Радость, наслаждение, любовь, счастье, интерес испытала я при встрече с Вами и Вашими героями… (30.01.98)676.
Потрясающе! Создается впечатление, что я не в музее, а действительно попал в старину! Освещение в подвале словно переносит на века назад. Боярыня — как настоящая (18.05.02).
Столь тонкий, уютный, с болью ушедший мир. Прекрасная экскурсия, принесшая умиротворение и желание придерживаться «золотого течения» и в своей жизни… (03.07.11).
Потрясающая экскурсия! <Экскурсовод> доставила большую радость, удовольствие, массу знаний (12.12.11).
Нет слов! Души наших предков возликовали вместе с нами! Русскому человеку невозможно остаться равнодушным: это мы, наша Родина! Спасибо! (б/д).
Судя по отзывам, на музейных экскурсиях (в первую очередь театрализованных, но не только) посетители испытывают столь же сильные, сколь и разнообразные эмоции: «радость» (30.01.98), «восторг» (20.11.11), «удовольствие» (20.02.06, 25.11.11, 12.12.11) и даже «священный трепет. Как в церкви у мощей святых» (08.06.12). Посещение музея «будит потаенные уголки души» (13.09.92, 23.03.96), приносит людям «умиротворение» (03.07.11) и «заряд позитивной энергии» (05.01.12); они часто бывают «потрясены» увиденным и услышанным (18.04.02, 11.12.11, 12.12.11), у них «замирает сердце» (15.12.11) и «ликует душа» (б/д). Впечатления от экспозиции и самих палат нередко описываются через телесные ощущения: «запаха тех лет» (14.09.01), русского «духа» (14.03.04), «аромата» (02.01.98) или «атмосферы» старины (18.04.03, 14.03.04), а также «уюта» и «тепла» (28.11.93, 03.07.11, 23.09.11). Словом, в представлении многих посетителей знакомство с историческим музеем является в первую очередь чувственным и эмоциональным опытом. Более того, он оказывается (или по крайней мере кажется) важнее интеллектуального: характерно, что в вышеприведенных текстах «интерес» и «масса знаний», за которые посетители благодарят экскурсоводов, упоминаются в самом конце, после «радости», «наслаждения», «любви», «счастья» и «удовольствия». Похоже, что эта последовательность отражает не только сиюминутные реакции публики, но и общую логику формирования образа прошлого в ПБР: здесь эмоции предшествуют знаниям, точнее сопровождают и обуславливают их. Близость прошлого и актуализируемая в музее этнокультурная идентичность прежде всего ощущаются и переживаются, а уж затем — осознаются.
Как бы то ни было, все вышесказанное свидетельствует о том, что музей, несомненно, производит впечатление на посетителей. И происходит это, очевидно, не только за счет «аппаратных средств», то есть самого здания, реконструированных интерьеров и музейных предметов, особым образом воспринимаемых и интерпретируемых зрителем, но и за счет «программного обеспечения» — специальных техник и приемов, посредством которых музейные сотрудники направляют и форматируют это восприятие. Иначе говоря, производство впечатления — это в том числе и активный процесс; оно не просто возникает в голове у посетителя, а именно производится музеем. Такой ракурс позволяет поставить вопрос о технологиях этого производства, о формах и механизмах конструирования определенных исторических образов как в ментальной, так и в эмоциональной сфере.
В случае с ПБР одной из основных и наиболее эффективных таких технологий, несомненно, является театрализация, давно, широко и активно используемая в работе музея. В силу своей зрелищности и драматургичности она оказывает мощное воздействие на посетителей и в значительной мере определяет те исторические образы, которые формируются в их сознании. То есть вышеупомянутое «анахронистское» восприятие прошлого, доминирующее в книгах отзывов, в известной мере «произведено по этой технологии». Как же организовано это «производство»? Каковы ключевые составляющие «производственного процесса»? Какие конкретные инструменты и техники обеспечивают такой эффект? Каким образом и за счет чего театрализация становится средством эмоционального освоения прошлого? Нижеследующие рассуждения представляют собой попытку ответить на эти вопросы, основанную главным образом на данных длительного включенного наблюдения и личного опыта работы в музее в 1995–2015 годах, а также на отзывах посетителей, материалах анкетирования, интервью и беседах с коллегами.
Сегодня театрализация в том или ином виде присутствует, пожалуй, в большинстве музеев исторического, краеведческого или этнографического профиля677. Однако еще пару десятилетий назад музейные инсценировки являлись скорее новацией, чем нормой, и ПБР были среди пионеров их освоения и внедрения в практику работы с посетителями. Первая театрализованная экскурсия, появившаяся здесь вскоре после открытия новой экспозиции в начале 1990‐х годов, была рассчитана на младших школьников и называлась «В гостях у боярина» (согласно сценарию, экскурсовод-«ключница» после приветствия «гостей» «боярином» на крыльце дома проводила их по палатам, где они встречались также и с «боярыней», рассказывавшей им о своей жизни и одаривавшей подарками). Довольно скоро эта экскурсия приобрела большую популярность и, претерпев с годами некоторые изменения, до сих пор остается одной из самых востребованных в музее, являясь своего рода «фирменным продуктом» ПБР.
