и чьим мнением музеи особенно дорожат. Апелляция к поэзии придавала смысл переживанию войны и выводила тему Первой мировой за пределы сиюминутных политических задач и интерпретаций.

Использование русской поэзии музеями не совпадало с теми литературными референциями, которые спонтанно выдавали посетители. Они знают эту войну в основном благодаря иностранной литературе, и именно она является для них источником представлений об эмоциях современников. Были упомянуты Эрих Мария Ремарк, Генрих Белль, Эрнест Хемингуэй, Ричард Олдингтон, Луи-Фердинанд Селин. На основе чтения книг эти посетители формулировали запрос к выставкам:

Меня интересует, где правда. Вот есть романы, посвященные Первой мировой войне, где все красиво. Все ходят в атаку… А у Ремарка все другое. «На Западном фронте без перемен» и продолжение — «Возвращение». Там другое. Возвращаются солдаты, и слепые, и калеки. И еще потом в Германии революция. И в Россия была революция. Страшное время и для Германии, и для России. Все люди воевали за свободу. И Ремарк писал, что он воевал за свободу. И французы воевали за свободу. Но цена… мне кажется, что не должна была быть заплачена такая цена (мужчина, высшее образование, 23 года, аспирант, историк).

На этом и других примерах видно, что музейная презентация темы в юбилейный период многослойна, поскольку музеи имеют несколько функций и адресатов. Как государственные институции музеи находятся в диалоге с государственной исторической политикой, но они также находятся в диалоге с гражданским обществом, городской интеллигенцией и туристической индустрией. Познание и осмысление войны через литературу и поэзию свойственно не самой многочисленной, но значимой части аудитории, и музеи ищут способы обращения к ней.

Восприятие выставок посетителями

Восприятие юбилейных культурных событий публикой изучалось социологами в разных странах. Французский проект, называвшийся «Коммеморация на практике», поставил своей целью понять, какое влияние оказывали юбилейные события 2014 года на публику, каким образом люди «практикуют» коммеморацию, в частности, как они смотрят музейные выставки534. Исследования продемонстрировали, что восприятие как выставок в целом, так и каждого экспоната по отдельности определяется исключительно жизненным опытом человека и его культурным горизонтом. Послание выставки усваивается лишь частично, оно понимается всегда по-разному, проходя через призму восприятия посетителя, и вполне может превратиться в свою противоположность. Например, Жанна Тебуль и Сильвен Антишан проводили исследования на выставке «Фронтовики Изера» в Музее сопротивления в Гренобле, опрашивая посетителей у витрины, где были выставлены личные вещи летчика Адольфа Селестена Пегу, погибшего в бою в 1915 году. Они получили целый спектр различных ответов касательно смысла выставленных предметов, и эти ответы невозможно свести к общему знаменателю535. Также опрос на выставке «Взгляд с фронта. Репрезентации Первой мировой» в Музее армии в Париже показал, что одни посетители видят смысл выставки в том, чтобы «гордиться Францией», потому что «патриотизм по-прежнему очень важен», а другие считают ее очередным подтверждением необходимости создания общей Европы536.

Мой опрос посетителей выставок в Музее артиллерии в Санкт-Петербурге и анализ книг отзывов позволяет сделать аналогичный вывод. Для того чтобы придать смысл тому, что они видят и слышат, посетители мобилизуют самые разные познания, не обязательно связанные с прошлым и историей: недавно просмотренные телепередачи, зарубежные романы о Первой мировой войне, фильмы о Второй мировой, профессиональный опыт, личный опыт, семейную историю, свою и чужую гендерную принадлежность, собственное мнение о политической ситуации в мире. Спектр зрительских ассоциаций оказывается бесконечным и может быть в большей или меньшей степени далек от послания и содержания выставки.

Один и тот же посетитель может ответить противоположным образом или во всяком случае очень по-разному, в зависимости от того, как сформулирован вопрос. Отвечая на вопросы общего характера — «О чем эта выставка?», «Каково в целом послание выставки?», «Для чего нужны такие выставки?», «Какова социальная функция подобных выставок?», — посетители вспоминали медийный юбилейный дискурс о Первой мировой, а также о текущей политической ситуации, который различался в зависимости от их источников информации. Выставка являлась, таким образом, лишь предлогом для того, чтобы утвердить существовавшее до этого политическое мнение. Неудивительно, что при ответе на приведенные выше вопросы посетители разделились на две категории: патриотически настроенные граждане, которые при виде экспонатов испытывали гордость за Россию и ее военную доблесть, и пацифисты, которые обращали внимание на численность потерь, ошибки командования, (не)обоснованность участия в конфликте, тяготы любой войны для населения.