Нормы церковно-семейного права и «Закон градский», составившие книгу «Мерило праведное», вместе с «Русской правдой» с начала XII века оказались у нас в положении неизменяемых законов, т. е. в некотором смысле играли роль Конституции. И так продолжалось почти четыре века, в течение которых законодательствовать в пределах всей Владимирской Руси стало некому, хотя различные земли свои грамоты издавали (была составлена Новгородская судная грамота, Псковская судная грамота, некоторые князья издавали отдельные небольшие уставы). В это время связи между землями совсем ослабли. Наступил период глубочайшей раздробленности, вызванный вторжениями как с Запада, так и с Востока (с одной стороны, немцев, венгров, поляков, с другой, — Орды).
Следующим общерусским кодексом стал «Судебник» Ивана III, основателя единой Российской державы, который был издан в 1497 году (по сути дела, этим «Судебником» и закончилось создание исторической России). Но и при его подготовке «Русскую правду» вместе с «Мерилом праведным» законодатели рассматривали как некий источник правоспособности. Эти законы уже никто не считал себя вправе изменять или дополнять. Такое же отношение к ним сохранилось при подготовке и исправленного судебника, названного «Судебником Ивана IV» (1550), и «Соборного уложения царя Алексея Михайловича» (1648-1649).
Итак, в средневековой русской традиции есть место Конституции в качестве основного закона. Конституцией в том же качестве обладала и Россия в начале XX века. Следовательно, таковая Конституция в нашем государстве возможна, она в русской традиции. Но чтобы нынешняя Конституция России приобрела настоящую прочность, она должна быть связана со старым законодательством России. При этом неважно, будет ли выстраиваться традиция от «Русской правды» XI века или только от «Основных законов Российской империи». И в том, и в другом варианте это приведет к восстановлению конституционной традиции и, тем самым, стабильной конституционной практики, каковой в настоящий момент мы не имеем.
1. ВОПРОС О ПРАВОПРЕЕМСТВЕ. Во всех случаях, когда речь не идет о создании нового государства на новой территории, первенствующим вопросом конституции является вопрос о правопреемстве. Даже государства, не сложившиеся исторически, всегда ищут малейшего повода установить некое правопреемство. Так, упоминавшиеся Латвия и Эстония декларировали в 1991 году свое правопреемство по отношению к государствам Латвия и Эстония, существовавшим всего лишь с 1920 по 1940 годы.
Авторы же проекта нашей Конституции вообще опустили вопрос о правопреемстве, потому что декларирование в 1993 году правопреемства, связывающего Российскую Федерацию с Российской империей или с Советским Союзом, порождали моментальные и совершенно законные территориальные претензии, хотя и несколько различные. А декларирование правопреемства по отношению к Российской Федерации в составе СССР означало постановку вопроса о возвращении русского имущества, попавшего в сопредельные независимые государства, причем, имущества весьма значительного (скажем, масштаба Рижского автозавода, который являлся филиалом Горьковского автозавода и должен был бы ему и принадлежать в таком случае). В результате оказалось, что Российская Федерация вообще никакой исторической территории не имеет, а занимает непонятно откуда взявшуюся.
2. ВОПРОС О ТЕРРИТОРИИ. Как видим, вопрос о территории непосредственно связан с вопросом о правопреемстве. Он не решается теми конституциями, которые конституируют новое государство в исторически сложившейся и продолжающей существовать стране. Однако Российская Федерация за отсутствием положения о правопреемстве таковой исторически сложившейся страной не является (территория ее случайна). Тем не менее, вопрос о территории в ныне действующей Конституции также был опущен.
Надо заметить, что вопрос этот всегда очень тонкий, и разрешение его требует большого мастерства, ибо декларация новообразования чем-то единым и неделимым может окончиться весьма прискорбно. Например, Французская республика, декларировав, что она единая и неделимая, сразу решала два вопроса: вопрос о территории и вопрос о населении (территория — та, что была у Французского королевства; все население — французы). В ответ французы получили Вандейскую войну, в которой храбрая французская революционная армия потерпела полное фиаско. Нам традиционно преподносят Вандею, как восстание тупых необразованных крестьян против прогрессивной революции, хотя совершенно непонятно, почему бретонский крестьянин, прихожанин и верноподданный своего короля, тупее и необразованнее парижского «бесштанника» (именно так переводится с французского слово «санкюлот» — «sans-culotte», они сами так себя именовали). А в действительности, провозгласив основополагающий принцип, Французская республика заявила бретонцам, что они французы, в то время как французский король говорил: «Мои бретонцы» так же, как «Мои гасконцы» или «Мои французы». В конце концов, Вандейскую войну удалось прекратить только Наполеону, который снова сказал: «Мои бретонцы».