Вслед за «боярской» экскурсией театрализация постепенно распространялась и на другие виды и формы музейной деятельности: праздники («Новый год и Рождество», «Масленица», «Пасха»), экскурсии («Сказка ложь, да в ней намек»), включалась в музейные программы и отдельные занятия («Как жили москвичи в древности», «Преданья старины глубокой», «Воинское искусство Руси (XVI–XVII вв.)». Театр занимал все более заметное и легитимное место в работе музея: по мере расширения «репертуара» (и попутного роста театрального гардероба и реквизита) мы — экскурсоводы, методисты и другие сотрудники — с энтузиазмом осваивали новые роли, все больше вовлекаясь в процесс, и живые люди в реконструированных костюмах становились привычным элементом музейных интерьеров. Словом, театрализация из новаторского эксперимента довольно быстро превратилась в рутинную практику, став нормальной и полноправной частью музейной повседневности.
Если появление театрализации как новой формы работы с посетителями было связано с новаторскими амбициями руководства и творческим энтузиазмом коллектива, то быстрота и легкость, с которой театр укоренился в жизни и работе музея, имеют, на мой взгляд, более глубокие основания и определяются особенностями экспозиции ПБР, которая, в отличие от классической объектно-центричной музейной парадигмы, ориентирована скорее на создание образа и атмосферы, чем на демонстрацию предметов. Она построена как реконструкция (или модель) интерьеров боярского дома, то есть мебель и вещи в каждой комнате расположены так, как это могло бы быть в реальности. Такой принцип организации экспозиции порождает прямые ассоциации с театром678 и имеет совершенно определенные следствия, а именно «вызывает чувство присутствия в доме его обитателей: „боярина“, „боярыни“, „слуг“ и т. п.»679; кажется, будто они только что были здесь и ненадолго вышли. В общей картине старинного дома его обитатели оказываются недостающим элементом, отсутствующим, но непременно подразумевающимся.
Очевидно, именно стремление устранить этот досадный недостаток, заполнить эту структурную лакуну обусловило появление в экспозиции сначала двух манекенов в образе девушек за рукоделием, а затем и живых людей в реконструированных костюмах XVII века. Если на обычных экскурсиях и занятиях экскурсовод вынужден «оживлять» свой рассказ почти исключительно вербальными средствами, мобилизуя воображение зрителей и помогая им представить ту или иную сцену из боярского быта, то музейная инсценировка позволяет воплотить ее в интерьере, материализовав воображаемое. Призванная «оживить» воссоздаваемое в музее прошлое, театрализация, таким образом, становится вполне логичным продолжением и органичным дополнением интерьерной экспозиции, реализующим ее театральный потенциал и воплощающим порождаемые ей ожидания и образы (ПМА 4680). Продолжая компьютерную метафору, можно сказать, что театральная «программа» идеально подходит к имеющемуся музейному «оборудованию».
Вместе с тем костюмированные инсценировки — это, конечно, не просто функциональное приложение экспозиции, а отдельная форма музейной работы со своими жанровыми особенностями, собственными средствами выразительности и влияния. Именно эти «программные средства» интересуют нас прежде всего. Рассмотрим их на примере театрализованных программ для взрослой аудитории.
В настоящее время ПБР предлагает две такие программы: «Московский быт XVII века (по „Домострою“)» и «Россия XVII века. Старина и новизна в повседневной жизни». Они очевидным образом различаются тематически (в первой повседневная жизнь боярского дома представлена в связи с известным литературным памятником, а во второй — в контексте российской модернизации на европейском фоне), но при этом обе программы построены по единому принципу и имеют схожую структуру. После вступительной лекции-беседы, на которой гости получают общую информацию по теме экскурсии, их приглашают в палаты, где, переходя по определенному маршруту из комнаты в комнату, они становятся свидетелями (и отчасти участниками) разных бытовых сцен из жизни боярского дома. В палатах их сопровождает экскурсовод, разъясняющий и комментирующий происходящее, сообщающий дополнительную информацию по теме и взаимодействующий с персонажами. Обе программы включают небольшое угощение и музыкальные номера: в первом случае это несколько русских акапельных пьес, а во втором — европейские инструментальные композиции, исполняемые на исторических инструментах, а также стилизованная под народную песня современного автора.
С точки зрения производства впечатления и формирования исторических образов очень важной является вступительная лекция-беседа, предваряющая собственно театральную часть программы. Ее функция не исчерпывается сообщением исторических сведений, составляющих фактический контекст темы; одновременно здесь задается идеологическая и стилистическая рамка всей экскурсии, предъявляется схема для интерпретации сообщаемой информации, настраивается оптика, в которой зрителю предлагается воспринимать демонстрируемые «картинки московской жизни». Эти «картинки» плотно перекликаются с текстом лекции и служат не просто ее иллюстрациями, но своего рода художественными аргументами, подкрепляющими основной месседж программы, также сформулированный во вводной части.