Зам. нач. политотделов МТС и совхозов в месячный срок должны были доложить итоги выполнения приказа ОГПУ № 1138/с об агентурных делах и результатах борьбы с контрреволюцией. Предписывалось прекратить массовую бесцельную, непродуманную вербовку. Необходимо было особо выделять из общей массы ценных, преданных и хорошо работающих резидентов, агентов и осведомителей. Предлагалось изменение методов руководства периферийными органами, отказ от канцелярско-бюрократических методов руководства из кабинета. Больше заниматься вопросами улучшения работы и усиления борьбы с контрреволюцией. Только при соблюдении этих условий предполагалось добиться успешного выполнения указаний ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 8 мая о том, «чтобы улучшить старые способы борьбы, рационализировать их и сделать удары ОГПУ более меткими и организованными»[371].
Не подвергая сомнению факт решающей роли заместителей начальников политотделов МТС по ОГПУ в проведении репрессий и обоснованной критики в их адрес со стороны начальников политотделов и других органов, следует отметить, что в изученных нами архивных источниках имеются документы, в которых приведены случаи, когда заместители начальников политотделов по ОГПУ конфликтовали со своими начальниками в МТС по вопросу о невнимательном отношении последних к нуждам колхозников, переживавших голод. Одним из таких документов является донесение заместителя начальника Информационного отдела ПП ОГПУ СКК Лаврушина. В нем рассказывается о ситуации в колхозе «Смена» Адыгеи, где в 1933 г. наступил голод, о голодной смертности колхозников, приводятся следующие факты: «Колхоз „Смена“ выполнил госпоставку на 94 %, натуроплату МТС на 100 %, задолженность государству заключается в 129 ц зерна. По официальным сведениям, колхоз после погашения задолженности государству имеет распределить более 1000 ц зерна среди колхозников, что составит около 2 кг на трудодень. Вследствие бюрократического отношения райорганизаций и МТС доходы колхоза не распределены до настоящего времени, директор МТС и нач. политотдела 5 раз возвращали делегатов колхоза, отказывая им в производстве подсчетов и распределения, несмотря на своевременную информацию зам. нач. политотдела, сообщавшего нач. политотдела и секретарю райкома ВКП(б) о тяжелом материальном положении колхоза»[372].
Характеризуя проблемы в деятельности заместителей начальников политотделов МТС по ОГПУ, следует указать и на их наличие во взаимоотношениях с региональными структурами ОГПУ-НКВД. Судя по всему, к осени 1934 г. очевидным стал факт несогласованности оперативных действий краевых и областных органов НКВД с политотделами МТС в решении главной задачи – противодействия «вредительской деятельности контрреволюционных элементов» в колхозах и советской деревне в целом. О существовании этой проблемы было указано в циркулярном письме заместителя наркома внутренних дел Агранова региональным органам НКВД, датированном 15 октября 1934 г.
В нем, в частности, говорилось:
«Классовый враг пытается нащупать новые методы разложения изнутри и использования колхозной формы для консолидации враждебных колхозному строю сил… На это новое частично указывают материалы низового оперативного звена – заместители начальников политотделов МТС. Эти материалы проскальзывают и в сообщениях отдельных краевых (областных) управлений НКВД, которые не всегда умеют их должным образом оценить и, главное, сделать из них практические выводы в работе.
Несмотря на приказы бывшего ОГПУ № 0045–1933 г. и народного комиссара внутренних дел т. Ягоды № 0075–1934 г., указывавшие, что основной задачей заместителей начальников ПО МТС является активная борьба с контрреволюцией в социалистическом секторе сельского хозяйства, на местах продолжает оставаться нетерпимое положение, когда заместители начальников ПО МТС предоставлены сами себе и стоят в стороне от непосредственной борьбы с классовым врагом, вне тех оперативных задач, которые разрешает НКВД»[373].
Как уже отмечалось, репрессивные методы в деятельности политотделов МТС занимали важнейшее место. Само их появление в советской деревне было результатом задуманной сталинским руководством операции по наведению там порядка с помощью «жесткой руки». И политотделы на практике стали «карающим мечом» партии, низовой структурой в деревне всей мощной системы ОГПУ. Вместе с другими органами ОГПУ они продолжили репрессии против крестьян, которые уже активно осуществлялись в кризисных регионах в ходе хлебозаготовительной кампании 1932 г. Как следует из изученных источников, эти репрессии с появлением политотделов стали еще более масштабные. Часто они выходили за рамки разумного.