Вопрос о конституировании территории всегда интересен, но в нашей ситуации он приобретает особый оттенок. Мы молчим о правопреемстве, но если вопрос о территории Российской Федерации тоже опускается, это значит, что нынешняя ее территория создана Конституцией 1993 года. Но если территории Российской Федерации до 1993 года не существовало, то кто же конституировал территорию Чечни или Татарии? Почему не поднят вопрос об этих территориях? Иными словами, нынешняя Конституция построена так что республики и области выглядят исторически сложившимися, а Российская Федерация в целом — нет.
3. ВОПРОСЫ О НАСЕЛЕНИИ И ГРАЖДАНСТВЕ. Вопрос о населении может сливаться с вопросом о гражданстве, хотя они и не идентичны, так как вопрос о населении — это еще и вопрос об источнике Конституции. Французская конституция начинается недвусмысленно: «Мы — французский народ», и сразу становится ясно, кто является источником конституции. Потом уже можно рассуждать, насколько это весь французский народ, но, по крайней мере, формулировка абсолютно точна и конституционна.
Однако вопрос о населении Российской Федерации в Конституции 1993 года вообще никак не поставлен. Правда, там есть формулировка «многонациональный народ Российской Федерации», но эта формулировка очень странная. Во-первых, непонятно, какие нации составляют народ Российской Федерации. Во-вторых, очень многие современные ученые полагают, что многонациональных народов не бывает, а, скорее, бывают «многонародные» нации. В-третьих, эта формулировка не соответствует современным представлениям европейской науки, которая полагает нацию совокупностью полноправных граждан государства, вполне владеющих его официальным языком. Таким образом, и здесь в нашей Конституции имеется некий провал.
Более того, необычайно многословная, включающая десятки статей Конституция Российской Федерации выводит из своего состава и вопрос о гражданстве, указывая, что проблема гражданства решается «Законом о гражданстве» (т. е. «Закон о гражданстве» является подзаконным актом по отношению к Конституции). Но тогда возникает вопрос: кто же эту Конституцию принимал, если граждан на момент ее принятия не было? Ее принимала толпа? И точно так же за отсутствием положения о правопреемстве позволительно задать вопрос: кто в момент принятия Конституции 1993 года являлся гражданином Российской Федерации? Ответ очевиден: никто!
Я не преследую цель критиковать Конституцию РФ, но она позволяет иллюстрировать обычные положения конституций.
4. ПРОЧИЕ ВОПРОСЫ. После разрешения вопросов о правопреемстве, внутренних границах территории, составе населения и гражданстве конституции остается лишь указать тип государства, действующую форму государственной власти и перечислить основные незыблемые права граждан. Ограждая такие права, ряд конституций выделяет господствующую или покровительствуемую религию (иногда несколько). Так поступают и конституции европейских светских государств, принявших принцип отделения Церкви от государства. Эта норма, с одной стороны, ограждает демократические права большинства, а с другой, — защищает собственную культуру от экспансии чужой. Таково, кстати, было требование Православной Церкви к светскому Российскому государству, сформулированное 2(15) декабря 1917 года.
И последнее замечание: растягивать объем конституции ни в коем случае нельзя. Растянутая конституция, как ни парадоксально, вызывает больше сомнений в своей неизменяемости, чем конституция лаконичная.
Раздел 12НАЦИЯ И НАЦИОНАЛИЗМ
• Нация
• Национализм
Что такое нация? Латинский термин «natio» исходно означал то же самое, что греческий термин «этнос» и русский термин «народ» (русское слово «народ» и выглядит калькой латинского слова «natio»). Именно так — как «народ, этнос» — термин «нация» воспринимался на протяжении большей части всемирной истории. Однако постепенно он претерпел определенную эволюцию в западноевропейской культуре.
Эволюция термина «нация». В какой-то степени эту эволюцию принимала и марксистская наука, хотя в несколько причудливой форме. Марксистская наука исходила из того, что процесс классообразования на смену «племени» приводит «народность», а «нация» создается только в буржуазном обществе. Однако, если бы Карл Маркс смог отправиться на машине времени, скажем, в век XVII и объяснить тогдашним немцам, что они — не нация, обратно в свой XIX век он, скорее всего, вернулся бы без роскошной бороды. Отечественные историки в 60-е и особенно в 70-е годы XX века, стремясь избежать столкновения с марксистской доктриной, вообще не пользовались ни термином «нация», ни термином «народность», предпочитая писать «этнос», ибо «этнос» — термин не доктринальный, и им можно было назвать как то, что является народностью, так и то, что является нацией с марксистской точки зрения.