Так, 20 февраля 1933 г. первый секретарь Днепропетровского ОК КП(б)У М. М. Хатаевич сообщал Сталину о положении в области. Он писал, что количество арестованных по области к 1 февраля составило более 25 тысяч человек. Из них более тысячи были членами ВКП(б). «В арестных помещениях в районах творились неописуемые вещи. Арестованные стояли в нетопленных помещениях (в сараях), раздетые, тесно прижавшись один к другому, и не могли даже сесть. На один кв. метр площади приходилось 3–4 арестованных. Арестовывал всякий, кто хотел: не только каждый милиционер, не только уполномоченный по хлебозаготовкам, но и письмоносцы, но и уполномоченный какой-нибудь Вукопкниги. В очень большом проценте были арестованы люди, которых вовсе не следовало арестовывать, а действительные враги и саботажники от ареста ускользали. Нам пришлось создать специальные комиссии (до 15 комиссий), которые срочно выехали в районы, пересмотрели всех арестованных и более 25 % тут же освободили»[374]. Одновременно стали проходить массовые исключения местными властями не внушающих доверия лиц из колхозов. В некоторых регионах эти исключения носили массовый характер. Если бы не корректировки центра, то в некоторых колхозах некому было бы работать.
В Нижневолжском крае в закрытом письме от 28 февраля 1933 г. секретарь крайкома ВКП(б) В. В. Птуха предписал всем обкомам, горкомам, райкомам партии, начальникам политотделов МТС в целях предотвращения механического подхода в деле проведения репрессивных мероприятий исключение из колхозов проводить на общих собраниях колхозников. При этом правильность исключений должны были тщательно проверять руководители МТС, начальники политотделов и райкомов[375].
12 марта 1933 г. инструктор ВЦИК Миха сообщал ВЦИК об ужасающем положении в Еланском районе Нижневолжского края. По его словам, партийные ячейки были настолько засорены, что большинство их кандидатов оказались «чуждыми, ворами и совершенно неприемлемыми».
«Вся работа проверяется голым администрированием, поголовными обысками и арестами, сплошным исключением из колхозов без различия между кулаком и честным колхозником, подряд, без разбора. Вместо нажима на кулака и приближения к себе честного колхозника-ударника, вместо классовой дифференциации, вместо массовой и разъяснительной работы проводятся массовые репрессии. Вместо засыпки семян идет буквально засыпка людей, и этим прикрывают не только свое неумение работать, но вора, лодыря и кулака. Не приближают к себе честного колхозника, а его отталкивают, бросают в объятия кулака, так как его во всех мероприятиях репрессивного характера приравнивают к кулаку. А кулак проскакивает и остается нетронутым в стороне. Не ищут организатора саботажа, а нажимают на тех, кто поддается, кто сам стремится лучше работать.
Арестовывают и обыскивают все кому не лень: и члены сельсоветов, и уполномоченные, и члены штурмовых бригад, и вообще всякий комсомолец, всякий, кому не лень. А действительные виновники расхищения также не отстают, проявляют свою активность в обысках, отводя этим от себя всякие подозрения. За этот год осуждено судами в районе 12 % хозяйств, 4 % трудового населения, не считая раскулаченных высланных хозяйств, оштрафованных и т. д. По подсчетам бывшего здесь ком. краевого прокурора Васильева, за год репрессировано 15 % взрослого населения. Если к этому прибавить, что за последний месяц исключено из колхозов в районе около 800 хозяйств, а в отдельных колхозах до 22 % колхозников („Новый путь“), то масштаб репрессивных действий в районе будет ясен.
К этому нужно добавить, что в отдельных сельсоветах (Вязовка) за одну ночь арестовывают всех имеющихся налицо без различия 30 трудоспособных, в самой Елани один уполномоченный за пять дней производит 57 обысков, причем имеются массовые случаи присвоения имущества производящими обыски должностными лицами (Елань, Вязовка и т. д.). В Елани проводят обыск у нарсудьи Сайкина (конечно, ничего не находят!), в Петровском исключают из колхоза и лишают усадебной земли старика, отца трех членов партии, из которых один – политработник войск ОГПУ на Дальнем Востоке, другой служит в Особой Дальневосточной армии, а третий – инструктор райкома ВКП(б) Чернущенко и т. д. В некоторых местах просто издеваются: в В… член бригады содействия милиции Максимов вызывает к себе на засыпку семян беднячку Пивоварову, не могущую к нему явиться за отсутствием валенок. Он посылает ей свои валенки, та немедленно приходит, и тот – Максимов снимает с нее валенки и заставляет ее пойти домой по снегу босиком»[376].
19 сентября 1933 г. зам. начальника политотдела ГУРКМ по ОГПУ Балаян в информационной сводке сообщил, что в колхозе «Интемак» Аулиэ-Атанского района Южноказахстанской области участковым инспектором РУМ Конбасуновым, предаулсовета Малкеевым, предколхоза Тилеповым, секретарем аулсовета Исанкуловым и другими систематически избивались колхозники и колхозницы.
«17 мая 4 колхозника и бригадир были избиты Конбасуновым плетью и наганом до потери сознания за собирание черепах для еды во время работы в поле. Эти же колхозники вторично были избиты плетьми в колхозе. В тот же день ими в пьяном состоянии был избит работник колхоза Тахсамбаев.